УРГА

Я ушёл навсегда на заре долгожданной  субботы,

Привязав за плечо шестовину старинной урги.

Не ищите меня. Я в заказнике вечной свободы,

Где следы исчезают в заносах песчаной пурги.

Вам меня не найти. Не сказать лаконичное  «Здрасте!»

Ветры тропы ко мне хорошенько песком замели.

Я возьму этот шток, на котором полощутся страсти,

И с размаху воткну, пуповину пронзая Земли.

И кошмовый шатёр под небесною синью раскину.

А вокруг табуны, проторяя весенний маршрут,

Молодую траву разбивают копытом в мякину.

И,  завидев меня, потихоньку приветственно ржут.

Заслоняя зенит, в голубой глубине небосвода

Первозданным крестом распластался по небу орёл.

В этих дивных местах я расстался с тобой, несвобода.

В этой дикой степи я любовь и свободу обрёл.

Здешний воздух пропитан пьянящим любви ароматом.

И вдыхая его сквозь дымящийся утра кальян,

Я за счастьем прошёл по степи одиноким сарматом,

Как за волей когда-то давно здесь ходил Емельян.

И тебя повстречал я на самом краю Ойкумены,

Где целинную новь не сквернил ещё плуг бороздой.

Я увидел в глазах твоих чёрных огни перемены

И пленился навеки монгольской твоей красотой.

Я так долго искал тебя в вихре случайных событий.

Ты услышала зов среди шума вселенской игры.

И сегодня с тобою в экстазе сакральных соитий

мы осанну поём, созидая иные миры…

 

БАБЬЕ  ЛЕТО

 

Пролетело лето. Пролетело,

Тучным нивам золотом воздало.

Над лугами ветром засвистело,

А потом внезапно перестало.

 

И позвало тихим этим свистом

К берегам далеким птичью стаю.

Мне вчера приснилась в поле чистом

Та, с которой встречи ожидаю.

 

Припозднилась осень, припозднилась…

На пути неверном заплуталась.

Та, что накануне мне приснилась,

Серых дней несёт в душе усталость.

 

Голову склонив манером рабьим –

В жизни нрав её хотя неистов –

Молит, чтоб позволил летом бабьим

Ей любовь познать небесный Пристав.

 

Осень не пришла. Ошиблась сроком.

Налились зерном посевы гречи.

Та, что мне приснилась ненароком,

С нетерпеньем ждёт со мною встречи.

 

Осень в роще к дубу прислонилась–

Чёрный лес торжественен и светел.

Только ту, которая приснилась,

Я нигде пока ещё не встретил.

 

Сшиты небеса из синих клеток

Паучков серебряным последом.

И судьба, быть может, напоследок

Нам подарит счастье бабьим летом.

 

САЛАВАТ

 

На месте том, где волею Творца,

Как пал степной когда-то мчались гунны,

На яр вознёс башкирского бойца

Над Агиделью жеребец чугунный.

 

Батыр застыл у вод своей реки –

Он юн летами и в боях измучен –

и смотрит вдаль, где, воле вопреки,

Построен град среди речных излучин.

 

Давно он жил – годов не перечесть

От той поры несчастий и разброда.

Рождённый город назван в его честь,

Как дар любви башкирского народа.

 

Тот город рос, а с ним мужали мы,

Его любя, хотя он был не бросок.

И улицы средь лета и зимы

Шагали прямо в степь с чертёжных досок.

 

Трудились мы, содействуя казне,

Взгоняя нефть в бензин и аммофосы.

И не могли в дурном присниться сне

Грядущих лет лихих метаморфозы.

 

Про время то кто только не писал –

Мы рвались вверх, проскакивая мили.

И жерла труб, уткнувшись в небеса,

В них ядовито шлейфами дымили.

 

От злых дымов был воздух кисловат.

Он душу ел, но песня не про это…

Тебя навек прославят, Салават,

Стихи тобой рождённого Поэта.

 

ОФО*

 

Моя кровь стала ржавой. Теперь она ферромагнитна –

Меня тянет к металлу. И вовсе не тянет к добру.

Потаённую дверцу в душе своей я отопру,

Чтоб увидеть в пугающем чёрном пространстве огни на

Бесконечно далёком и близком от нас берегу

Речки времени Стикс, что впадает в безвременье Леты.

 

Недоступны в цене за продление жизни билеты.

За ценой не стою – я готов на любой перекуп.

 

Всё, что было сверх меры отсыпано Вышним, профу…

Мне теперь часто снятся Тартар и горящий детинец.

Я решился всё бросить и срочно уехать в Уфу,

Чтоб пожить там немного в одной из доступных гостиниц…

 

Расписался я быстро на бланке в последней графе

И стремглав – черепахой – в свой номер. Спасибо Зенонам!

На карнизе моргало страдальчески слово «ОФО »,

В темноте освещая дорогу мертвецким ксеноном.

 

Мне мерцал, будто дальние звёзды, искусственный свет,

Проходя через мутные стёкла на старом балконе.

На столе три тетрадки и книга – потрёпанный Фет.

И трёхлетний зловонный коньяк в огранённом флаконе

 

Я плеснул из флакона на донце напиток хмельной

И его проглотил, заедая полоской лимона.

Вдруг в движенье пришла моей чёрной изнанки флегмона,

Сквозь каверны исторгнув наружу скопившийся гной.

 

И, воспряв, возмечтал я: «Себя на труды обреку.

Буду строить дома, и высаживать парки…et cetra».

Кружит голову маслом эфирным лимонная цедра…

 

Мчится жизни река – я стою на её берегу.

 

 

 

 

…………………………………………………………………………………………………….

ОФО  (башк.) – транск. ЕФЕ – УФА

 

 

 АМАЗОНКИ

 

Грай ворон и грачей

Над степями Башкирий.

Натяженье узды.

Абрис сгорбленных всадниц.

В дымке светлых ночей

Мчатся тени валькирий.

Пот сметают хвосты

С конских взмыленных задниц.

Приторочен сычуг

К седловине опрелой.

К оскоплённой груди

Мах руки с тетивою –

Сквозь плетенье кольчуг

Бьют калёные стрелы.

Всё в огне. Позади

Дети сирые воют.

Эта древняя быль,

Видно, к лиху мне снится.

Рог победно трубит

И пугает спросонок…

Первобытная пыль

Угольками стернится…

…Я той ночью убит

Был стрелой амазонок.

 

 

ЭПОХА

 

Не знакомые с Дао и чудом бонсая,

Наши предки, кайло в мёрзлый камень вонзая,

Шли вперёд, всё своё доверяя котомкам,

Чтобы счастье досталось далёким потомкам.

И привиделось мне, как в кристалле друидца,

Будто счастье большое сквозь время струится

И мерцает, подобно миров мириадам.

Протяни только руку, и вот оно – рядом…

Но до счастья, увы, безразмерные вёрсты.

В небесах бесконечные хляби развёрсты,

Отражаясь зеркально в бездонных глубинах.

Нам не светят сакральные звёзды в рубинах.

Вместо них залетел на кремлёвские спицы

Двоеглавый орёл позабытых амбиций.

Эта дивная птица, как сказочный кочет,

Золотым опереньем гордыню щекочет.

Мы всё время в шальном ожидании чуда.

В нашем мире больном коронован Иуда.

У Кремля притулился гранитный некрополь.

Нас, как пеплом, бедою осыпал Чернобыль,

Край времён очертив под звездою горючей.

Этот век награждает судьбою байстрючей,

Вылепляя уродцев из душ наших воска – Наша жизнь опрокинута в триптихи Босха.

Ненасытные гложут Россию обжоры.

Мимо нас наши недра уходят в оффшоры,

Превращаясь за морем в чужие караты.

Вместо золота чёрные всюду квадраты.

Мы ослепли, отведав свободы глоточек.

Нас пиарят клинками словесных заточек,

В лица нагло швыряя, как камень, перчатки.

В книге нашей Судьбы каждый день опечатки.

Время мчится, сжигая мосты – циферблаты,

Чтобы в миг, предназначенный нам для расплаты,

Дать под дых хитроумным финтом апперкота.

Жизнь лишилась способности плавного хода.

Видно, в небе сгорели опять реостаты.

Полыхает душа аденомой простаты.

Усыханье стыда. Вивисекция духа.

Принимала нас в мир, знать, не та повитуха.

Год за годом идут, а всё так же фигово.

Объясни, Ты куда нас ведёшь, Иегова?

Слёзы душат от чада глубин преисподней.

Мы несём Русский крест, вместо правды Господней.

Всё слабее и тише стихи пилигрима.

Гаснут отсветы дальние Третьего Рима.

Тяжелеют басы и трагичней аккорды.

Наша кровь закипает в глубинах аорты,

На беду отзываясь глуши кандопожей.

В этом гневе я чувствую промысел Божий.

От далёкой яранги эвенка простого

До дворцов белокаменных папы – Ростова

По просторам разносится топот забойный.

По земле растекается посвист разбойный.

Это свищет судьбина лихими годками.

Это время грохочет стальными катками,

Убегая от прошлого, словно из плена.

Нас планида поставила всех на колена

Перед строем казённым на плаце дисбата.

Это участь периода полураспада.

Созидая и тотчас свергая кумиров,

Мельтеша, будто в клипе рекламы « Nemiroff»,

Время мчится, приметы былого стирая.

Я кричу, до разрыва гортань раздирая –

Хоть расплющен, подобно коровьей лепёхе   –

«Аллилуйя!» навстречу летящей эпохе.

 

 

МУЗА-ОСЕНЬ

 

Пожелтев, покраснев, изменив свою суть  – гугеноты,

Оторвавшись от веток, взметнулись стеною цунами.

В сонной роще гудящие басом деревья-блокноты

Разбросали вдогонку вселенным листки с письменами.

 

Я ищу письмена и сшиваю неспешно стежками

Перекрученных троп, крутизной восхищаясь извилин.

Сквозь тягучий мираж пролетел, с площадными смешками,

Над кустами рябин до конца не проснувшийся филин.

 

Под ногой перезрелых листков шелестящая осыпь.

Стылый ветер мне в уши свистит несусветную ересь.

На пригорке кургузом ольхи одинокая особь

Ждёт печально кого-то, накинув истлевшую ферязь.

 

Бабье лето, спеша, поклонилось друидову храму

И стремглав унеслось, за собой не оставив и следа.

Октябрю чёрный дятел стучит на ольхе телеграмму,

Умоляя вернуть, хоть на время, сбежавшее лето.

 

Тихо музы поют – слышу явственно ямбохореи –

Время их подошло. Мир мой с духом искусства соосен.

Объявись, наконец, и покой привнеси поскорее

В беспокойную душу мою, благодатная осень!

 

 

 СТИХИ  И  СТИХИИ

 

В наших душах отлив обнажил неликвиды.

Черти газ поддают, прогревая тандыры.

А чтоб вверх улетали угара флюиды,

В тверди неба просверлены «чёрные дыры».

 

Жупел глотку свербит – слой защитный продрелен,

Словно доски весною под устья скворечен.

Я поэт – и давно должен быть бы расстрелян.

На худое – хотя бы отравлен, повешен.

 

Но я жив вопреки прописному поверью

И смотрю на себя – взгляд мой потусторонен.

Дух свой падший спасая в соборах под Тверью,

Вижу демонов древних сквозь склепы в Вероне.

 

Досконально я ими, дружище, изучен –

Им «стучит» специально обученный гоблин.

За моею спиной приговор мой озвучен

И палач к исполненью его подготовлен.

 

Смерть за мною впритык. А за тонкою гранью

Жизнь. Та грань отделяет живот мой от смерти.

Я рванул в неизвестное утренней ранью.

Пели ангелы чёрные реквием Верди.

 

Грань прорвал я и буду расстрелян едва ли.

И повешен я тоже не буду, пожалуй.

Средь цветущих Болоний, Провансов, Вестфалий

Я бреду одиноко – уставший хожалый.

 

Мне с трудом удалось эти годы лихие

Пережить – я не вор, не разбойник, не ландскнехт.

Я в пространство стремлюсь, где стихи и стихии…

Это Русь.

                Там светло и… Божественно пахнет!

 

 

 

БЕРМУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК

                               В.Набокову

 

Во времена душевных смут,

Когда ни Тора, ни Талмуд

Не помогли – в воде Бермуд

Искал я тщетно вдохновенье.

 

Усугубляя мой раздрай,

Гудел вдали тростник – «курай».

И тут возник – не обмирай! –

Мир инфернальный на мгновенье.

 

Раздвинув стык бермудских плит,

Взмыл столб, сиянием облит.

Из тёмных вод на свет Лилит

Взошла – вся в кипенном шампанском.

 

Я был испуган и нелеп,

Как обронивший сыр и хлеб

С осины вран, и, взвыв, «ослеп»

на бреге гибельном, «гишпанском».

 

Урчал прибой, как злой манул.

Я липкий пот со лба смахнул.

Диск солнца в море потонул –

Покой в лазурных водах канул.

 

Фантасмагория, бурлеск.

Шипел зловеще пены всплеск.

И дух – как мокрой кожи блеск –

Огнём ирид жемчужных гранул

Во тьме таинственно витал.

 

Тлел в бездне, булькая, металл.

Меня смертельный хлад обдал

Из приоткрытой преисподней.

 

Насквозь от страха я промок.

На ноги будто кто замок
надел – я сдвинуться не мог –

в тот незабвенный день Господний.

 

Прамать языческих Венер

С французской лёгкостью манер

С меня стянула пуловер –

Затрясся я, как юный школьник…

 

…Но, в духе древнего лубка,

Призвал срамного голубка

Невинной прелестью лобка

Любви Бермудский треугольник…

 

 

УЛУГБЕК

 

Над ямой всплыло облако-тюрбан,

Эпох прошедших звук дошёл до уха.

В лучах зари – как огненный тюльпан –

Дрожит флюид разбуженного духа…

 

Над ним летали раньше стерхи, но…

Теперь здесь в прах размолотые квадры.

Я вижу, словно в стереокино,

Прошедшего разрозненные кадры.

 

Когда века достигли середин,

Устав от мук безудержного бега –

В стране, где жил пройдоха Насреддин,

Взошла звезда эмира Улугбека.

 

В руках он держит жезл и калам,

В зиндане мирно спят топор и плаха.

В его лице обрёл седой Ислам

Слугу и сына вечного Аллаха.

 

Властитель дум, поэт, и звездочёт,

Ходжа и маг восточного глагола –

Познал при жизни славу и почёт

Великий внук великого Могола.

 

С младых ногтей до белой бороды

Он время жизни посвящал, с лихвою,

Тому, чтоб вникнуть в сущность доброты

И тайны звёзд над спящею Хивою.

 

Но вдруг мятеж. Секира и кинжал

Обагрены и души нищих ржавы.

Как в балагане кукловод, держал –

Перевернув вверх дном судьбу державы –

Один из сыновей в руках событий нить.

Чего творит, не понимая толком,

Отдал приказ отца скорей казнить.

Распорядившись так сыновним долгом…

 

Зажатые у Вечности в тисках,

На дне воронки древнего раскопа

Среди пустыни в выжженных песках

Лежат руины башен телескопа…