Хороший ( рассказ)

 

Хороший.

 

«И почему  так - одни быстро ломаются, а другие только сгибаются?» - маленькая Галия собирала  едва распустившиеся веточки сиреневых кустов во дворе своего дома.

Гнула, ломала, а те, что не могла оборвать, перекусывала зубами, отчаянно сплёвывая горькую слюну.  

Сжимала тонкие прутики с клейкими листиками маленькой рукой и оглядывалась на окна своей квартиры на первом этаже. Она немного торопилась. Дома остался младший брат  без присмотра, да и собранные веточки необходимо  быстро поставить в  графин с водой, чтобы  не завяли, а завтра отнести бабушке.  

 

В Алма-Ате весна щедрая на краски и запахи. По всей  улице плыли  ароматы цветущих деревьев  и сиреневых  кустов, которые  вскоре забились запахами и пылью повсеместного послевоенного строительства. 

 Семья  Галии  этой зимой переехала в новый двухэтажный дом, из желтого веселого кирпича. Соседей мало, всего один подъезд, да и те все папины сослуживцы - военные,  в основном  холостые, играть не с кем. Галия ждала, когда братишка подрастёт. И брат рос, но не так быстро как хотелось бы сестре, да и куклы его не занимали вовсе, он всё больше играл в машину. Пристроится к родительской кровати, дёргает железное изголовье, рычит  и фыркает как перегретый грузовик.

 Она  оглядела двор: слева - стройка, справа - стройка, посередине кучка дровяных сараев и два деревянных туалета, вперемежку с сиреневыми кустами, и  по - всему периметру    жмутся густые сиреневые заросли, низкие яблони и урюк: где тут игры разводить?!

 Из  соседнего двора тоже доносится  шум стройки, с улицы, недавно проложенной, слышен грохот  и рев несущихся грузовых машин, развозящих строительные материалы по всему городу. Теперь везде новострой.

За годы войны  Алма- Ата стала пристанищем  многим тысячам эвакуированных. Теснота   была страшная. Теперь, после победы, в городе полно военнопленных и местные власти  торопятся решить всё, что связанно со строительством, в том числе и  жилых домов. 

 

Вот и Галии дом построили  пленные  японцы. Только самих японцев она  никогда в глаза не видела.

Девочка снова подошла к кустам, потянула ветку и перед ней развернулась картина.

Напротив стояли два военнопленных, а третий – боец с ружьем – видимо охранявший их, что- то им выговаривал.

- …внутренняя отделка и  лестница.  Я за обедом  сбегаю на завод, а вы отсюда ни шагу, иначе расстрел на месте?! – объявил  грозно конвойный  и быстрым шагом вышел со двора. Было видно, сильно не переживал: поняли –  не поняли его указания иноземные пленники, главное -  сказано.

Пленные  всё время молчали, после ухода начальника, также молча и быстро, наполнили носилки строй материалом и занесли в подъезд  строящегося дома.

Галия всё еще держала в руке согнутую ветвь куста, но интерес к собиранию пропал. Хотелось подсмотреть за этими самыми япошками.

 

Родной город - Алма-Ата – в военное время  был  глубоким тылом,  за свою восьмилетнюю жизнь, половину из них - военных, Галия видела много разных людей: суровых военных, несчастных растерянных  эвакуированных,  понурых  пленных фашистов. Всех было жалко. А  вот  японцев  она видела впервые.

Из папиных вечерних рассказов знала что: работают они на вагоноремонтном заводе, их  меньше в Алма-Ате, чем немцев и похожи они на родных казахов, только не городских, а  сильно провинциальных, тех, что из дальних аулов. Так же мелко сложены телом,  на лицо смуглы и  скуласты.

 

Галия, побежала домой, проверить, не проснулся ли Кешка и поставить веточки в воду.

 Но дома была тишина. Послеобеденный сон  для маленького человека – обязательный. Так строго наказывала мама, и   младший брат  крепко спал, свесив руки и ноги с высокой  родительской кровати. Девочка быстро сунула веточки в ведро, некогда было возиться с графином,  и вернулась было во двор, но тут чутким ухом услышала шум, а потом и вопли младшего братца. Тот свалился с кровати во сне. Пришлось возвращаться на полпути, поднимать, успокаивать и вновь укладывать.

Во двор она вернулась не скоро.

« Интересно, они,  что понимают русский язык?» - вспомнила Галия   грозного бойца с ружьем. Наконец усыпив брата  и закрыв дверь на ключ, вернулась к кустам, из которых подглядывала  за японцами.

Полдень был в разгаре. Оба строителя были одни,  что - то месили в железном корыте босыми ногами и пели. Песня их была грустна и жалостлива, но вместе с тем светла, как бывает грусть по родному краю, так казалось Гале.

Она вышла из  кустов и несмело подошла ближе. Хотела  уловить  необычное для слуха песнопение. Казалось, пение зависит ровно от  одного вздоха, при другом вздохе звучание мелодии менялось. Она слушала и удивлялась.

Дома  иногда пели по вечерам. Всегда начинала мама своим сильным красивым голосом, а дочь подхватывала слабенько, но от всей  души.         

 

Один из них тот, что седой и сильно худой  в светлой нательной рубашке улыбнулся и кивнул ей. А второй, моложе, по пояс голый, при виде девочки стал петь громче. Потом они о чём - то  быстро договорились и молодой, так его окрестила Галия, прихватив инструменты,  ушёл в дом, а седой продолжал месить ногами раствор.

 

Пыльно, жарко, уже не слышны ароматы цветущих деревьев и девочка постояв немного, решила пойти домой.

« Ничего в них особенного, - удивилась она своему интересу -  Только очень - очень жалко».

Она уже сделал несколько шагов, как  вдруг услышала:

- Хор-р-рьёсый, хор- р-рьёсый - вновь повернувшись, с удивлением переспросила:

- Вы мне? - и  почему то представилась - Меня Галия зовут.

Японец ткнул кривым темным пальцем себя в грудь и повторил:

- Хор-р-рьёсый.

- Очень приятно, Галия!- опять повторила девочка.

Он засмеялся каким - то детски - старческим смехом. Высохшее личико  при этом всё  сморщилось,   узкие глаза совсем потерялись на маленьком  лице, зато широко открылся рот, в котором   торчали  редкие желтые зубы. Галия вежливо  улыбнулась и боязливо отошла.

 

 Она ещё немного понаблюдала за ним издали, и вернулась домой. 

Вечером, гуляя с братом, она видела, как они ждали своего конвоира, не дождавшись, устало поплелись сами, в сторону  завода по улице с новым названием – улица Ауэзова. Видимо и обед до них так и не доехал.        

 

- Их  скоро отправят обратно  в Японию. Уже подписаны все документы, - вечером, за ужином говорил отец - но ты близко к ним не подходи. Всё равно это - враг, врагом и останется. А эти двое,- отец кивнул в сторону строящегося дома - они  из первого лагерного отделения. Им можно передвигаться  и без военизированной охраны. 

 

На следующий день, рано  утром,  Галия собрала брата  и, подхватив приготовленные  веточки, отправилась  к бабушке. У неё сирени не было - только огород, который  семью Галии подкармливал,  вот обрадуется красоте такой!

Нужно  торопиться помочь с огородом и по  дому, а главное поскорее вернуться от бабушки, которая жила  в районе  Малой станице- это была другая, нижняя, часть города. Трамваи  ходили плохо, вот и приходилось в основном добираться  пешком. Но Гале с братишкой  повезло, по дороге их догнал  редкий транспорт и большую часть пути они проехали, выглядывая из  трамвайного окошка.   

Мама придет  поздно  вечером, отец и того позже. За день успеть надо  многое  сделать.

На ужин обычно готовилась картошка. Девочка сложила восемь штук картофелин в кастрюлю и задумалась. Мама вела строгий учет всем продуктам и Галия никогда не ошибалась при готовке ужина. Она ещё немного помедлила и добавила сверху две крупных, так на всякий случай.

Справившись с домашними делами, она выглянула во двор. Надела передник с большим карманом посередине, и сложив сваренные сверх нормы две картошины, вышла во двор.  Всё- таки кусты манили к себе. Галия  опять с удовольствием ломала тонкие ветки с нежными  листочками и с маленькими цветочными бутонами.

« Эти я оставлю дома, пусть и у нас будет красиво»- думалось ей, как вдруг за спиной услышала приветливое:

- Хор-р-рьёсый! Га-р-рья!

 

Девочка вздрогнула и повернулась всем телом, прижимая к себе охапку веточек.

 

Седой маленький японец  оказался рядом  и улыбался ей навстречу. Она обратила внимание, что рубашка и штаны  сильно застираны, но чистые,  на бритой голове – мелкий ярко -  серебристый ёжик волос, и вообще, близко враг  был совсем не страшен.

Он протянул  руки. Галия, удивляясь самой себе, отдала ему   только что собранный  веник.

Японец  уселся на маленькое поленце, ветки сложил рядом, на землю, ловко подобрал под себя ноги и  принялся делать удивительные дела.

 

Его маленькие  темные руки замелькали как у фокусника. Поднимал с земли, ровнял, сгибал, соединял, прижимал и делал  это всё так быстро и ловко, что мамина помощница  Галия забыла про всё на свете. 

Он  подхватывал два прутика,  удерживал, свивал их поочерёдно один за другим, так, что казалось, будто они меняются местами быстро и беспрерывно.

Казалось, каждый изгиб идёт в одном направлении, что  дальше, следующая веточка, вновь расположенная  между двумя,  начинала следующий изгиб и дальше, дальше, дальше… всё просто, но  вот  повторить  то не получится.

Девочка  смотрела во все глаза и восхищалась -  как здорово!

Закончив плести два ряда, он начал оплетать каждую  ветку  отдельно, получилось что- то вроде велосипедного колеса. Сделал, таким образом, еще пару  рядов плетения.

Поднял голову, улыбнулся и, дальше покачиваясь и напевая  свою странную песню, отрезал прутья крошечным самодельным ножичком и уже неторопливо продолжал плести.

Очнулась Галия, когда повеяло прохладой, и ужаснулась - про всё забыла!   Вскочила, отряхнула платье. Японец тоже встал и склонился в лёгком поклоне. В руках у него дно будущей корзинки. Он протянул его Галие и сложил ладони рук перед собой.

Она  плетенку не взяла, только  в растерянности  пробормотала:

- До свидания!- и побежала  было со всех ног домой. Но тут же вернулась, вынула из кармана передника две чуть сморщенные  картофелины, сунула, не глядя в руки японца и понеслась в сторону дома.     

На следующий день ноги вновь привели  её к недостроенному дому. Японцы  были, как водится  вдвоём, без конвоира. Она смело  поднялась по свежеструганной  деревянной лестнице и увидела, как они вручную обшивали мелкой  деревянной рейкой панели новых стен.

- Гарья!- улыбнулся знакомый – Хор-р-рьёсый!

 

Остаток дня  новоиспеченные друзья занимались плетением. Вернее девочка сидела и смотрела, а  мастер, напевая, плёл  и плёл тем же способом по кругу корзинки, добавляя  более нарядное плетение  в виде разноцветной коры или соломинок, или вплетая едва распустившиеся мелкие  цветочные бутоны. Ей предстояло быть  маленькой и  круглой, но вместе с тем вместительной и нарядной вещицей.

Незаметно гул близлежащей дороги затих, шум строек умолк, а мелкая строительная пыль улеглась, двор опять наполнился  ароматами. В уютной послевоенной  тишине, наполненной мягким солнцем и покоем, уходящего мирного  летнего дня  было слышно только постукивание молотка доносящегося со второго этажа нового дома.

 Полуденный зной  остыл, солнце перебралось за  новую глянцевую крышу. Большая тень легла на кусты сирени: маленькая согнутая фигура мастера плетущего корзину, раскачивающаяся в такт еле слышного необычного песнопения и  девочка, сидящая рядом на корточках. Шёл  май 1949 года.    

      

                                                  *     *     *

 

Фарфоровый чайный сервиз стоял в самом дальнем углу буфета. Ольга встала на стул и осторожно   вынула посуду.

- Рустам, - обернулась она к мужу – который час? Мы успеем накрыть на стол?

-  Не волнуйся, всё успеем - не оглядываясь, ответил тот, раздумывая над обеденным   столом: полностью раздвинуть или только наполовину.

- Ёлку надо зажечь, Рустам!- опять раздался настойчивый  Ольгин голос.

 

- Артур, включи гирлянду на ёлке - распорядился  отец семейства, обращаясь к сыну не отвлекаясь от своих раздумий.

В старом двухэтажном доме на улице Ауэзова, что в районе Выставки, готовились к встрече Нового года.

- А у них там, в Японии, Новый год отмечают? 

- Ты что, ма?! -   Артур возмущается от всей души - Они же цивилизованные люди. Ты же видела  как Шуиджи бабушкины пельмени, с ушками, ел?! - сын  растопырил пальцы  над головой,  изображая уши  бабкиных пельменей. Видимо  поедание бабушкиных пельменей - это  явный признак цивилизации и связь между пельменями и празднованием Нового года была очевидна.

- Что- то я волнуюсь - Ольга вышла из кухни,  старательно вытерла руки о передник и взялась за скатерть. Мужчины переглянулись.

- Твой Шу и  его мама   говорят по- английски,  я же говорю только на русском…

- Ма, ну ты чего?! Зато их папа говорит по-русски! А если ты захочешь, поговорить с Рицико  я помогу с переводом.

                                                    

Галия Алибековна  тяжело поднималась по деревянной  лестнице на второй этаж.

К дочери она ходила редко, не утруждала себя частыми визитами. В основном: дочь, внук и зять заходили сами - по дороге. Её квартира находилась на первом этаже, в соседнем подъезде.

« Всё же надо было дома остаться. Новый год – дело молодых. Да и чувствую себя неважно»- вздохнула она и нажала кнопку звонка.

 

- Ба, привет!- Артурка весело помахал из дальнего  угла комнаты, где стояла, нарядно поблескивая,  ёлка - К нам гости придут настоящие японцы!

- Привет, внук! Здравствуй,  Рустам!- Галия Алибековна сбросила легкую норковую шубу на руки зятю.

- Как самочувствие, мама? –  выглянула дочь.    

- Самочувствие …самочувствие хорошее, а что про гостей…это правда? И где ж вы нашли этих самых японцев?

 

 - Это родители одноклассника  Артура - Шу. Вы знаете его, он к вам приходил в гости.

- Да, конечно! Из этой  новой Американской школы?! Такой щупленький скромный  мальчик, а главное -  такой воспитанный. Так значит, гостей ждёте? А  я чего тогда пришла?

- Мама, ты главный гость!- дочь снова  выглянула из кухни  и улыбнулась матери.- Давайте садится за стол! Вот встретим Новый год, а после двенадцати будем встречать  заморских  гостей.

- Вы действительно хорошо себя чувствуете?- зять не забывал о своих прямых обязанностях - следить за здоровьем тёщи. Он заведовал терапевтическим отделением  частной больницы. В отличие от  подруг жены, тёща  была  редким гостем в его отделении.  – Что- то вы мне не нравитесь…    

  - Ты понимаешь, Рустам,  я сама себе не нравлюсь и уже давно, - Галия Алибековна вздохнула и  коротко поведала  зятю о своих волнениях:

- Сколько  живу в этом  доме? Пять лет? Вот ты понимаешь, и странности эти начались  как раз пять лет тому назад. Ты же помнишь, до этого жила в таком же…. Там такого не было. Здесь же, который  год в канун Нового года, ночью, я просыпаюсь посередине ночи, часа в два - три и слышу… - здесь Галия Алибековна сделала паузу, проверив реакцию зятя - Я ничего не выдумываю и с ума не схожу,  поверь мне!

Зять, конечно, тёщу уважал, нисколько не сомневался в её здравом уме и трезвой памяти, но брал во внимание особенности  возраста, одиночество, высокое давление и прочие жизненные показатели.

- …слышу, как кто- то ходит в коридоре, в кухне… даже как вздыхает, слышу. Но я не чувствую страха или  ужаса - нет! Такое ощущение, что это ты или Оленька или Артурка. Что знакомый, очень  знакомый, почти родной человек  вышел на кухню…поужинать.

Ну, что ты так на меня смотришь?! Направление к психиатру выпишешь, да?! Нет, к неврологу?! Нервы лечить, – теща опять горько вздыхает – Не больна я, не - боль-на!

И чуть тише добавила:

- Слышу, даже как поёт…

- Арии?

- Почему? Нет, не арии. Такое знаешь непривычное! Даже напеть не могу. Как будь-то,   каждая мелодия разная и с вздоха начинается. Да, не выдумываю,…я это уже слышала однажды в своей жизни, но не помню где и когда.

- Мужчина или женщина?- пробует уточнить зять

- Кто? Это мужчина, - доверчиво  делилась тёща - но шаги лёгкие и напевает, так  грустно…

- Может всё – таки специалисту вас показать?!- настаивал  зять.  

 

                                                       *     *     *

 

Двенадцать часов пробили под грохот салютов и взрыв шампанского. Гости пришли вовремя, ёлка сияла игрушками и гирляндами, стол ломился от угощений, из кухни плыл запах праздничного пирога с корицей.

 

- Как же вы хорошо говорите на русском языке!- Галия Алибековна откровенно разглядывала родителей Шуиджи. Невысокий аккуратного телосложения  мужчина - Рио и маленькая, прехорошенькая жена - Рицико. С собой они принесли милые подарки.

- Я много путешествую, это связано с работой. Последние десять лет мы, с женой, жили в Москве и Владивостоке. Дети были  в Японии, так настояли наши родители. А здесь, в Алматы,  Шуиджи  живёт  с нами уже год.

- У вас хороший мальчик,- отметила Галия Алибековна - воспитанный. Мы, дети войны,  были …очень послушны, прямо по- военному, особенно девочки. Детства не было. Домашнее хозяйство было на мне. Я ведь старшая из детей и родителей слушалась беспрекословно... Родительское слово – закон.

- Мам, ну чего ты про войну? Сегодня же праздник!- Ольга хлопотала вокруг мамы Шу. Ей так хотелось поболтать, но не получалось  внятно объясняться. Когда Ольга открывала

рот, Рицико пугалась. Опускала вилку - нож и тревожно искала глазами мужа или сына.  Наконец, общение было налажено. Ольга заметила, что японке понравились  маринованные грибы.  Хозяйка принялась ухаживать, и разговор состоялся, к удовольствию обеих женщин:

-   Вам квартира наша  нравится?! – Рицико молча оглядела, широко улыбнулась и  раскинула руки, что- то говоря на английском языке. Артур перевёл:

 - Она говорит,  это  большая квартира и, что она своего сына понимает, почему он здесь любит бывать в гостях.

- Да, а вот нам не очень нравится. Уж больно старый дом, ещё пленные японцы строили,-  не задумываясь, выдала историческую справку хозяйка.

Наступила пауза. Хозяева не стразу поняли, но удивились поведению гостей. Рио  что- то сказал и как по команде все трое встали. Ольга перепугалась, никак не могла взять в толк,  что происходит. 

 Они постояли несколько секунд, сложив при этом  ладони у головы, в  таком  почтительном полупоклоне. Глава семейства,  что- то опять сказал и  все трое вновь  заняли свои места   за столом.

-  Мы,  японцы, проживающие в Казахстане, каждый год ездим на центральное городское кладбище, в день национального праздника Японии. Проводим  ритуал памяти. Родственник  Рицико, воевал против СССР, был взят в плен, умер и похоронен здесь, но  точной могилы нет.

- Расстреляли?- жалостливо спросила Ольга

-Нет,  он умер от болезни. Те, кто умерли- умерли  от голода и болезней, но многие вернулись домой в августе сорок девятого года. Нам говорили, что пленные строили  дома. Вот, теперь видим и находимся  в этом доме, - Рио торжественно развёл руками.

- Когда у нас был ремонт,- подхватил хозяин дома -  мастера сняли всю штукатурку со стен, и под ней оказалась  ручная обшивка из мелких деревянных  реек. Такую трудоёмкую работу могли делать только невольники…

-Да, за миску риса -  добавил Рио   

Разговор ещё вёлся вокруг этой грустной темы, когда Ольга обратила внимание, что с матерью что- то неладно. Галия Алибековна  вдруг забеспокоилась, заволновалась, дочь уже собралась спросить, что происходит, как вдруг погас свет.

 

 

 

 

 

 

 

Срочно раздвинули тяжёлые портьеры. Мальчишки ликовали глядя  в окно, мужские разговоры воспаряли с новой силой  вокруг вдруг образовавшейся новой темы -  мировой энергетический кризис, а  Ольга понеслась на всех порах  в кухню за свечами. 

У хорошей хозяйки всё под руками – спички, подсвечник, свечи, зажгла и не торопясь двинулась обратно  в большую комнату.

 

За окном рассыпался яркими бутонами новогодний  салют, передавая  волшебные разноцветные таинственные блики в тёмную комнату. Плавающий  уличный свет протянул   светлую жёлто - светлую дорожку в окно, словно  луч «волшебного фонаря».

Отсвет  пышного  искрящегося  белого снега, празднично лежащего на деревьях за разведенными  шторами,  высветлил  большое  пятно на  свободной  от мебели стене и свечи, принесенные хозяйкой, бросали таинственные  колеблющиеся выросшие тени.

В одно мгновение пятно на  стене превратилось в подобие экрана.

Все эти   мелкие подрагивающие  и колеблющиеся  пятна и тени на стене, мелькали, разбегались и наконец,  сбежались, сложив  тёмно- серые отчётливые  силуэты: маленькая согнутая фигура мастера плетущего на коленях  корзину и  девочка, сидящая рядом на корточках. Мимолетное  видение исчезло, а  в воздухе замер,  как выдох, еле слышный звук:

- Иоши…- маленькая японка замерла. Замерла и  Галия Алибековна. 

Свет брызнул в глаза резко и  неожиданно громко заговорил  оживший телевизор.

- Что это такое было…все эти видения?- нарушил обморочное состояние Рустам, оглядываясь на стену.

- А это то самое, что ходит у меня по ночам в доме – откликнулась взволнованная тёща.

 

Рио, склонившись, о чём - то  спросил жену, та сидела  с побледневшим лицом, не поворачиваясь,  тихо ответила  мужу. Затем  слабо улыбнувшись и  как эхо повторила:

 -  Иоши… -  глаза её наполнились слезами.

- А это что значит?- весело выкрикнул Артур, радуясь загадкам новогодней ночи.

- Хороший! На русском языке означает …хороший, -  грустно пояснил Рио.

 

 

 

 

 

 

 

К чаепитию  оцепенение  рассеялось. За окном   всё так же неистовствовал  салют. Шум, музыка и крики неслись от соседей. Новогоднее настроение напомнило о себе - вновь накатило веселье и все снова заговорили.

 Особенно радовались волшебному видению  дети. Артур, пытаясь воспроизвести тени, падал на стену, принявшую привычный вид, раскидывал руки – ноги и при этом, дурашливо кривлялся. Друг его, Шу, оставаясь зрителем,  звонко смеялся, откидываясь на диван, зарываясь в  подушки.

 

Мужчины же  что - то увлечённо обсуждали, теснясь возле окна. Ольга, с блюдом в руках,  о чём - то  говорила, склонившись над гостьей и при этом,  подкладывая очередной кусок сладкого пирога  в тарелку Рицико, та смущенно улыбалась, всё ещё бледнея лицом.

 

Только Галия Алибековна,  откинувшись всем телом глубоко в кресло, всё продолжала вглядываться в  стену напротив, словно пытаясь  доглядеть  мелькнувшую картинку далекого истлевшего детства.