Сочинитель притч

РОМАН

ИЗИДЕ СЕЯИ СЕМЕНЕ СВОЕГО. И ЕГДА СЕАШЕ, ОБО ПАДЕ ПРИ ПУТИ

Разве так сейчас смогут писать? Чтобы так писать, надо не смотреть телевизора, не ведать, что такое реклама, СМИ, пиар, информационные технологии… Кого мы сделали героями? Кому поклоняемся? Звездам… звездам… Секс-, поп-, кино-, спорт-… Ну, и тем крутым парнишкам по обе стороны границы, именуемой законом. А впрочем, уже и границы нет. Коп ведет себя как бандит. Бандит – член парламента. Поп… поразительней и не придумаешь. Звезды, лицедеи – образцы для подражания. Люди презираемые, гонимые, отвергаемые в прежние времена, даже когда восхищались их талантом, взяли реванш. Силой духа, необычайным талантом, благом, которое они принесли человечеству? Они стали кумирами, образцами для подражания, воспитателями поколений.

Самым распространенным чтением в прежние времена были жития святых. Поэтому были и герои, и мученики, и страдальцы за-ради человеков. Что – воспитанный на комиксах, хип-хопе и секс-бомбах – положит душу на алтарь человечества? Да ему это отечество по барабану!

Пути назад нет. Не было никакого золотого века. Человечество всегда страдало, но всё-таки это было человечество. В смысле не сборище двуногих, а ЧЕЛОВЕКИ. Представьте себе Наташу Ростову, распевающую: «Ты целуй меня везде, я ведь взрослая уже»! Или Онегина и Ленского, ржущих за «Клинским» над анекдотами». Или «Отечественные записки» с крутым кровавым детективом, парой –другой рассказов про педерастов и кровосмесителей, интервью на десять страниц с парнишкой, прыгнувшим на полтора сантиметров выше, чем прыгали до него. Кричат о загрязнении и истощении окружающей среды. Если бы так кричали о загрязнении и истощении наших душ!

Я закрываю глаза и вижу Вену, голубой Дунай. Вальсы Штрауса. Девятнадцатый век.

0

Он родился, еще безымянный и неизвестный никому, кроме матери и тех, кто принимал у нее роды. Родился в неизвестный ему мир, заявив о своем явлении долгим беспомощным криком, протестуя против того, что его разлучили с материнским лоном. Из носа и рта новорожденного отсосали слизь и кровь. Затем пережали и перерезали пуповину и дали матери подержать ребенка. Ребенка обтерли, осмотрели (всё было нормально) и навешали опознавательную бирку. У матери после четырех маточных сокращений отошла плацента. В те уже далекие и непонятные для нынешнего сознания времена женщины рожали много и часто. Делались, конечно, и аборты, но это были аборты криминальные, и делали их незамужние женщины и девицы. Под родильные палаты затонской больницы несколько лет назад отдали еще два помещения, потому что рядом на больничной территории построили одноэтажное здание, куда перебралось детское отделение и стоматология. Но уже вскоре кровати стояли чуть ли не впритык так, что в проходах между ними мог пройти только один человек.

Вес новорожденного был без нескольких граммов шесть килограмм. Вот это был мужик! Акушерка долго держала его на руках и цокала языком.

- Как назвать-то решили?- спросили мать в палате.

- Я хотела Сергеем, а Илья (так она называла своего мужа) только Никитой. То ли деда, то ли прадеда у него так звали.

- Ну что ж, Никита так Никита! Тоже хорошее имя! У нас вон главный сейчас Никита,- сказала соседка. – Может, тоже станет начальником.

- А для меня Сережа лучше.

- Наверно, зазнобу звали Сережей? А? Катька?

В палату зашла медсестра с новорожденным.

- Корми, мать, богатыря! Такому бадью молока надо!

У новорожденного было темно-красное, по-стариковски морщинистое лицо. Редкие темные волосики прилипли к потной головке. Он опять плакал, но без прежнего азарта и напора, как бы по обязанности. Пухленькими ручонками пытался до чего-то дотянуться. Ножки его были согнуты, и он то и дело сводил и разводил коленочки. Катя поднесла его лицо к груди и подвела сосок прямо к его губам. Малыш заплакал еще громче.

- Дурачок! Чего же ты ревешь?

Она надавила на грудь, и молоко брызнуло ему на губы и подбородок. Он замолчал. И когда ему снова сунули сосок в рот, он причмокнул губами. И на мгновение прекратил всякое движение. Сладкое теплое материнское молоко разлилось по его лицу. Несколько капель попали в рот. Он опять затих. Его тельце наполнилось счастьем. Он сильнее зажал губами сосок. И к нему вернулось прежнее утробное блаженство, воспоминание о том, теперь уже недоступном для него мире. И поэтому блаженство было иное, не прежнее. Какое-то новое!

- Господи! Да когда же он у тебя наестся, Катя?- спросила соседка, всё это время не сводившая с нее глаз. Самой ей делали кесарево сечение. И она лежала в палате уже неделю. Врачи перед родами определили у нее неправильное положение плода в матке.

- Ну, такому бутузу молока много надо,- сказала другая женщина.

Чмоконье же Никиты стало громче.

- Как поросенок,- сказала мать.- Чистый поросенок!

- В отца пошел. Отец-то у него здоровый и поесть любит,- произнесла другая обитательница палаты, хорошо знавшая Катю.

Никита стал сосать медленнее. Глазки его стали соловыми и вскоре закрылись. Он ровно засопел. Некоторое время он еще двигал губами, пока наконец совсем не затих. Катя завернула халат.

- Угоношился!

Катя осторожно опустила спеленатый сверток на кровать. Долго смотрела на сына. Она была уверена, что морщины раздвинулись на его лице. Она сидела рядом с ним, опустошенная и счастливая. В теле была легкость. Потом прилегла и незаметно заснула, и увидела во сне цветочный луг. Когда же она проснулась, то напугалась: «Господи! Какая же я дура! Это надо же быть такой! Да сколько же я проспала? Что с ним? Он, кажется, не дышит». Она глядела на сверток, лежавший под ее боком. И ей казалось, что лицо ребенка побледнело.

Она напугалась. Уж не приспала ли она его? Ведь так крепко уснула. Катя наклонилась над личиком младенца и помертвела. Она не увидела в его личике никаких признаков жизни. Она прикоснулась к нему, и ей показалось, что в теле ребенка нет тепла. «Да что же я натворила? Илья же убьет меня! Что ж я такая несчастная?

- Ну что, девка?

Рядом возникло лицо Оньки, самой старой в их палате.

- Да погодь ты!

Она поднесла подушечное перушко к носику ребенка, и отвернула лицо, чтобы самой не дышать на перышко.

- Да спит твой богатырь богатырским сном! Вот спун будет!

Катя склонилась еще ниже, долго и зачарованно смотрела на то, как едва-едва шевелятся перочные волосики. Она тихо засмеялась.

Осень в тот год была теплая и сухая. Зелени уже не осталось. Сухая трава шуршала под ветерком, как будто мяли бумагу. Деревья все стояли в желтом и красном, не желая расставаться со своим последним нарядом, предчувствуя зиму, когда будет холодно их обнаженным стволам. Вечер был тих и тянулся очень долго, меняясь незаметно для глаза. Кате этот вечер показался чуть ли не вечностью. Она любила такие вечера.

- Твой пожаловал!- хохотнула Ольга.

- Где?

Катя поднялась.

- Да вон на крышу залазит.

Окна их палаты были на задней стороне больницы. Их не закрывали высокие тополя, как фасадные окна.

Неподалеку от больничной стены тянулся длинный деревянный сарай, в котором хранилось всякое больничное хозяйство. Родильная палата была на втором этаже. Чуть ниже оконного карниза была крыша пристройки, где была кухня и всякие подсобки. Осчастливленные отцы забирались на эту крышу и могли через стекло видеть своих жен с новорожденными. Одно было только плохо: окно не открывалось. Катя приблизилась к окну.

- Да где же он?

- Налево, видишь, мужик пошел. В соседнюю палату. Может, там  уже выглядывает себе кого-нибудь. Да постучи ты ему?

Катя побарабанила по стеклу и приглушенно крикнула:

- Илья!

Муж тяжело прогрохотал сапогами по гулкому кровельному железу. «Вот слон!»- напугалась Катя.

- Сейчас всю больницу поднимет на ноги,- проговорила Ольга как бы с осуждением. Но в ее голосе явственно послышалось восхищение. – Удивляюсь я, Катька, как он тебя только не раздавил, бугаище такой! Но зато уж придавит так придавит!

Илья прильнул к стеклу. Увидев Катю, молча дернул вверх головой и стал шарить взглядом по палате. Катя догадалась, что он хочет увидеть ребенка.

- Спит он,- сказала катя. – А ты чего так поздно?

- Да только что машину разгрузили. Он дорогой сломался, приехал поздно.

Илья был немного выпивший. Под мышкой он держал большой полосатый арбуз.

- Ну, зачем ты это?- спросила Катя. – Арбузы же не принимают.

- Да знаю я! Ты это… Никита! Понятно?

- Да понятно! Уже зову!

- Как он?

- Хорошо! Всё хорошо! Покормила вот. Сейчас спит. Ты иди, Илья! Здесь нельзя. Скоро врач придет с обходом. Будет ругаться! Они этого не разрешают.

Илья молчал. Она отошла и легла на койку. «Недотепа! Работает в магазине и ничего не мог принести, кроме арбуза. Наверно, разгружали машину с арбузами… Что же ему женщины не подсказали, что принести?» Она закрыла глаза, и снова начала накатываться дремота. Ей было хорошо. У нее есть муж. А вот сейчас от него родился ребенок. Одно лишь беспокоило ее. Что там с Васей? С отчимом дружбы у них особой не было. Бегает, наверно, сейчас голодный. И не на кого его оставить. Что же она не сказала Илье, чтобы он привел Васю завтра к ней?

- Ну, ты посмотри, что он делает? Кать! Посмотри на своего! Иди сюда! Посмотри!

Катя подскочила, напугавшись, к окну. Что он там натворил? Илья лежал на крыше на боку. Одной рукой он подпер голову, а в другой держал большой кусок арбуза и откусывал от него большими кусками. Даже через стекло было слышно, как он чавкает и громко выплевывает косточки. Сок бежал на его раскрытую грудь и крышу. Съев кусок, он ударил арбуз по крыше и отломил еще один кусок по трещине. Обглоданные корки летели на землю. К окну подтянулось еще несколько любопытных. Это же и из других окон наблюдают!

- Неужто всё съест?- спросил кто-то.

- Съест! Ряха-то вон какая! И сын у него шестикилограммовый! Будет, наверно, батя вылитый!

Катя пошла к кровати. Ей стало стыдно. Другие приносили цветы, коробки конфет, дарили вино медсестрам. И всё у них получалось так культурно. А вот этот приволок арбуз и сейчас лежит и жрет его на виду чуть ли не всей больницы. Никакой совести!

1

20 октября 1955 г. открылся для движения транспорта и пешеходов коммунальный мост через Обь в створах улиц Восход и Горская. До 1955 года два берега Оби связывались лишь паромом и понтонным мостом, который приходилось растаскивать каждый раз, когда проходили пароходы и баржи. Да еще, правда, курсировал поезд между станциями Новосибирск и Кривощеково, который горожане называли почему-то «передачей».

Началась подготовка к строительству Новосибирской ГЭС. Стройматериалы добывались тут же, из гранитного основания, в частности на Буготакском карьере,- щебенка, гравий, песок,- всё, что нужно для бетона. В общей сложности намыто в плотину полтора миллиона тонн песка.

25 января 1955 г. Указ Президиума Верховного Совета СССР «О прекращении состояния войны между Советским Союзом и Германией».

8 февраля 1955 г. Отставка Г.М.Маленкова с поста председателя Совета Министров СССР. Назначение на этот пост Н.А.Булганина.

Март 1955 г. Начало новой кампании по укрупнению колхозов и реорганизации их в совхозы.

14 мая 1955 г. Подписание в Варшаве Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи между Албанией, Болгарией, Венгрией, ГДР, Польшей, Румынией, СССР и Чехословакией. Создание Организации Варшавского Договора (ОВД), противостоящей НАТО.

15 мая 1955 г. Подписание в Вене СССР, Великобританией, США и Францией Государственного договора с Австрией.

27 мая – 2 июня 1955 г. Подписание Белградской декларации о нормализации отношений между СССР и Югославией.

9 – 13 сентября 1955 г. Московские переговоры с ФРГ. Установление дипломатических отношений между СССР и ФРГ.  

20 сентября 1955 г. Договор о дружбе и сотрудничестве с ГДР.

30 ноября 1955 г. Начало первой советской Антарктической экспедиции.

1955 г. Открытие алмазного месторождения «Мир» в Якутии.

Левобережье Новосибирска тогда было одним обширным Кировским районом. На правой стороне несколько районов, а здесь всего один. Затон расположился на полуострове, похожем на Кольский. С одной стороны Обь, а с других, как Белое море, собственно Затон, то есть залив, имеющий Т-образную форму. Удобней места для зимней стоянки судов не найдешь. Напротив поселка Затон через залив Лесоперевалка, а дальше вверх на правой стороне Немецкий поселок и в самом конце залива лодочная база.Затонский поселок сразу же переходил в бесконечную Колыму, которую и за час не пройдешь. Потом пустырь, Вонючка, картофельные поля и небольшой поселочек в несколько домов – Новый Затон. Напротив Затона через Обь виден верх главного железнодорожного вокзала. С высокого же правого берега Затон виден, как на ладони, даже люди на пристани. Затон – это поселок речников. Жили здесь в основном те, кто служил на речном флоте или работал на судоремонтном заводе, расположенном напротив поселка через залив. Центральные улицы примыкали к заливу и именовались Первой и Второй Портовыми. Застроены они были двухэтажными бревенчатыми домами с двумя подъездами. Но ни один дом не был похож на другой.

Семья Клычковых проживала в таком доме в подвале. Комнатушку в подвале Кате дали, когда у нее родился первый сын Вася. Было это спустя два года после войны. А через год после рождения сына уехал его отец и больше не вернулся.

Перед тем, как попасть в подвал, нужно было подняться на высокое крыльцо с широкими ступенями и перилами. Над крыльцом был двускатный навес. На самом же крыльце лавка, на которой посиживали в погожие дни праздные обитатели дома. Поднявшись на крыльцо, нужно было повернуть под прямым углом и тогда вы попадали в коридор. С правой стороны была площадка с двумя дверьми, смотрящими друг на друга и ведущими в коммунальные квартиры. Отсюда же начиналась крутая лестница на второй этаж с отполированным до блеска верхом перил, по которому целыми днями катались сверху вниз ребятишки.

С левой же стороны ступеньки вели вниз в подвал. В подвальном подземном коридоре день и ночь горела тусклая желтая лампочка, от чего коридор становился похожим на подземелье средневекового замка. Как и в общежитии, с обеих сторон тянулся ряд дверей в подвальные комнатушки. У каждой двери было свое лицо, как и у обитателей подвала. В коридоре обычно ничего не было. Оставлять что-либо здесь жильцы не решались: могли утащить. И даже не воры, а твои же соседи. При входе в подвальную комнатушку, если быть невнимательным и задрать голову, а не смотреть под ноги, можно было запнуться о стоящую прямо за порогом обувь. В зимнюю пору это были валенки с непременными галошами. Но если даже галош и не было, почти все валенки были подшиты толстой подошвой, поскольку валенки носились долгие годы до тех пор, пока не приходили в полную негодность. Умельцы по подшивке валенок никогда не оставались без работы. У каждого жителя поселка был свой мастер, к которому он относил на ремонт валенки. Весной и осенью доставались кирзачи, которые носили все поголовно, и мужчины, и женщины, и дети. Носили их, как солдаты, с портянками. Рядом в углу стоял тазик или ведро с водой, потому как в ненастье грязь в поселке была несусветной. Порой лошади не могли вытянуть ноги, не то что люди. Но сначала сапоги мыли в луже перед домом. Лужа эта не пересыхала даже в жару, а лишь затягивалась грязно-зеленой плотной пленкой, на которой лежал и не тонул легкий мусор. Летом выставляли туфли, тапочки и галоши. Ребятня носилась босиком. Отчего порезанные и проколотые ноги были обыденностью. На мелкие же неприятности, вроде заноз, порой не обращали и внимания.

Комнатушки по обстановке, за редким исключением, друг от друга почти не отличались. Людей с достатком было мало, и в таких домах они не жили. Одно было отличие, что небольшой набор этой обстановки расставлялся по-разному, смотря какая была комнатушка и вкус хозяйки. Кровать с железными спинками, хорошо еще, если с панцирной сеткой, а не с деревянным настилом; крашенный или покрытый темным лаком дощатый стол; три – четыре табуретки; сундук, привезенный еще из деревни; громоздкий комод с ящиками в четыре этажа, в которых хранилась одежда, белье, документы, несколько книг, тетрадок и всё, что представляло для семьи ценность. У некоторых ящичков были внутренние замки. В этих ящичках хранились деньги, облигации, нехитрые украшения, письма. Комод застилался вышивками, на которые ставили аляповатые скульптурки китайских болванчиков, целующихся ангелочков, слоников, картинки в рамочке, свинью-копилку, в которой годами лежало несколько медяков до тех пор, пока ее не разбивал пьяный хозяин. На пол стелили круглые половички, сплетенные из разноцветных тряпичных полосок. Если хозяйка была мастерица, то делала половички в форме цветов. Чуть посостоятельные жильцы заводили цветные плетеные дорожки. И конечно, у порога половая тряпка для того, чтобы вытирать обувь.

На полу на матрасе обычно спали ребятишки, кроме самых маленьких, которых родители брали к себе на кровать. Для малышей также заказывали и детские кроватки. Добавьте к этому ворох одежды, занимающий целый угол: фуфайки, жакетки, прадедовский тулуп, ватное пальто; две – три застекленных рамки с фотографиями на стене; узенькую полоску окна почти у самого потолка с коротенькой занавесочкой – и картина получится почти полной.

Все клетушки, как и комнаты на первом и втором этажах, отоплялись печами. Уголь и дрова держали у печи, опасаясь оставлять их в коридоре. Возвращаясь с работы, прихватывали любую деревяшку, которая попадалась по пути. На печке варили, сушили, грелись. Когда не топили печей, варили на керогазке, и тогда воздух пропитывался запахом керосина. Бачок под воду ведра на три – четыре с двухлитровым железным ковшиком, лежащем на крышке бачка, стоял на табуретке. Воду брали из колонки. Неподалеку прибивался умывальник, под которым ставили ведро, используемое и под туалет детьми, а по ночам и взрослыми. А чтобы от ведра меньше воняло, накрывали его крышкой. Кому же охота по ночам шарахаться на улицу? Свет часто тух, а потому оплывшая свечка не исчезала со стола. При свечке могли и читать, и шить, и вести долгие разговоры.

Жизнь Никиты и началась в этих хоромах. Катя вскоре вышла на работу, хотя могла еще посидеть некоторое время. Но это уже бесплатно. У нее, как у кормящей матери, был сокращенный на один час рабочий день и двухчасовой обед для кормления ребенка. Порой она задерживалась на полчаса, но ей не пеняли за это.

Никиту она оставляла под присмотр Васи. Но восьмилетний Вася постоянно ныл, куксился, ему не хотелось сидеть, как привязанному, рядом с бестолковым братцем, а хотелось носиться на улице с ребятней. Катя его отлупила, когда он сильно разнылся, и Вася внешне успокоился. Однажды он заигрался и забыл про Никиту. Хорошо, что сидевшие на крыльце услышали истошные вопли и бросились на помощь. Они выдернули малыша, барахтавшегося в луже, и худо-бедно обмыли его. Сильно-то холодной водой боялись мыть.

Вечером же, когда мать пришла с работы, сказали ей:

- Катя! Ты не оставляй Никиту с Васькой! Он совсем не смотрит за ним. Знает только носится с ребятней. Сегодня чуть в луже Никита не захлебнулся. Хорошо мы рядом были. Ты или бабку какую-нибудь проси сидеть или отдавай в садик. А так и до беды недалеко.

- Ой! Да как же этот садик добьешься!- вздохнула Катя.

Ночью она плакала. Под боком лежал сыночек. Утром же в одном из двух своих празднично-выходных платьев пошла к начальнику участка, которого до этого видела лишь несколько раз. Поэтому она сильно робела, входя в кабинет.

- Да вы присаживайтесь! – сказал Игорь Александрович. – Кстати, как вас зовут? Катерина! Хорошее имя! Ну, а по батюшке? Федосеевна! В чем же дело, Катерина Федосеевна.

Катя рассказала. Игорь Александрович стал звонить.

- Ирина Анатольевна! Сейчас к вам подойдет Катерина Федосеевна Клычкова. Да! Молодая мама! Надо взять ее малыша в ясли!.. Я всё понимаю! А вы понимаете, что у меня некому работать. А я ее должен отправить отпуск. Если же план будет сорван, в числе виновных окажитесь и вы… А вот так! Всё! Не знаю, что вы придумаете, а ребенок должен ходить в ясли.

Он положил в трубку и с хорошей улыбкой проговорил:

- Идите, Катерина Федосеевна! Оформляйте малыша в ясли! А после обеда жду вас на работе.

2

26 января 1956 г. Протокол о передаче СССР Финляндии территории Порккала-Удд.

14 – 25 февраля 1956 г. 20-й съезд КПСС. Провозглашение курса на мирное сосуществование. Принятие директив по 6-му пятилетнему плану 1956-1960.

25 февраля 1956 г. Выступление Н.С.Хрущева на закрытом заседании 20-го съезда с докладом «О культе личности и его последствиях».

2 марта 1956 г. Разгон демонстрации молодежи в Тбилиси под сталинскими лозунгами.

17 апреля 1956 г. Роспуск Информационного бюро коммунистических и рабочих партий (Коминформа).

24 мая 1956 г. Заявление Н.С.Хрущева о сокращении армии на 1,2 млн. человек.

6 июня 1956 г. Отмена платы за обучение в старших классах средней школы, и средних специальных и высших учебных заведениях.

14 июня 1956 г. Закон о государственных пенсиях; существенное повышение их размера.

16 июня 1956 г. Преобразование Карело-Финской ССР в Карельскую АССР в составе РСФСР.

30 июня 1956 г. Постановление ЦК КПСС «О преодолении культа личности и его последствий».

8 сентября 1956 г. Повышение зарплаты низкооплачиваемым рабочим и служащим.

15 сентября 1956 г. Начало регулярных рейсов первого советского реактивного пассажирского самолета ТУ-104.

19 октября 1956 г. Советско-японская декларация о прекращении состояния войны. Установление дипломатических отношений между двумя странами.

23 октября – 4 ноября 1956 г. Восстание в Будапеште против коммунистического режима; подавлено советскими войсками.

30 октября 1956 г. Декларация об отказе от вмешательства в дела других социалистических стран.

5 ноября 1956 г. Заявление правительства СССР с требованием прекратить вооруженное вторжение Великобритании, Франции и Израиля в Египет.

Илья пришел поздно, от него пахло вином. Он шумно разделся и, бухнувшись на табуретку, сказал:

- Помоги стянуть сапоги!

Катя опустилась перед ним на колени.

- Что ж ты не помыл? Столько грязи тащишь в комнату!

- Разве это комната? Это нора! Вот скоро у нас будет комната настоящая!

У Кати ёкнуло сердце.

- Как настоящая? Скажи!

- Поесть давай сначала!

Ел он торопливо, громко чавкая и часто облизывая ложку.

- Черепанов уезжает.

- Как уезжает?

Черепанов был директором магазина, в котором Илья работал грузчиком.

- Да вроде как на повышение пошел. Дают квартиру в Кривощеково. Сегодня после работы поставил бутылку и сказал. Потом меня уже в сторонку отзывает и говорит, чтоб я его комнату занимал. Как только он будет съезжать, так сразу чтобы и занимал.

Катя не могла даже поверить в такое счастье. Неужели они выберутся из этого проклятого подвала? У них будет настоящая просторная комната на втором этаже. Там есть совместная кухня и туалет в доме. До этого она даже и не смела мечтать о таком. Правда, заявление на комнату в завком написала. Но сколько там таких заявлений! Можно годами ждать и не дождаться. Речникам еще, тем кто ходил на судах  в навигацию, давали комнаты. А про остальных и говорить нечего. Все остальные дни она ждала в счастливом ожидании. И каждый вечер спрашивала Илью, когда же Черепанов будет уезжать. И наконец:

- Завтра, Катя, уезжает. Сам сказал. И еще сказал, чтобы сразу вселялись. А то там есть еще желающие заселиться. Не успеем, пропадет комната.

До глубокой ночи они лежали и обсуждали завтрашний день, все детали, все подробности, как и что им лучше сделать. Катя пришла пораньше на работу, дождалась мастера и отпросилась. Тот сначала не хотел отпускать, работы было много, но когда узнал в чем дело, сразу же отпустил и сказал при этом:

- Ты, Катерина, стой, дежурь возле дома. Как только машина к Черепановым подъедет, сразу начинайте заносить вещи. А то прохлопаете комнату, там волки такие. Я знаю, сам заселялся так. Даже подраться пришлось.

Всё уже было собрано в узлы, всё  вынесено на крыльцо и перед крыльцом. Илья вскоре приехал на лошади, на которой развозил товары. Загрузили и стали ждать. Рядом околачивался сосед, которого попросили за бутылку помочь. Он помог бы и без бутылки. В те времена не то, что в доме, но и в поселке знали друг друга и помогали по любой просьбе, безвозмездно, без расчета, как помогали в деревне, откуда по большей части в разные годы и переселились жители поселка. Катя послала Васю. Как только увидит, что к крыльцу подъедет машина, сразу чтоб бежал. Вася долго не возвращался. Может, забегался и забыл за чем послали. Забеспокоилась, напугалась Катя и пошла сама. Вася был на месте. Катя встала рядом. Машины всё не было, а дело уже шло к обеду. Может, быть сегодня и не будут переезжать. А они уже загрузились и рабочий день пропал. Зайти бы спросить, но Катя не решалась этого сделать. Вскоре она услышала грохот. Это Илья вел лошадь с телегой, груженной их добром.

- Ну, чего ты приехал? Может, люди и уезжать сегодня не будут.

- Сказал же, что сегодня. А чего стоять? Пока занесем. На крыльце, в коридоре поставим.

Быстро занесли. Вышли будущие соседи.

- Черепановых комнату? А тут уже одни приходили. Она, кажется, кладовщицей работает в РЭБе.

Катя похолодела. Куда им тягаться с кладовщицей: хоть небольшой, но всё-таки начальник.

- Сходил бы к Черепанову! Спросил бы, что к чему.

Илья кивнул и пошел на второй этаж. Его долго не было. Катя уже и не знала, что думать. Она уже и не верила, что они заселятся в комнату, которая представлялась ей чуть ли не царскими чертогами. Илья вышел вместе с Черепановым. Оба были навеселе.

- Ну, что Катерина батьковна?- бодро сказал Черепанов. – На новоселье-то пригласишь?

- А как же Иван Васильевич! Первым гостем будете!

Катя повеселела.

- Сейчас уже придет машина!

Черепанов поглядел на часы.

- Может, подымешься, Катерина? У нас там еще винцо осталось.

- А где же ваши?- спросила Катя.

- Уже уехали. На новой квартире. А вон едет, родимый!

Полуторка со скрипом затормозила у крыльца. Начали выносить вещи и мебель Черепановых. Катя подивилась их обилию. Хотя директор магазина, чего уж тут удивляться! Не работягам чета! Да когда же они кончатся?

- Ну, вселяйтесь!- крикнул Черепанов. – На новоселье не забудьте позвать!

- Позовем, Иван Васильевич! Первым делом вас позовем!

И сама же схватила самый большой узел и на Васю крикнула, чтобы не стоял, брал что-нибудь. Когда занесла узел в комнату, то поразилась ее размерам. Она в два раза была больше их подвальной клетушке. Высокий потолок, большое окно! Счастье-то какое! Теперь они будут жить здесь! Тут же зашли их соседи по квартире. С Крестей, пожилой и тощей, как скелет, она работала в малярном цехе. Вторую соседку она тоже знала. Это была Ануфриева Дуся, техничка в заводской конторе. Рядом с ней ее конопатый сынишка со взлохмаченными волосами, которые, наверно, никогда не мылись и не расчесывались.

- Вот, Катя, тебе повезло! Самая большая комната в квартире тебе досталась,- сказала Дуся.

- Зато у тебя балкон!

- Ой! Да на что мне этот балкон? Того и гляди, что Колька когда-нибудь полетит с него. Он же ничего не понимает. Хоть забивай!

- Еще и солнечная сторона,- добавила Крестя. – Только вот тополь заслоняет.

- Ну, чего, соседушки, давайте немножечко новоселье отметим!- предложила Катя. – Вот только у меня ничего не приготовлено.

- А я только что картошки в мундирах отварила,- сказала Дуся.

- А у меня капуста с прошлого года осталась. Я сейчас принесу!- сказала Крестя.

Кроме соседок, сели Илья с мужичком помощником. Две бутылки вина пили долго. Запели песни. Катя то плакала, то смеялась и всех благодарила и говорила, что никогда не забудет, как ей помогли. А вот, когда дадут получку, она устроит настоящее новоселье, купит колбасы и много вина. И обязательно позовет Ивана Васильевича, хотя тут же подумала, как она его позовет, если она даже не знает, куда он уехал в город. Разошлись далеко за полночь.

Утром, когда Катя проснулась, ей показалось, что это сказка. Комната, залитая солнечным светом. Могла ли она мечтать о таком? Их комната, большая и светлая. Вот она еще побелит, немного прикрадет краски и покрасит пол. Будет, как картиночка. Своя комната! Господи! Счастье-то какое!

Весь день на работе она ходила, как пьяная. Всё складывалось так удачно! Никита в яслях, получили прекрасную комнату. И соседи – свои девчата! Своим подругам на работе она прожужжала все уши. Те удивлялись  разговорчивости Кати, но понимали ее: такое бывает не каждый день. После работы забрала Никиту из яслей и села подшивать тюль на окна. Двери резко распахнулись. На пороге стояла та самая кладовщица с ярко накрашенными губами. Она подбоченилась и, с нескрываемым презрением обозрев обстановку комнаты, громко произнесла:

- Что? Устроилась?

Катя промолчала.

- А ну-ка выметывайся отсюда вместе со своими…

И она добавила слово, которое обозлило Катю.

- Это ты выметывайся отсюда! Чего ты сюда пришла? Кто ты такая?

- Я тебе сейчас, флядь, дам, кто я такая! Ты меня на всю жизнь запомнишь! Выметывайся, я тебе говорю! – завизжала кладовщица.

- Нам эту комнату директор магазина дал. И чего ты орешь?

- Вот, флядь, им директор магазина дал! Да мне эту комнату уже давно райисполком дал. У меня орден на ее имеется!

- У меня тоже!- соврала Катя.

Оказывается, на комнату, как на фронтовика, еще и орден нужен. Если бы знала раньше! И как на грех никакого ордена у них нет! Может, те флотские Ильи достать? Хотя то не ордены, а значки! Эта профундистка сразу разоблачит ее.

- А ну покажи!- потребовала кладовщица.

- А ты сначала свой покажи!

- Я-то покажу! А вот ты покажи!

- Буду я всякой показывать! Да и Илья его с собой забрал.

- Да нет у тебя, фляди, никакого ордена!

- Я тебе не флядь! Ты сама флядь!

- Кто? Я флядь! Да я тебе за флядь…

Кладовщица рванулась к столу. Катя поднялась, сжав кулаки. Кладовщица остановилась в полуметре от нее и стала орать, матерясь через каждое слово. «Господи! Хоть бы Никита закричал!» Но Никита сидел на полу с раскрытым ртом и с интересом наблюдал за разворачивающейся перед ним баталией.

- Ладно, флядь! Я сейчас приду с милиционером и мужиками. Они мигом вышвырнут твое барахло вместе с твоими…

- Иди! Иди! Хоть кого веди! Хрен тебе, а не комната!

Кладовщица выскочила из комнаты. Катю трясло, градом покатились слезы. Вот и закончилась сказка. Это с другими может быть такое, а с ней такого не может произойти. Не может она быть хозяйкой этой сказочной комнаты. Что же делать? Надо бежать за Ильей. Но хоть магазин, где работал Илья, был рядом, Катя не могла покинуть комнату. В любой момент вернется эта…Тут ворвался в комнату Вася.

- Мам! Ты чего, мам? Что ты плачешь?

- Васенька! Беги скорей за папкой!

- Зачем?

- Беги скорей! Пускай всё бросает и идет сюда! Скажи, что комнату хотят отобрать! Беги, сынок!

Вася вернулся быстро.

- Уехал он в Кривощеково за товаром.

Да что же за несчастье! Вернется теперь поздно, чуть не ночью. А что она сделает, если придет эта… с милицией? Выбросят их, как паршивых котят. Вот и порадовались, пожили! Опять в подвал, в эту крысиную нору? Света белого не видеть? Да что уж… не люди они что ли? Вот ее соседки, никакие не начальники, тоже простые работяги, а живут в этом доме. А у нее двое детей… Ни за что она не пойдет в подвал! И даже не из-за себя, а из-за детей. Хватит, пожили в подвале!

Она увидела в углу топор. Схватила его обеими руками и встала впереди стола, выставив лезвие вперед. Хлопнула дверь в коридор, протопали несколько человек, громко говоря. Двери в комнату широко распахнулись. На пороге снова возникла кладовщица. За ее спиной выглядывали два мужика.

- Ой! Ой! Напугала! Топор схватила!- закричала она.- Я тебя еще за топор-то посажу, флядь этакая! Проходите, мужики! Вытаскивайте ее барахло!

Она отошла в сторонку, давая проход мужчинам. Те шагнули вперед.

- Только посмейте!- сказала Катя. – Только прикоснитесь к чему-нибудь, бошки сразу поотрубаю!

- Ты чего, бабонька? В дурдом захотела? – хохотнул один мужичок.

- А ты, наверно, в морг захотел? А ну-ка выметывайтесь из комнаты!

Катя занесла топор над головой.

- Берите, мужики! Выносите! Я вам литру поставлю!

Мужики не шелохнулись.

- Вы что… ее напугались? Флядь эту? Да пугает она! Выносите я вам говорю!

Заплакал Никита. Поднялся на ноги и вцепился в Катин подол.

- Пойдем-ка, Сеня! Ну, их на хрен этих баб!

- Куда?- завизжала кладовщица. – Бабу напугались? Да я ее сейчас сама!

Она было рванулась, но тут же замерла на месте, перехватив Катин взгляд. Мужики уже повернулись и ушли, шумно топая кирзачами.

- Ладно, флядь! Я сейчас милицию приведу!

- Веди! Веди! Ты уже грозилась привести!

- Я вас всех пересажу! Будете знать, как чужие комнаты занимать!

- Сама не сядь! Я слышала, как ты там на складе заворовалась! Найдется и на тебя управа!

- Да ты… Ну, ладно! Ты меня еще узнаешь! Я тебе устрою небо в решетку.

- Себе устрой!

Опять хлопнула в коридоре дверь. Тяжелые шаги! Катя их сразу узнала. В комнату вошел Илья. Лицо его было покрыто пылью. Он поглядел на жену с топором, потом на кладовщицу и снова на жену.

- Ты чего, Катя?

- А вот пришла комнату нашу себе забирать. Мужиков привела выбросить наши вещи на улицу.

Илья засопел. Потом протянул свою ручищу к кладовщице, взял ее зашиворот, приподнял и быстро поволок ее впереди себя. Катя услышала отчаянное «ай!». «Никак лбом двери открыла?» Потом уже с лестничной площадке послышался истеричный визг, который быстро удалился. Спустил с лестницы…Катя засмеялась. Никита прекратил плакать и тоже засмеялся. Васька стрелой метнулся на лестницу. Прибежал. Захлебываясь, рассказывает:

- Как кубарем покатилась с лестницы! Ревет, матерится.

Тут же зашел Илья.

- Зачем ты так?- сказал Катя. – А если убилась, посадят же!

- В тюрьме тоже люди живут. Поесть ничего не готовила?

- Да когда? Вот эта пришла…

- Ну, готовь чего-нибудь! Картошки что ли свари! С утра ничего не ел.

Катя бросилась на кухню. Там уже стояли соседки.

- Ой! Катька! Зря ты с ней связалась!- закачала головой Крестя. – Я ее знаю, как облупленную. Теперь уж посадит точно!

- За что же посадят-то?

- Так ты ж с топором бросалась!

- Ни на кого я не бросалась! Вы видели, что я с топором бросалась?

- С каким топором?- с притворным удивлением спросила Дуся.- Никакого я топора не видела. А ты, Крестя, разве видела?

Пройдет немало времени, и Катя вновь столкнется с кладовщицей. Мастер ее пошлет получить спецовку на цех. Она протянет заявку кладовщице.

- Что ты мне суешь свою филькину грамоту?- услышит она крик, подымет глаза и увидит, кто перед ней.

Катя молча заберет заявку и отнесет ее мастеру.

- Что? Так и сказала «филькина грамота»?- воскликнет мастер, который мог легко прийти в гнев. – Я ей сейчас устрою филькину грамоту.

Кладовщицу переведут на три месяца на нижеоплачиваемую работу.

3

9 января 1957 г. Реабилитация репрессированных во время Великой Отечественной войны народов (кроме немцев Поволжья).

Автобус доходил только до Трех Столбов. Так называлась остановка на окраине поселка. Кажется, даже официально. Была ночь. Весенняя теплая ночь. Бесшумная. Не лаяли даже собаки. А, может быть, они все утонули во время наводнения? Никита представил захлебывающихся в грязных воронках собак с широко распахнутыми глазами. Собаки отчаянно били передними лапами по воде. Но как будто кто-то сидящий под водой тянул их за задние лапы ко дну. И ему стало страшно. Как же они доберутся до дому? Это невозможно. Лучше бы они оставались у крестной. Но ведь дома старший брат. А, может быть, он уже утонул? Нет, непременно надо домой. И отец, и мать правильно сделали, что возвращаются домой. Он не заметил на их лицах тревоги или озабоченности. Они были выпившие и веселые. И когда отец взял Никиту на руки, он совсем успокоился. Он сидел на широкой твердой отцовской руке, обхватив руками отца за шею, и покачивался в такт отцовским шагам.

Ему захотелось представить, что он едет верхом на лошади. Но разве отца можно сравнивать с лошадью? Он гораздо надежнее. Уж с него-то никогда не упадешь. Для отца он всё равно, что пылинка. Отец может нести его хоть до самого моря и нисколько не устанет. Никита стал всматриваться вниз в бездну, через которую нес его отец. Черная тяжелая вода плескалась внизу, отбегая от них волнами. Отец первое время высоко поднимал ноги. Но когда стало глубже, когда вода дошла отцу до колен, он пошел медленнее, как бы раздвигая сапогами холодную враждебную влагу.

От отца пахло вином. Рядом вышагивала мать, держась за локоть отца. Отец и ее тоже буксировал сквозь черные хляби. Но самое замечательное было то, что в черной воде плавали золотые звезды. И Никита нетерпеливо высматривал, когда же отец своим большим сапогом наступит на одну из звезд и утопит ее на дно. Однако звезды не тонули. Они лишь дробились, расплескивались, оживали, начинали качаться на волнах, но никак не тонули. Неужели ни одна звезда не утонет? Наверно, отец специально не занят этим, не хочет этого. Если бы он хотел точно наступить на звезду, то непременно утопил бы ее.

Никита и сам не знал, почему ему хочется, чтобы какая-нибудь звезда утонула. А, может быть, сказать об этом отцу? Но нет…Он подумает, что он глупый.

С обеих сторон дороги, по которой они шли, темнели громады домов. И совсем уж черными были проемы окон. Света в поселке уже не было несколько дней. Но и люди в те дотелевизионные времена ложились рано. Иной раз попадались высокие сплошные заборы с капитальными широкими воротами. Вероятно, эти ворота удержали напор воды, подумал Никита. И люди жили в домах, а не на чердаках, и ходили не в сапогах по залитому водой полу, а в мягких домашних тапочках, и спали на постелях, не боясь того, что стоит опустить руку вниз, как она погрузится в воду.

Никита поднял голову. И над головой была бездна. Но уже бездонная, бесконечная, без людей и домов, с неисчислимыми россыпями звезд. Порой это были густые-густые скопления, в других же местах звезды сверкали единичными маячками. Но сколько же их там? И что это? К чему эти маленькие желтые огоньки? Горячие ли они или их можно взять спокойно в ладошки? Может быть, с тех высоких домов, что в городе, если забраться на крышу, можно дотянуться до какой-нибудь звезды? Он обязательно когда-нибудь сделает это.

- Вот мы и дома!- сказала мать.

Их двухэтажный дом со множеством комнат стоял на взгорке, и вода не дошла до него. Дом оказался на островке. Отец, поднявшись по деревянному скрипучему крыльцу, опустил Никиту на площадку. Никита оглянулся напоследок: вода, звезды, дома, но дома соседние, чужие, незнакомые ему. Он же стоял на крыльце родного дома, где знал каждую царапину, каждое бревнышко, каждый кусок пакли, торчащий в пазу.

Он поднимался, подтягиваемый за обе руки, по крутой лестнице на второй этаж. Отец несколько раз пнул сапогом по двери. Им открыла соседка.

4

В 1958 два первых агрегата Новосибирской ГЭС дали ток. Она была первая в Сибири. В СССР был уже богатый опыт строительства гидроэлектростанций, вспомним хотя бы Днепрогэс первой пятилетки. Но великие сибирские реки, каких и нет в европейской части России, оставались нетронутыми, непознанными с их особым режимом,  в резко-континентальном климате. Половодье на Оби наступает не единожды в год, а дважды: весной, как везде, и в самую летнюю жару, когда тают ледники в горах Алтая, белки, как их называют в Сибири.

Обь послужила испытательным полигоном для всего последующего сибирского гидростроения. Новосибирская ГЭС – первая в Сибири – и в этом ее новаторская суть. Она улучшила энергоснабжение железной дороги, Кузбасса и самого Новосибирска. Ее электроэнергия остается самой дешевой по сравнению с ТЭЦ.

Новосибирская ГЭС создала Обское море, настоящее море протяженностью 200 километров от плотины до алтайского города Камень-на-Оби и шириной до 25 километров. У него и нрав проявился морской: здесь бывают штормы с высотою волн в 3,5 метра. По его берегам устроены отстойные бухты для укрытия судов во время шторма.

Конечно, не обошлось и без ущерба, как всегда бывает при волевом вмешательстве человека в природу. Пришлось вырубить35 тысяч гектаров леса на месте затопления, перенести на новее место целый город Бердск. Экологи говорят, что стал засушливей климат и прилегающих к морю сельских районах.

И всё-таки, несмотря на все потери и убытки, Обское море обогатило и облагородило Новосибирск. Оно по всем своим берегам окружено дачами, детскими лагерями, санаториями, домами отдыха, яхтклубами. Обширный водный простор в обрамлении сосновых лесов, песчаные намытые пляжи, жаркое солнце летних месяцев – вся эта курортная благодать в сорока минутах езды на электричке. Обское море внесло в быт новосибирцев элемент роскоши. Горожане, может быть, впервые почувствовали, что кроме самого насущного им дана комфортность, причем не для отдельных счастливчиков, а равно для всех жителей в целом.

И еще в одном деле ОбьГЭС заслужила признательность горожан. Если бы, допустим, ТЭЦ выработала бы столько же электроэнергии, сколько ГЭС за 40 лет своей работы, то понадобилось бы такое количество эшелонов угля, что они протянулись бы от Новосибирска до Москвы и загнулись бы опять до Новосибирска. Можно себе представить, какие сотни тонн золы высыпались бы на головы горожан за эти годы, если бы не экологически чистая Новосибирская ГЭС.

 

Солнечный лучик добрался до лица Никиты. Носик мальчика сморщился.

Он чихнул и открыл глаза. Какое-то время он смотрел на потолок, потом перевел взгляд на стены, на окно с пышным цветком, расползшимся по всему подоконнику.

- Мам!- позвал он. Никто не откликнулся.

Он еще несколько раз позвал маму. Никто не ответил. Никита хотел захныкать, но тут же передумал. Если никого нет дома, какой толк в его хныканье. Выбрался Никита из-под одеяла и побежал на кухню. Всё-таки был один плюс в отсутствии родителей: можно было не умываться, не одеваться.

Никита заглянул в кладовку.

- Тук-тук! Кто в домике живет? Я - мышка-норушка, я - лягушка-квакушка! А ты кто? А я дед Пихто! Вот кто! Беее! А я маслице-сусальщице! Не ешь меня, Никитка-бикитка! Кто бикитка? Я – бикитка? Вот на тебе! На тебе по попе! Не обзывайся! Не буду я тебя есть! Вот! Лежи тут себе одно! Никто тебя есть не будет! Потому что тебя не любят.

Никита заволок в кладовку табуретку и вскарабкался на нее. Он стал смотреть, что лежит на нижней полке. Потянул на себя ящик. Ящик не подавался.

- Ты чего, гадина-говядина!- заругался Никита.- Чего ты уперся? Я с тобой, кажется, разговариваю! Ты мне еще противиться будешь? Да я тебя за это… Я тебя в угол поставлю! Отлуплю по попе! Будешь знать, как вредничать! У меня не повредничаешь! Я быстро с тобой управлюсь! Ишь, нашелся какой! Ты думаешь, тебе всё можно? Ага! Держи карман шире! Уперся, как баран. А чего, спрашивается, упираться?

Никита дернул посильнее ящик и вместе с ним полетел на пол. Сев, он заплакал. Крупные соленые слезы бежали по его пухлым щекам и забегали в уголки широко раскрытого рта. От соленой влаги во рту, ему стало еще более жалко себя.

- Ой! Какая же ты гадина! Я не люблю тебя! Слышишь? Ты меня толкнула! Вот тебе! Вот тебе! Не буду я больше смотреть другие ящики! И не просите! Вы не хорошие! Вот!.. Я к столу пойду! Он меня любит. Да, столик? Ты любишь меня? Он говорит, что любит. Ты же не будешь пихаться, как эти дураки? Нет? А что у тебя есть вкусненького? Ничего? Тебя помыли, чтобы ты был чистеньким. Вон ты какой гладкий, ровненький. Ты всех кормишь. И папу, и маму, и Васю, и меня. На тебе много всякой еды бывает. Супчик там, картошка, хлеб, лук, огурцы, чеснок.

Но за пустым столом Никите было скучно. Он полез в тумбочку. Кулек с крупой его не заинтересовал. И говорить с ним не было никакого желания. До верхнего ящичка ему не достать. Никита попил воды, тяжело вздохнул и направился в комнату. Повалялся на кровати, стало скучно. Никита, положив ногу на ногу, стал распевать песенку собственного изготовления. Он пел про то, как он проснулся, как воевал со злым жадным ящиком, как попил водички.

- А пойдем-ка мы туда, где бода-бода-бода…Здесь есть вода. Трада-да! Трада-да! Здесь есть, что поесть. У меня еще есть зубы! Большие-пребольшие! Острые-преострые! Как у собаки! Хочешь укушу? Вот так! Гррр! Что? Больно? Больно-пребольно? А вот карандаш! Сейчас мы нарисуем на стене человечка. Вот у человечка туловище, голова, руки, ноги, нос, уши, глаза, рот, волосы. А если человечек захочет помыться? Принесу ему воды! Подожди немножечко, пока я принесу тебе воды! Сейчас помоешься! Вот вехотка, мыло! Помылим воду! Вот мамин одеколон. Это чтобы вода хорошо пахла… А это что? Помада? Здравствуй, Никитка-бикитка! Как живешь помадка? Я живу хорошо, меня очень любит мама. А меня мама тоже любит. И меня больше любит, чем тебя, потому что я большой, умный и красивый. И скоро пойду в школу. А тебя в школу не возьмут.

Никита раскрывает помаду и сначала рисует ею на полу, потом на стене и на печке. Когда помада кончается, он начинает переливать в ковшик остатки одеколона. Наконец-то флакончик пустой. Он мерит мамино платье, пробует ходить в папкиных тапках. Потом садится на пол, потом ложится и засыпает. Никита и во сне продолжает разговаривать. Разные вещи и комнатные предметы охотно поддерживают разговор.

Детский сад, в который ходит Никита, напротив его дома. Перейти только через дорогу. Он стоит на возвышении, а потому кажется высоким, хотя это одноэтажное длинное бревенчатое здание. Подниматься приходится по высокой, как потемкинская, лестнице. Сегодня в садике утренник. Воспитатели долго разучивали с малышами стихи, песенки и танцы. Никите впервые досталась роль, и он очень гордится этим. Свои слова он твердит бесперечь. Сыграть же ему придется медведя. Он самый крупный в садике мальчик, хотя ходит только в среднюю группу. Когда приезжает какая-нибудь комиссия, его непременно воспитательница выносит на руках. Мол, посмотрите, какие у нас здоровые богатырские дети!

На Никиту надевают костюм медведя. Он толстый и тяжелый. Никите сразу в нем становится жарко. Пот струится по его лицу и телу. Но он даже не может вытереть его. Начинается праздник. В зале на низеньких скамеечках сидят мамы. Посредине зала стоит фанерный ярко раскрашенный домик с вырезанным окном, из которого выглядывает девочка из старшей группы в платочке, повязанном по-старушьи. Она начинает рассказывать сказку. По очереди выскакивают зайчики, лисичка, волк. Они поют, рассказывают стихи, пляшут. Родители то и дело хлопают. Никита переминается с ноги на ногу, он уже устал в этой толстой медвежьей шкуре. И думает только об одном, чтобы поскорее ее с него сняли. Так хочется почесать тело. Наконец воспитательница подталкивает его сзади.

- Иди, Никита! Ничего не забыл!

Никита отрицательно машет головой. И выходит в зал.

Он идет, как его учили, косолапя, раскачиваясь из стороны в сторону, обходит вокруг домика, надув щеки и бася:

- Мишка косолапый

По лесу идет,

Шишки собирает,

Песенки поет.

Он то и дело наклоняется, вроде как подбирает с пола шишки. Увлекшись, он забывает, что нужно было пройти только один круг. Идет по второму кругу, распевая свою незамысловатую медвежью песенку, потом по третьему. Воспитательница, стоящая у приоткрытых дверей, машет ему рукой и громко шепчет:

- Хватит! Хватит, Никита! Иди сюда!

Всё это видят и слышат мамы, и громко смеются. Никита еще больше раздувается от гордости: это ему хлопают. Он настоящий медведь. Ему хлопают больше всех. Он идет по четвертому кругу. Смеются еще громче. Воспитательница на этот раз не выдерживает, выходит и, взяв его руку, ведет в боковую комнату, где стоят другие ребятишки в костюмах. Они подпрыгивают, бойко выкрикивают свои слова. И воспитательница то и дело шипит на них, чтобы они вели себя потише.

Когда праздник заканчивается, каждый из актеров получает по карамельке. Никита уже снял костюм. Он держит карамельку в кулачке, решив, что не будет ее есть, как другие ребятишки, а отнесет Васе и заодно похвалится. И Вася, и мама с папой будут гордиться им и хвалить его.

Никите, поскольку он жил рядом, разрешали домой уходить одному, без родителей. И он несколько раз подбегал к своей воспитательнице, спрашивал ее, можно ли идти домой. Но раньше времени его не отпускали. Время же наступало в шесть часов вечера.

5

Почту на самолете АН-2 развозили по всей Новосибирской области. В 116-м летном отряде специально выделяли самолет по доставке почты по кольцу Новосибирск – Кочки – Довольное – Здвинск – Купино – Карасук – Краснозерское – Новосибирск. Самолет был загружен до потолка. В пилотную кабину экипаж (командир и пилот) пробирались по-пластунски. В каждом аэропорту почтовиков встречали работники сельских почтамтов с лошадьми, запряженными в телеги. Весной, в распутицу, почту сбрасывали с воздуха, стараясь попасть на сухое место. В то время все жители области выписывали периодическую печать.

1959 год

2 января Запуск межпланетной станции Луна-1

3 января Провозглашение Аляски 49-м штатом США

12 марта Выход на экраны страны фильма Сергея Бондарчука Судьба человека

16 июня Открытие в Москве ВДНХ

15-28 сентября Визит Хрущева Н.С. в США

18 сентября Обращение Хрущева Н.С. в ООН с предложением о разоружении

7 октября Облет Луны станцией Луна-3

1 ноября Открытие Дворца бракосочетаний в Ленинграде

17 декабря Решение ЦК КПСС и СМ о создании ракетных войск стратегического назначения

           20 декабря

            Спуск атомохода «Ленин»

 

Летом детсадовцев вывозили на дачу в Кудряши. Жили они в деревянных бараках. Сразу за дачей начинался сосновый бор. Каждый день вместе с воспитателями малыши выходили в лес. Сачками ловили бабочек и стрекоз, собирали цветы и ягоды. На полянке росла томная сочная клубника, которая сама таяла во рту. Чем ближе к лесу и чем гуще была трава, тем крупнее была клубника, хотя здесь уже ее было поменьше. В самом же бору возле сосен можно было найти кустики черники. С конца июля начинали собирать грибы. Вначале ребятишки, особенно те, кто никогда не был в деревне, в лесу, рвали полные корзинки поганок и мухоморов. И воспитательницы со смехом выбрасывали всё из корзинок. Хорошо, если оставалось два-три нормальных гриба.

Из совхоза завхоз на лошади привозил фляги с молоком, мясо, масло, яйца. В ягодный сезон часто делали свежую клубнику с молоком и сахаром. И тогда в огромной кастрюле не оставалось ни капли. Варили варенье, запасались им на всю зиму. Делали пирожки с грибами, варили грибные супы, солили грибы.

По выходным приезжали родители. Для них завод специально выделял моторку (так называли речной трамвай), которая до вечера стояла на пристани в Кудряшах. Некоторых ребятишек, но их было мало, родители забирали домой. Кто-то скучал по дому, кому-то не очень нравилась жизнь, как говорится, на лоне природы. С собой родители привозили конфеты, одежду, забирали порванную. Потом уже, после обеда, наобщавшись с чадами, которых уводили на тихий час (так назывался послеобеденный обязательный сон), родители на бережку усаживались, расстелив на песку скатерти, доставали снедь, непременно бутылочку и отдыхали до отхода моторки.

Как-то Никита пошел с Васей и матерью в лес. Был как раз грибной сезон. Но Вася не любил леса, сорвал несколько мухоморов, которые мать тут же выбросила и стал нюнить, отпрашиваться на речку покупаться. Мать отпустила его. Сначала Никита шел рядом с матерью, которая, как и Вася, ничего путевого, кроме сыроежек, не находила. Это удивляло Никиту. Он показывал ей, как растут грузди и подберезовики. Выкопав груздь, он разрывал все вокруг и находил еще с десяток. Потом он убежал вперед. Мать уже не видела его и стала звать, боясь, что заблудится или он, или она. Никита откликался. Потом перестал.

Катя вернулась на опушку леса, боясь заблудиться и устав от крика. Никита вернулся с полной корзинкой груздей и белых. Все были как на подбор, крепкие и чистые. Катя удивленно смотрела на корзинку.

- Да как же ты их находишь!

У нее, кроме нескольких сыроежек, ничего не было.

- Вот теперь насолим грибков! Зимой-то хорошо с картошечкой! Ну, пойдем на речку! Васька сразу купаться убежал.

Берег был полон взрослых и детей. Катя с Никитой пришлось немало походить, пока они нашли Васю. Вася был в воде с целой толпой пацанов. Они играли в догонялки. Крики, суетня, брызги!  Дольше всех держался незапятнатым тот, кто умел хорошо нырять и долго плавать под водой. Никита стал поспешно раздеваться. Он скинул короткие до колен штанишки на лямках (тогда их еще шортами не называли) и светлую рубашку, и остался в длинных сатиновых черных трусах. Всё это шилось самой Катей.

6

В это утро родители проснулись очень рано. Никите страшно хотелось спать. И хотя его подняли, он ходил, как сонный, не понимая, что к чему и чего от него хотят. Его торопили: надо было успеть к первой моторке. Никита позавидовал Васе, который безмятежно спал. Вася всегда приходил домой поздно, по темноте, но и спал до упора. Если его не будили, мог проваляться и до обеда. В школу его непременно нужно было будить. Вставал он долго, отстаивая каждую минуту. «Ну, еще немножко! Ну, еще чуть-чуть полежу! Успею!» Теперь его оставляли одного. Правда, Катя наказала Кресте, чтобы она следила за Васей и за комнатой и чтобы он не водил компании в дом. «Теперь будет спать целыми днями, как медведь в берлоге!»- с завистью подумал Никита.

Утро было прохладным, а когда подошли к Оби, с которой тянуло свежим ветерком, Никита окончательно продрог. Хорошо еще, что моторки долго не пришлось ждать. Никита всегда сидел на моторке на открытой площадке, потому что интересно было глядеть на реку, на суда, на берега. Но сегодня он спустился с родителями в пассажирский трюм. Иллюминатор был высоко, и ему пришлось встать на деревянное сидение. Весь корпус моторки трясся, стоял сильный гул. Вот они прошли Затон, за которым сразу начиналась Лесоперевалка. Далеко от берега тянулись длинные плоты. На самом же берегу стояли вышки, на которых было видно солдат с автоматами. Вот пристань Лесоперевалки. Застучали сверху шаги, в трюм спускались новые пассажиры. Свободных мест уже не осталось. Никита полез по лестнице наверх. У борта стоял матрос в замасленной порванной тельняшки. Никита подтянулся на цыпочках, чтобы видеть через высокий борт. Матрос повернулся и подмигнул ему.

- Что, пацан, интересно?

Никита кивнул.

- С мамкой?

- Да! И с папкой.

- Ясно.

Моторка от Перевалки поворачивала и под прямым углом пересекала Обь, выходя прямо на пристань Чернышевского.

От пристани нужно было идти вверх по крутому Чернышевскому спуску. И вот он огромный зеленый вокзал. Это самое большое здание, которое до сих пор видел Никита. Внизу впритык друг к другу стояли грузовые автомобили с брезентовыми тентами. Очередей он не признавал и под различными предлогами всё покупал без очереди. Поэтому вернулся он скоро. Солнце уже поднялось, стало припекать, и Никита согрелся. Катя купила ему мороженое. Попадая в город, первым делом родители покупали ребенку мороженое. Это был своего рода ритуал. Наконец началась посадка на их машину, которая называлась странным словом «грузотакси». Скамейки были деревянные, потому каждый на свое место стелил всё, что можно было подстелить. Сели вплотную друг к другу. Шофер убрал железную лестницу, по которой забирались в кузов. И они поехали. Асфальт кончался сразу же за городом. Трясло и кидало несусветно, но вскоре к этому привыкли. То один, то другой стали доставать свои съестные припасы. Достала и Катя: хлеб, лук, свежие огурцы. Всё это нужно было держать, иначе сразу же вылетит. Никита даже один раз больно прикусил язык. Хорошо хоть они сидели не в глубине кузова, а неподалеку от заднего борта и можно было смотреть на дорогу. Потом машина остановилась, поставили лестницу и стали спускаться.

- Уже приехали? – спросил разочарованно Никита.

- Нет,- сказала Катя. – Иди с отцом в кусты пописай!

Мужчины курили одну за другой папиросы, разминали косточки, рассказывали что-то смешное друг другу.

- Половину проехали!- сказал кто-то.

В Ордынке Илья пошел искать попутную машину до Пролетарки. Теперь им пришлось ехать в открытом грузовике. На повороте в Пролетарку грузовик остановился.

- Вы это,- сказал Илья,- если хотите, можете идти, а я в Пролетарке договорюсь с лошадью и догоню вас дорогой.

На том и порешили. Машина свернула направо, а Катя с Никитой налево на узкую грунтовую дорогу. Вначале идти было легко, после долгого сидения и томления в кузове машины тело наслаждалось движением. Так они прошли с час или того больше. Солнце палило беспощадно и хотелось пить, но воды они с собой не взяли.

- Ничего!- сказала Катя.- Скоро начнется лес, и не будет так жарко. Сними рубашку-то! Чего паришься!

Никита стянул рубашку. Действительно, стало лучше.

 Вдали показалась темная стена леса.

- Вот по лесу еще пройдем немного, а там и Якорь. Устал, наверно, сынок!

- Нет, мам! Нисколько!

Он видел, что мать как раз и устала.

- Может, посидим подождем папку!- предложил он.

- Посидим немножко,- согласилась Катя. – И пойдем! Хуже нет, чем ждать и догонять.

У Ильи, как она узнала в последний приезд в Якорь, в Пролетарке была зазноба. И если его нет до сих пор, значит, он у нее. На лошади-то давным-давно уже догнал бы их. А так, может, и до утра не вернется.

Они пошли. Всё ближе становился лес, и там они надеялись найти спасение от жары. Но стоило им вступить в лес, как воздух наполнился звонким гуденьем. Полчища полосатых, как тигры, комаров набросились на них. Чем дальше в лес, тем становилось хуже. Стоило провести ладонью по телу, как она становилась красной от крови. Пробовали бежать. Но стоило им, задыхавшись, перейти на шаг, как гудящие тучи снова окружили их. Катя напугалась: а если заедят ребенка до смерти? Но Никита ни разу не пожаловался. Она достала из узла свой платок и обмотала ему голову и плечи, как девчонке, оставив только полоску для глаз. Дороге, казалось, не было конца. Да где же он этот, Якорь? Дойдут ли они когда-нибудь до него? А ведь уже вечер. А если до темноты они всё еще будут идти по лесу. Катя вспомнила, что ей рассказывали, как медведь или волки задирали здесь коров и даже какого-то мужика, который ехал зимой на санях. И коня задрали, и мужика. Ей стало страшно. Она бы заплакала, но боялась этим напугать Никиту, и крепилась из последних сил.

- Едет! Едет!- радостно закричал Никита, повернувшись и протянув руку.

Из-за лесного мыска показалась лошадь. Илья с незнакомым мужиком догнали их. Оба были навеселе.

- Я уж думал, что вы в Якоре!- хохотнул Илья. – Друга вот встретил в Пролетарке. Друга детства! Немного посидели с ним.

Катя с Никитой забрались на телегу. Кажется, они не ехали и пяти минут. Лес внезапно поредел, и показалась деревня.

Бабушка жила на самом краю деревушки, которая называлась Якорем, хотя ни рекой, ни тем более морем здесь даже и не пахло. В летнюю жару ребятишки ходили купаться на котлован, большую яму с вязким глинистым дном, которую вырыли для того, чтобы поить скот. Всё вокруг котлована было истоптано копытами и завалено коровьими лепешками. Никита, когда впервые пришел на котлован, брезгливо поморщился и купаться не стал. После Оби и Затона котлован ему показался большой смрадной лужей с грязной водой. Но охота пуще неволи. Через пару дней он с другими якоревскими ребятишками радостно плавал и нырял в котловане, то и дело отплевывая грязную желтую воду.

Дом бабы Ени, как ее звали деревенские, почернел от древности. Крыша его была крыта тесом. Сразу за огородом начинался лес.

Сама баба Еня худа и высока. Кожа ее на руках и лице, как пергамент, сухая и вся в морщинах, мелких и крупных. Зубов у нее уже нет, поэтому она сильно шепелявит, когда говорит. Ест она каши, а сухарик или корочка размачивает в воде.

При этом ее маленький и безгубый рот очень быстро и смешно шевелится, а подбородок так и подпрыгивает вверх и вниз.

Вставала баба Еня ни свет ни заря и начинала крутиться, как белка в колесе: корова, свиньи, бараны, огород, пчелы. Варила, убирала. Опять шла в огород, поливала, полола. Неслась в лес за ягодой, рубила дрова, чего-то чинила, прибиралась в доме, стряпала хлеб, варила, опять в огород, скотина… И так весь день. Никита ни разу не видел ее отдыхающей, ничего не делающей.

Первое, что его поразило в бабушкином доме, это была огромная русская печь. Большой черный зев закрывала тяжелая железная заслонка. И Никите всё время казалось, что там за этой заслонкой, в глубине печи кто-то живет, таинственный и древний, как этот дом, баба Еня и вся деревушка Якорь. Баба Еня спала на печи, ловко, по-девчоночьи запрыгивая на нее с лавки. Однажды Никита забрался на лавку и, вытянув шею, стал рассматривать, что же там. Старый-престарый полушубок, домотканое одеяло, еще какие-то тряпки, шапки, валенки.

По вечерам воздух звенел и дрожал от комарья. Комары лезли во все щели. Перед пригоном и на крыльце бабушка ставила дымокур, куда бросала сухой кизяк, зеленые ветки, какую-то траву, которая отпугивала комаров. Но и дымокур не спасал. Над Никитиной постелью бабушка сделала полог из марли. И просыпаясь ночью, он слышал вокруг себя комариный звон. Ему становилось страшно. Казалось, что если полог рухнет, на него со всех сторон обрушаться кровожадные твари и высосут его кровь до капельки.

Как-то Никита решил обследовать огород. Огород был длинный и тянулся до самого леса. Бабушка из колодца в большие деревянные корыта набирала воду. Потом нагретой на солнце водой поливала грядки, таская воду лейкой и ведрами. Никита дошел почти до края, когда увидел ползущую в картофельной ботве змею. Змея была черная и большая, она волнами извивалась на земле, стремительно уползая в лес. Какое-то время Никита широко раскрытыми глазами смотрел на нее, стоя неподвижно, как парализованный. Всё в нем похолодело. И лишь когда змея удалилась на приличное расстояние, он вышел из оцепенения и что было мочи побежал в дом. Баба Еня равнодушно выслушала его громкий, сбивчивый рассказ и сказала:

- А я тебе сколько раз говорила – не ходи босиком. Видишь, все деревенские в сапогах ходят.

Да, Никита видел и удивлялся и несколько презирал деревенских за то, что они даже в сильную жару ходили в кирзовых сапогах. А когда вечером перед сном снимали и разматывали портянки, раскладывали их на печи, по хате распространялся запах пота и кирзачей. В городе летом ходили в сандалиях, а ребятня в основном бегала босиком, правда, то и дело то занозя, то раня ноги стеклом. Но теперь, отправляясь в лес, он тоже обувал сапоги, но они были ему велики. К тому же долгое время он никак не мог научиться правильно заматывать портянки. И они через несколько шагов начинали сбиваться на одну сторону, комкаться. Идти становилось неудобно и больно. Никита останавливался, садился на землю и переобувался. Бабушка и дядя Петя терпеливо учили его, как ему казалось, невероятно сложному искусству заматывания портянок. И научили. И совсем в сапогах не было жарко и тяжело, как ему представлялось раньше со стороны. Зато теперь можно было идти куда угодно, ничего не боясь, пнуть по пеньку, ударом ноги переломить хворостину или раздавить большого паука.

Тот день надолго запомнился и Никите, и бабе Ене, и некоторым деревенским жителям. Никита проснулся поздновато. В доме он был один. Он спустился с кровати, снял с себя длинную ночную рубаху и оделся.

Вышел на крыльцо. Было солнечно и ярко. Куры деловито греблись во дворе. Собака, лежавшая в конуре, равнодушно взглянула на Никиту и снова уткнулась мордой в лапы. И только птицы стремительно порхали, жизнерадостно чирикая. На улице не было видно ни души. По двору, похрюкивая, ходил полугодовалый боровок Борька, роясь то тут, то там. Никита постоял какое-то время, решая, чем бы ему заняться. Всё-таки в деревне ему, городскому жителю, было скучно. Здесь все работали от восхода до заката, даже ребятишки. Тут он увидел на куче досок плащ, шляпу с сеткой и дымокур, бабушкины принадлежности для работы с пчелами. Значит, бабушка утром занималась пчелами. Никита видел, как она это делает, но наблюдал за ней только из окна. Он надел плащ, длинные полы его лежали складками на земле, а рукава Никите пришлось засучивать. После этого надел шляпу с сеткой, рукавицы и пошел в огород. Открыл крышку первого улика. Пчелы густо роились, медленно переползая с места на место. Никита взял в руки дымокур и стал качать меха. Когда струя дыма стала густой и плотной, он направил ее на пчел. Они забеспокоились, стали двигаться быстрее, а потом одна за другой подниматься в воздух. Довольный своей работой, Никита перешел к следующему улику и сделал там то же самое.

- Нечего сидеть лодырничать!- ворчал Никита. – А ну-ка летите мед собирайте!

И опять дымом их. Так он обошел улики и выгнал всех пчел. Вышел из огорода, снял плащ и шляпу. Фу! Как он весь вспотел! Оказывается, не так-то легко управляться с пчелами. Когда баба Еня вернется, он ей расскажет про свою работу. Никита зашел в дом, выпил молока с хлебом, посидел перед окном, потом перешел на кровать, лег и вскоре заснул сном праведника.

Проснулся он от крика. Сел на краешек кровати, протер глаза и удивленно посмотрел на бабушку, не понимая, почему она так сердито ругает его.

- Ну, не паразит ли? Паразит и есть! Это же надо такое умудрить! Да что же это такое? Наказание просто какое-то! Ох и пакостливый! Ох, пакостливый так пакостливый!

- А что, бабушка?- спросил Никита, не понимая еще, чем он заслужил такую немилость.

- А ты еще и спрашиваешь? Ты что же, паразит, натворил?

- А чего я натворил?

- Ты зачем пчел разогнал?

- Но ты же сама…

- Что я сама?

- Дымом на них дуешь.

- Вот я сейчас вожжи найду!

Она бросилась к запечнику. Никиту уже мать лупцевала не раз. Он знал, что это больно, но несмертельно. Вот теперь и бабушка будет его лупцевать. Совсем жизни не станет. Но тут зашла баба Луша, младшая сестра бабы Ени.

- Ой-ой-ой!

- Что ты, Лукерья?

- Пашу-то моего как твои пчелы покусали. Он же на мотоцикле на стан поехал, как раз возле твоего дома проезжал, и пчелы твои набросились на него, как собаки. Он же сам пчеловод. Его пчелы никогда не трогают. А тут такое надо же! Морда вся опухшая. Весь покусан. «Я от них,- говорит,- еле на мотоцикле спасся. А если пешком бы, и не убежал».

- Слышишь, Никита, что ты утворил.

Никита опустил голову, не решаясь посмотреть на бабушек. Глаза его наполнились слезами.

- Так это еще не всё, Луша. Калитку-то он не затворил. Как уходил с огорода, так и оставил ее открытой. Боровок-то и зашел в огород. Капуста-то у меня, видела, какая уже взошла. Всю выкопал. Останусь теперь на зиму без капусты.

- Ой-ой-ой! Вот беда-то! А рой-то где будешь искать, Еня?

- Попрошу мужиков. Твой-то как… совсем плохой?

- Да ничего-ничего! Поможет тоже. Он у меня на счет пчел прыткий, мастер.

- Вот учинил, паразит, разгром! Нет! мать приедет, всё, скажу, забирайте. И больше ко мне не привозите. Такого пакостного мне не надо.

«Не надо так не надо!»- зло подумал Никита и отвернулся к окну.

7

Летом купались на Затоне. В Оби течение и вода холодней. Больше всего купающих собиралось у понтонов и у слипа. Но на слип было идти дальше. Поэтому Никита с соседними мальчишками чаще всего ходил к понтонам. С утра приходили те, кто поменьше. В жаркий день они здесь пребывали до самой темноты, раза два-три сбегав домой, чтобы что-нибудь перехватить. Купались до посинения, до гусиной кожи. Выскакивали из воды, сотрясаясь всем телом и бросались на горячий песок, подгребая песчаные волны к себе. Никита завидовал мальчишкам, которые умели плавать и нырять. Этим летом он стал заходить в воду до самого подбородка. Потом отталкивался ногами, что есть силы ото дна, вытягивал руки вперед и, опустив лицо в воду, скользил несколько метров. Но стоило ему сделать движение руками, как тут же он останавливался и погружался в воду. Ему сказали, что лучше всего научиться плавать под водой. Вначале он нырял, точнее, стоя, опускался под воду, зажав большими пальцами уши, а мизинцами нос, чтобы не попало вода. Но руки были заняты и плыть было невозможно. Попробовал нырять, не зажимая, и удивился, что вода не попала ни в нос, ни в уши. «Как же так? Ведь это дырки! Почему же вода туда не заливается?» Но все большие пацаны ныряли, ничего не зажимая. Значит, вода и не должна была попадать. И сделав для себя это открытие, он стал без всякого страха погружаться в воду и пробовать под водой грести руками. Действительно, под водой получалось плыть. И чем ты дольше держишь дыхание под водой, тем дальше уплывешь. Он стал нырять головой к берегу и вскоре выныривал уже у самого берега, где было ему по колено. Стоило ему вынырнуть и сделать несколько собачьих движений, как он с головой уходил под воду. Постоянно находились инструкторы-добровольцы. Они давали самые разные советы, показывали, как научиться правильно плавать. Причем подчас советы одних противоречили советам других. Никакого продвижения не было. И Никиту это уже приводило в отчаяние. Ему казалось, что он никогда не научится плавать, что эта сложная наука ему не по зубам. И он еще больше стал завидовать пловцам.

У Васи был друг Коля Козлов, отчаянный хулиганистый парнишка, который уже пробовал вино и курил и пристрастил к этому и Васю. В этот день они у кого-то выпросили лодку и катались по Затону.

- Никитка!- крикнул Коля. – Хочешь покататься!

Как же не хотеть. Они подгребли к берегу, и Никита залез в воду. Вася сидел за веслами. Выплыли на середину Затона.

- Хочешь научиться плавать?- спросил Коля у Никиты.

- Хочу!- вздохнул Никита.

- Я тебя сейчас махом научу!

Коля сидел в шаге от Никиты. Он поднялся, и лодка зашаталась. Коля схватил Никиту за подмышки. Не успел Никита ойкнуть, как оказался в воде. Вынырнув на поверхность и выплевывая воду, он со страхом увидел, что лодка стремительно удаляется от него. Кричать «тону» ему было стыдно, потому что весь берег был усыпан людьми, он закричал «Вася!» и отчаянно замолотил руками и ногами по воде. Так ему удавалось держаться на поверхности. Но когда он устал и замедлил свои судорожные биения, как тут же стал погружаться. «Ведь утону же!» - еще сильней напугался он. Дернулся и снова выплыл на поверхность.

- Вася!

Лодка остановилась, но Вася не греб. Вдвоем с Колей они смеялись над ним.

- Вася! Тону же!

Он снова погрузился. Но попытался хватить воздух до того, как вынырнул, и заглотнул воду. Вынырнув, он стал откашливаться, не в силах что-либо крикнуть.

- Утонет же парнишка! Что делаете собаки!

Вася снова погрузился в воду. Сил уже не было. Он опять глотнул воду, его стало мутить. Он дернулся из последних сил и едва выбрался на поверхность. Тут же его схватили и вытянули в лодку. Коля бросил его животом на свое колено и сильно надавил на спину. Из раскрытого рта Никиты хлынула вода. Голова кружилась, он чуть не терял сознание. И судорожно икая, то и дело хватал воздух.

- Ладно, пацан, не придуривайся!- хохотнул Коля. – Зато теперь воды не будешь бояться. А то, как лягушка плескаешься у берега.

Этим летом Никита научился плавать. Пока по-собачьи. Но он уже отплывал на несколько метров от берега. Как говорили, на глубину. Потом столбиком стал нырять с понтона и плыть к берегу. За лето он почернел, похудел и вытянулся. Осенью он пошел в старшую подготовительную группу. На следующий год ему предстояло идти в школу. И поэтому он считал себя уже взрослым. Знал несколько букв и пытался с грехом пополам читать вывески. Хотя что их читать? Что может быть написано на магазине, кроме слова «магазин»? Или на бане?

Сосед его Коля Ануфриев был затворником, дружбы он ни с кем не водил. На улице его видели редко. Он уже закончил четвертый класс. С грехом пополам, проходив чуть ли не половину летних каникул на дополнительные занятия. Мать постоянно жаловалась на то, что он плохо учится. Но плохо он учился не потому, что ему не давалось учение. А потому, что ему некогда было сидеть за домашними заданиями. Да и на уроках он не столько занимался, сколько обдумывал свои очередные проекты. Коля Ануфриев был изобретателем. И не простым изобретателем, а, наверно, гениальным. Каких только устройств он ни придумывал, этот полуграмотный мальчишка! С помоек, свалок, завода, везде где только можно, он тащил в дом всякую дребедень, которой были завалены все углы комнаты и весь балкон. И всеми днями напролет он всё что-то конструировал.

В этот раз, когда Никита с речки вернулся домой, он застал целое
Мамаево побоище. Еще, поднимаясь по лестнице, он услышал громкую ругань, сопровождаемую отборным матом. Сомнений никаких не оставалось, так материться могла только Инютина, низенькая толстенькая женщина, жившая на первом этаже с маленькой дочкой.

- Я вас всех пересажу, таких-рассяких! Я вам… трам-парарам! Покажу такую-то мать! Твари поганые! Носит же таких земля! И откуда вы только взялись! Издоху на вас нет паразитов!

Кроме Инютиной никого не было слышно. Да она бы и не дала никому открыть рта. Никита стал на верхней площадке, боясь зайти в коридор. Вскоре что-то стало проясняться для него. Инютина нападала на Ануфриевых, мать и сына. Но чем могли эти безобидные люди насолить этой гром-бабе?

Оказалось, Коля смастерил подъемник: сиденье, которое при помощи веревок и лебедки поднималось и опускалось с его балкона.

И первым пассажиром на этом подъемнике стала дочка Инютиной Аня. Сначала Коля поднял ее на второй этаж, конечно, пристегнув ремнями. Потом опустил вниз. Ане это дело понравилось, и она потребовала, чтобы ее снова подняли на балкон. И вот когда она висела между первым и вторым этажом, ее мама вышла на крыльцо и увидела поднимающуюся вверх хреновину. И кто же сидел в этой хреновине? Её единственная ненаглядная дочурка!

Хорошо, что Коля успел убежать и где-то спрятаться. Мать же его спас Никитин отец, который, как обычно, отдыхал после работы, полеживая на заправленной кровати. В конце концов, ему надоели крики и визги. Он вышел в коридор и, как когда-то кладовщицу, схватил Инютину за шиворот и вытолкал из коридора. Та принялась орать на лестничной площадке, грозя позвать участкового. Но когда Илья вышел со свирепым лицом, она торопливо засеменила  вниз.

Вскоре вернулся Коля. Оказалось, что он прятался на чердаке. Мать его вцепилась ему в рыжие вихры и принялась таскать по коридору и комнате. Коля вопил благим матом. После этого она бросилась ломать подъемник. Разломала, как смогла, собрала всё это в охапку и понесла на помойку.

. . .

Дядя Петя поразил Никиту своей непохожестью на взрослых. Взрослые были большие, строгие и серьезные. Даже если они и играли с детьми, то всё равно оставались взрослыми. В любое время они могли резко прервать игру и заняться своими взрослыми делами, совершенно забыв о твоем присутствии.

8

Наконец-то он стал учеником. Ему купили настоящий школьный костюм. Хотя правильнее было бы называть его мундиром. Это была светло-синеватая гимнастерка с желтыми металлическими пуговицами, длинные брюки со стрелками и глубокими карманами. Гимнастерка, как и у солдат, перетягивалась широким кожаным ремнем со звездой на пряжке. И такого же цвета фуражка, как у офицеров. И тоже со звездочкой. Но и это еще не всё! Теперь у него были новые черные блестящие ботинки. И черный портфель, где лежало всё самое новенькое: букварь, прописи, тетрадь в косую линейку, разлинованная под каждую буковку и простой карандаш. Химическими карандашами и ручками им пользоваться не разрешали.

Школа была в нескольких шагах от их дома. Это был длинный одноэтажный бревенчатый барак. С левой стороны от входа располагались классные комнаты, а с правой стороны спортзал. Сначала была линейка. Первоклассников выстроили и поделили на два класса: «а» и «б». Никита попал в «б». представили их учительницу, которая после линейки повела их в класс. Никита сидел, не шелохнувшись. Всё было ново, необычно. Начиналась другая, очень интересная жизнь. Вера Петровна с мягкими, как у куклы, светлыми волосами понравилась ему сразу и показалась очень красивой и умной. Хотя лицо у нее было строгое.

ПЕРВАЯ КНИГА

В конце первой четверти Вера Степановна сказала, что теперь они могут сходить в школьную библиотеку и взять себе книжки. Библиотека была в соседнем двухэтажном бревенчатом здании. Здесь учились четвертые классы, а по вечерам – школа рабочей молодежи.

Никита с нетерпением ждал, когда же закончатся уроки. Сегодня почему-то они ему казались такими долгими. С последним звонком он быстро собрал портфель и побежал. На крыльце стояли четвероклассники. Никите они казались уже взрослыми ребятами. Взглянув на них, он грустно подумал, что ему ждать еще целую вечность пока он станет таким. Библиотека была на первом этаже. Никита сразу увидел на двери и прочитал вывеску. Лишь бы библиотека не была закрыта. Он нажал на дверь, она открылась. И он оказался в узком коридоре с высокими панелями, покрашенными масляной краской. Коридор освещался единственной тусклой лампочкой. Впереди светлел проем – вход в другое помещение. Там, конечно же, и должна быть библиотека. Но сразу туда попасть было нельзя, потому что была очередь. В коридоре стояли ученики – и младшеклассники и здоровяки-старшеклассники. Никита покорно встал у дверей. Сейчас он не сомневался, что его первый поход в библиотеку закончится неудачей. Пока дойдет до него очередь, библиотека закроется. Никиту постоянно толкали. Счастливчики, получившие книги, протискивались к выходу. Всё время заходили новички и сзади напирали на Никиту. Это его обнадежило. Если за ним образовывалась и росла очередь, значит, библиотека закроется не скоро.

Но тут его стало пугать другое. Где же на такую ораву наберется столько книг? Когда до него дойдет очередь, ему не достанется ни одной книжки. Но вскоре он догадался и мысленно стал укорять себя: какой же он глупый! Ведь чтобы получить книжку, нужно сдать ту, которую брал до этого.

Вот только тот, как он, кто приходит в первый раз, без книги. После этого он успокоился, но ненадолго. А если его не запишут в библиотеку? Хотя Вера Степановна сказала… Но вдруг нужно еще что-то, чего он не знает, чтобы его записали в библиотеку? Может быть, получилось так, что Вера Степановна просто забыла сказать об этом? Он поглядел на других ребят. А если спросить у них? Но спросить все же не решился. Спросишь, а вот этот долговязый четвероклассник, что стоит впереди него, сморщится и презрительно фыркнет. Еще Никиту останавливало то, что в коридоре никто не разговаривал. Ребята стояли молча, переминаясь, с ноги на ногу и терпеливо вздыхали. Если кто-то и решался заговорить, то только шепотом.

За своими переживаниями Никита и не заметил, как продвинулся к светлому проему. И когда наконец продвинулся вперед четвероклассник, всё до этого заслонявший спиной, Никита увидел библиотеку. Увиденное потрясло его. Везде были книги: на столе, на стуле, который стоял возле стола, на двух стеллажах и даже на подоконниках лежали высокие стопы книг. Это же нужно сидеть целыми днями и только читать и читать, ничего больше не делая. Когда же он успеет всё это прочитать? И когда же разные писатели успели написать столько книг? Вера Степановна прочитала все эти книги. Поэтому она такая умная, она все знает. Но он тоже целыми пачками будет брать книги и читать до самой глубокой ночи.

Четвероклассник быстро выбрал книжку и ушел. Никита оказался перед столом, за которым сидела худая женщина в очках. У нее было такое строгое лицо. Она поглядела на Никиту.

- Ну что?

- Здравствуйте!- проговорил Никита.

Он старался выговорить всё слово, а не просто брякнуть «здрасьте». Вера Степановна им несколько раз говорила, что нужно здороваться полным словом.

- Ты, кажется, из какого-то первого класса?- спросила библиотекарша.

Никита согласно кивнул.

- Значит, записываться пришел? Из какого ты класса-то, по букве?

- Первый Б.

Библиотекарша положила перед собой прямоугольник твердой бумаги, на котором записала его фамилию, имя и класс.

- Про правила пользования библиотекой знаешь? – строго спросила она.

Никита опять кивнул, но ей, видимо, этого показалось мало, и она приказала:

- Давай рассказывай!

Вера Степановна рассказывала им, как пользоваться библиотекой: что книги нужно вовремя сдавать, не задерживая их у себя, не мять, не рвать, не давать младшим братьям и сестрам, потому что они могут порвать их. Перед тем, как положить книгу на стол, сначала нужно убедиться, что стол чистый. Руки же должны быть вымытыми, грязными руками брать книги нельзя. Не читать, когда ешь, потому что на книгу могут попасть жирные пятна, и вообще за едой читать вредно и некультурно. Нельзя читать в постели, потому что тогда будет портиться зрение. Никита повторил всё слово в слово.

- А еще что?

Больше ничего Никита не знал.

- А то, что книги нужно читать внимательно и запоминать, о чем там говорится, ты знаешь?

Никита покорно кивнул.

- Ладно!- сказала библиотекарша. – Выбирай!

И она отвернулась от Никиты и стала принимать книги у другого ученика. Никита отошел от стола и замер в растерянности. Легко сказать «выбирай», а как выбирать? Вон их сколько, книг! Если он даже каждую книгу достанет и только прочитает название, уже на это целого дня не хватит. А если брать книги случайно, выдергивать, как рыбку из речки, тогда он может пропустить самую интересную книгу. Нет! лучше уж брать все книги подряд и читать их названия. Никита подошел к полке и стал из нижнего ряда вытягивать первую книгу.

- Ты это куда?- раздался за его спиной возмущенный голос.

Никита повернул голову и увидел сердитое лицо библиотекарши.

- Тебе туда нельзя!- проговорила она, далеко вперед выпячивая тонкие губы. – Подойди к столу и выбирай здесь!

Она указала ему на стул, на котором лежала невысокая стопка широких и тонких книжек, очень старых и растрепанных. Многие книжки были заклеены полосками бумаги и некоторые, было видно, уже не в первый раз.

Никита быстро пересмотрел эти книжечки, прочитав их названия. И отобрал семь книжек, это была почти треть стопы.

У библиотекарши даже очки, кажется, заблестели от возмущения.

- Да вы посмотрите, какой он!- громко заговорила она. Так громко, что некоторые ребята даже вздрогнули и испуганно втянули головы в плечи. – То он пойдет, куда нельзя, то наберет полные руки.

Про полные руки, конечно, это была неправда. Даже семь этих книжечек Никита легко держал в руках.

- Первоклассникам только одну книгу можно брать на руки. Ты что… не знаешь правил?

Но как же одну? Вера Сергеевна ничего не говорила про такое правило. Если он будет брать на целую неделю всего по одной книжечке, когда же он всё это успеет прочитать? Да он тогда и за всю жизнь их ни за что не прочитает. Но сказать этого библиотекарше он никогда бы не посмел. Уже потом он подумал, что она всё-таки права: если каждый будет брать по целой стопке книг, то тогда книг на всех не хватит. Но сейчас Никите так жалко было расставаться с каждой из выбранных книг. Он долго выбирал из этих семи, и каждая ему казалась самой лучшей. Но делать было нечего. Он тяжело вздохнул и оставил книжечку, которая была сверху. Библиотекарша взяла у него книжку. Полистала несколько страниц, потом закрыла книжку и записала ее название на том самом твердом прямоугольнике, на котором были записаны имя, фамилия Никиты и класс, в котором он учится. После чего протянула Никите книжку. Он был уверен, что ей было жалко отдавать ему книжку. И он понимал ее. Ему тоже было бы жалко отдавать книги чужому незнакомому человеку.

- Спасибо!- радостно выдохнул Никита и стал протискиваться  к выходу.

Конечно, это совсем не то, что ожидал он. Будь его воля, он много бы взял тех толстых книг с твердыми переплетами, что стояли на полках, а не эту худосочную клееную – переклеенную книжечку. Но всё-таки это была его первая книжка, не считая букваря, который он вскоре уже дочитает до середины. Никита не сдержался, поставил портфель на землю. Вытащил книжечку. Нет! нет! домой! Нужно немножко потерпеть. Никита снова положил книжечку в портфель и бегом бросился к дому. Дом его был рядом. Никита вспорхнул по крутой лестнице на второй этаж. Нет! надо проявить волю. Он переоделся. Снял свой школьный костюм, который с полным правом можно было назвать школьным мундиром. Это были серо-голубоватые брюки, гимнастерка с золотистыми пуговицами, на каждой из которых серп и молот. Еще был ремень с золоченной пряжкой и форменная фуражка со звездочкой, как у офицера. С первого же дня, как только Никита пошел в школу, придя домой он снимал и вешал костюм. На кухне на сковородке он увидел вчерашнюю холодную картошку. Никита не стал ее разогревать, быстро поел и пошел мыть руки. Хотя и так руки у него были совершенно чистыми. Он придирчиво осмотрел поверхность стола, дунул несколько раз, после чего важно, неторопливо достал из портфеля книжку. Сел на стул, положил книжку перед собой и вслух прочитал название. На обложке, хотя она была очень старой, поцарапанной, заклеенной по диагонали полоской бумаги, он долго рассматривал теремок, из окошко которого на него глядели смешные рожицы зверушек. Он открыл книжку и стал читать так, как он привычно читал букварь, водя пальцем по каждой строчке и отчетливо проговаривая каждое слово. И он даже не услышал, как в комнату вошел Борька. У него было прозвище Харе.

- Харе читать! – рявкнул он над самым его ухом.

Борьба был старше его на год и учился во втором классе, но учился плохо, и поэтому Никита его за это не уважал.

- Пошли на улицу!

- Я потом,- сказал Никита.

- Потом будет суп с котом.

- Я же тебе говорю потом.

Борька сейчас сильно раздражал его.

«И надо было ему припереться именно сейчас!»- раздраженно подумал Никита. Борька еще поуговаривал, но это ему ничего не дало. Он рассердился и ушел, хлопнув дверью. Никита обрадовался тому, что он ушел и принялся читать дальше.

Пришел старший брат, доел картошку на кухне. Прошелся по комнате, заглянул, что читает Никита и презрительно фыркнул: он уже прочитал несколько толстых книг о войне. Брат вскоре ушел, но Никита даже не заметил этого. Он перелистнул очередную страницу. И чуть не заплакал. Это была даже не страница, а обложка. Книжка закончилась. Он всё прочитал. Но почему же так быстро? Это было несправедливо! Он дольше простоял в очереди, чем читал книгу. Никите вначале показалось, что его обманули, и первым его порывом было бежать в библиотеку и потребовать, чтобы ему выдали настоящую книгу, которую бы он, как положено, читал целую неделю. Но тут же он понял, что этого делать нельзя и что строгая библиотекарша не даст ему сейчас никакой другой книги.

Потянулись томительные дни ожидания. Порой Никите казалось, что эта неделя никогда не кончится. И всё-таки этот день настал, когда он во второй раз, чувствуя себя совершенно счастливым, переступил порог библиотеки. Строгая библиотекарша взяла книжку из его рук и придирчиво осмотрела ее.

- А почему здесь уголок оторван?

- Он так был,- ответил Никита и испугался.

А вдруг она не поверит ему и решит, что это он оторвал уголок. И больше не даст ему книг.

- Надо ремонтировать книжки. Увидел, что где-то порвано, подклей!- сказала библиотекарша.

Никита почувствовал по интонации, с какой она говорила, что опасности ему нет.

- А ты ее прочитал?

- Да!- кивнул Никита.

- Пересказывай содержание!- потребовала библиотекарша.

Никита опять испугался: а вдруг он что-то забыл, и это не понравится ей. Он начал рассказывать.

- Достаточно!- остановила его библиотекарша.- Молодец! Я вижу, что читал. Можешь выбирать!

Никита стал перебирать книжицы на стуле. Выбрал и тут… совершенно неожиданно для себя, он даже сам поразился своей смелости или наглости, спросил:

- А можно я две книжки возьму?

И тут же замер в страхе. Ох! Как она ему сейчас задаст! Лишь бы не выгнала. Библиотекарша посмотрела на него поверх очков, хмыкнула и проговорила:

- Вообще-то… Ну, ладно! Бери!

Зря он думал про нее, что она злая. Так думал Никита, скача домой и размахивая портфелем. Просто многие ребята рвут книжки, хватают их грязными руками, а она жалеет книжки, как своих детишек. И поэтому ей жалко отдавать книжки тем, кого она еще не знает. Но вот теперь она увидела, что Никита хорошо обращается с книгами и будет ему давать каждый раз всё больше книг. Надо выпросить у мамки денег на клей и ремонтировать порванные книжки. Ох! Как это понравится библиотекарше!

Эти две книжки он снова прочитал за один прием. Но теперь ожидание очередного похода в библиотеку уже не было таким томительным.

Через несколько лет Никита, вспоминая об этом, напишет стихи.

 

МОЯ ПЕРВАЯ КНИЖКА

 

Конечно, это были сказки,

Где терпит пораженье зло.

Большие буквы, яркость краски,-

Всё восхищало и влекло.

 

Та книжка отдыха не знала.

Такое уж ее житье!

Лишь скрепка толстая спасала

От распадения ее.

 

Ей бок проклеили полоской:

Осталась без хвоста лиса.

Но за обложкою неброской

В ней начинались чудеса.

 

Её углы скрутились в трубку

От старости. Но до сих пор

Ведь книгу судят по поступку,

А лишь потом за пышность форм.

 

Как быстро кончилось. Всё сразу!

Но нет желанья уходить.

И мозг готов - за фразой фразу-

Волшебный мир восстановить.

 

Нет! книга – не листы бумаги.

Нетороплива и мудра

Вселенная любви, отваги,

Игры и торжества добра!

 

 

 

      КНИЖКИН ДОКТОР

 

Я сегодня книжкин доктор.

Я работал допоздна.

Вижу: книжке плохо что-то,

Вижу, что она больна.

 

Знаю я, что книжки могут,

Как и люди заболеть.

А когда им не помогут,

Могут даже умереть.

 

Я готовлю инструменты.

Вот бумага! Клейстер вот!

На бок книжке клею ленты,

Чтоб держался переплет.

 

Утюгом все уголочки

Я разгладил. Красота!

Вот разрыв. Заклеил срочно.

И теперь уже не та,

И теперь уже здоровый

Вид у книжки. Хороша!

И дарить она готова

Снова сказки малышам.

 

 

9

В апреле на Затоне рвали лед, чтобы освободить суда из ледяного плена. Мальчишки да и многие взрослые не могли пропустить этого события. И не только потому, что было интересно смотреть с берега на то, как глыбы льда поднимались бугром с глухим звуком и рассыпались на мириады мелких ледяных бриллиантов. Когда взрывали, на берегу стояли рабочие и милиционеры, которые никого не пускали на лед. Но когда взрывы заканчивались и оцепление уходило, толпа с ведрами и мешками устремлялась на лед. В водяных расщелинах плавала кверху брюхом оглоушенная рыба. Люди жадно выхватывали рыбу красными от ледяной воды руками. Предусмотрительные запасались сачками и их улов был существенно больше. Мальчишки, заслышав взрывы, убегали с занятий. Никита тогда учился во втором классе. Во время урока они услышали глухое буханье.

- Лед рвут!- восторженно прошептал кто-то.

Теперь было уже не до урока. С нетерпением ждали звонка. Никита, накинув пальтишко, бросился было за мальчишками. А бежали из разных классов. Но почти добежав до Затона и уже увидев стоящую на берегу толпу, остановился и медленно побрел назад, в школу.

Не мог он уйти с уроков. И не потому, что боялся наказания. Сейчас школа для него было самым главным, главнее всего. И нужно отказываться от всего, что мешало бы главному. Но всё-таки наказания в этот день ему не удалось избегнуть. Едва лишь закончились уроки, Никита схватил портфель – и хоть дом совсем рядом, можно было забежать, переодеться – и помчался на реку. На ледяном припае возле берега стояли пацаны. Но было их не так уж и много. И Никита понял, что опоздал: самая легкая рыба была собрана.

- Ну, что, пацаны, как?- спросил он.

- Никак! Еще бы сидел в своей школе до вечера!

Настроение его упало. Он смотрел на темную холодную воду, на которой не блестело ни одной рыбинки.

- А чего тогда стоите?

- Да говорят, на середке еще есть.

Конечно, до середки можно добраться. Льдины-то недалеко друг от друга. Правда, не очень большие. Но одного-двух выдержат.

- Может, сбегаем? - предложил Никита.

Пацаны пожали плечами и ничего не ответили.

- Я побегу! – решительно сказал Никита. – Вот ведра только не взял. Сразу из школы. Дайте кто-нибудь! Сань! Дай!

- Ага!- сказал Санька.- Потопишь ведро, меня дома убьют.

Что же делать? А если там рыбы полно! Можно, конечно, в карманы. Да много ли туда влезет! Да что же он? А портфель? Никита выглядел сухое местечко и аккуратной стопкой выложил учебники, тетрадки и всё прочее.

- Ну, кто со мной?- еще раз спросил Никита.

Пацаны выжидательно молчали. Никита махнул рукой. Он ступил на ледяной припой. Здесь лед был толстый. Перешагнул через трещину. Дошел до края льдины. Она даже не колыхалась от его шагов. В растрещине, что не более полуметра, ничего не видно. Никита перебрался на следующую льдину. Та чуть колыхнулась. И тут ничего нет. Конечно, выбрали всё, что поближе. Дальше были две льдины. Одна поменьше, другая побольше. Но та, что поменьше, дальше вытянулась вперед. Никита прыгнул на нее. Льдина покачнулась. Он чуть не упал, но, взмахнув руками, сумел удержаться на ногах.

- Есть рыбка! – радостно проговорил он, увидев у края льдины несколько рыбешек, плававших кверху брюхом.

 Он бросил их в портфель. Значит, дальше будет еще больше. Но впереди была даже для него небольшая льдина. К тому же расстояние до нее было такое, что придется прыгать. А льдина качнется, и он может соскользнуть в воду. Нужно было прыгать дальше, прямо на середину льдины. Никита отошел на самый край льдины, разбежался и прыгнул. Даже сердце ёкнуло, когда он коснулся ногами льдины. Но всё хорошо! Он попал прямо на середину. Льдина чуть погрузилась и тут же приподнялась. Вставать на самый край её было опасно. Льдина накренится. Никита встал на карачки и стал потихоньку приближаться к краю. Вот растрещина, вот и рыба! С полпортфеля наберется. Это уже была удача. Но стоило ему продвинуться вперед, как край льдины опасно накренился. Досадно будет, если он не возьмет эту рыбу! Тогда всё напрасно!

Никита лег на лед. Льдина выпрямилась. Он прополз вперед, вытянул руку и стал собирать рыбу, выбрасывая ее на лед. Потом прополз чуть дальше. Льдина накренилась, рукава его пальто оказались в воде. Никита стал подгонять ладонями воду к себе. Вместе с водой подплывали и рыбешки. Вдали еще лежали неподвижно на воде несколько рыб. Никита стал тянуться вперед, вода подступила к подбородку. Нет! не достать. Он отполз назад. Сел на корточки и стал собирать в портфель рыбу. Ого! Полный портфель! Он застегнул замок. Подул на руки, которые сильно окоченели. Руки не согрелись, тогда он затолкал ладошки себе подмышки и так простоял до тех пор, пока в ладонях не разлилось тепло. Он перебрался на соседнюю льдину. Поглядел на берег. Пацаны махали и кричали. Он поднял над головой портфель. Знайте наших! Теперь на следующую льдину! Вот так! А вот эта льдина отошла…Будь он без портфеля, перепрыгнул бы запросто. Никита осторожно бросил портфель. Он заскользил по льдине. Всё пропало! Сейчас он упадет в воду. Но портфель остановился на самом краю возле воды. Никита прыгнул. Льдина закачалась. Никита тоже закачался и упал. Льдина наклонилась, он заскользил и тут же упал на живот и раскинул руки. И только это помогло ему задержаться. С берега что-то кричали. Но он настолько был сосредоточен, что и не слышал, что ему кричат. Он поднялся, нагнулся за портфелем. Льдина опять качнулась. Никита медленно-медленно продвинулся вперед. Льдина накренилась. Вода выступила через край и лизнула его ботинки. Тогда он резко оттолкнулся обеими ногами и животом упал на следующую льдину. Ноги его оказались в воде. Но теперь это уже было не страшно. Последняя растрещина, и он на припое. И расстояние-то было невелико, поэтому Никита расслабился и слабо прыгнул. Одна его нога оказалась на льду, а вторая соскользнула с края, и он сам скользнул в воду. Он схватил двумя руками портфель, и оттого погрузился с головой в воду. Но тут же резко дернулся, вынырнул и швырнул портфель на лед. Он стал хвататься за край льдины, но руки скользили, а ухватиться было не за что.

10

Ануфриевы уехали быстро и почти незаметно. Дуся получила письмо от старшей сестры, которая жила в Коми АССР. Сестра звала ее к себе. После смерти мужа она осталась одна в доме. Обещала найти хорошую работу да и Кольку пристроить в хорошее училище после восьмилетки.

Никита слышал, что Ануфриевы собираются уезжать. Но он думал, что это будет проходить долго и хлопотно. Но как-то майским днем он пришел из школы и, поднимаясь по лестнице, услышал шум и разговоры на верхней площадке. Двое мужчин, широко распахнув дверь в коридор, с руганью затаскивали громоздкий шифонер. В коридоре стоял невысокого роста дяденька с животом и отдавал веселым голосом команды тем двоим, что затаскивали шифонер. Он был в голубой майке и черных сатиновых шароварах, на ногах его были растоптанные засаленные тапочки. Никита сразу понял, что это был их новый жилец.

- А тетя Дуся? – спросил он у матери.

- Да сразу уехали, как только ты в школу ушел. Господи! Там у них имущества-то три узла. У Кольки было вот железяк целый балкон. Крику было! Мать-то не хочет брать. А он хватает эти железяки и к машине бежит. Она выбрасывает их из машины. А он ревмя ревет, хватает их с земли и снова в машину. Так мужикам пришлось держать  его. Как с ума сошел!

- А где его железяки?- спросил Никита.

- Да где? Мужики потом по сарайкам растащили. А может, что на помойку выбросили.

Никите стало до того грустно, что захотелось заплакать. У него никогда не было особой дружбы с Колькой Ануфриевым. Да тот и старше был его. Да и вообще у него, кажется, не было друзей. У него просто не оставалось времени на дружбу. Он целыми днями сидел у себя на балконе и всё что-то конструировал. А теперь такое было ощущение, как будто у него оторвали кусок души. Он знал, что больше никогда не увидит Коли Ануфриева, этого конопатого, рыжеволосого, большеухого пацана, который не был похож ни на кого, который был какой-то особенный, не от мира сего.

Никита стоял на кухне, бессмысленным взглядом уставившись в угол. Из оцепенения его вывел тонкий девчоночий смех. Он поднял голову и увидел в коридоре круглолицую, черноволосую и черноглазую девчонку. Она насмешливо взглянула на него и, прижав руки ко рту, прыснула. «Дурочка какая-то! – подумал Никита. – Чего она все время смеется?» Девчонка уже заскочила в комнату, из которой только что выехали Ануфриевы. Но тут же появилась вновь уже с другой маленькой девочкой. Та была некрасива, у нее было длинное лицо и сердитые глаза. «Да ну их!»- решил Никита, отрезал корку хлеба и пошел вниз на крыльцо. За собой он услышал быстрые шаги. Обернулся и увидел свою круглолицую соседку.

- А я знаю, как тебя зовут!- с нескрываемой радостью проговорила она. – Ты Никита.

- Ну!

- А я Наташа. А младшую мою сестру Людкой зовут. А ты в какой класс ходишь?

- В третий.

- А я во второй. А ты хорошо учишься.

Никита пожал плечами. Учился он хорошо, но хвалиться этим перед девчонкой считал недостойным.

- А мы жили на Украине. Людка до сих пор по-хохляцки говорит.

11

НАТАША

Никита не мог не влюбиться в Наташу. Для него она была самой красивой девчонкой. Ему было с ней легко и беззаботно. Она трещала без умолку, но вдруг замолкали и пристально глядела на него. Тогда он терялся и краснел.

- А я знаю, почему ты краснеешь,- однажды заявила она с привычной прямотой.

- Ну,- буркнул Никита.

- А ты влюбился в меня.

- Очень надо!

- Влюбился! Влюбился! Хочешь поцеловать меня?

- Зачем?

- Ну, и дурак ты, Никитка! Все мальчишки хотят целоваться с красивыми девчонками.

12

ЧАСТУШКИ

Приближалось родительское собрание. Оля Яковлева собрала актив класса. Строго оглядев ребят, спросила:

- Какие мысли по поводу? Как я и думала, конечно же, никаких. Всё на старосту: думай, организуй! Мы же, как серые мышки, посидим, помолчим. Плюну на всё, уйду! Крутитесь, как хотите?

Яша сказал:

- Ты поругалась с Генкой, а мы-то тут при чем.

- В личную мою жизнь,- Оля погрозила пальцем,- в грязных ботинках лезть не надо.

Яша обиделся:

- У меня чистые ботинки. И никуда я не лезу!

- Не будем отвлекаться! Значит так! Значит так!

Оля задумалась. И решительно произнесла:

- Нужно пропесочить весь «цвет» нашего класса, чтобы родители знали, какие у них детки и наконец-то занялись их воспитанием. Согласны?

Все кивнули.

- Тогда нужно продумать, в какой форме это лучше всего сделать.

- Комедию можно сочинить.

- Комедия – это хорошо. Это здорово! Но не успеем! Собрание завтра.

- Тогда сценки.

- Сценки уже были в прошлый раз.

- Частушки?

- Частушки? Так! Это идея! Ваня! Ты у нас поэт. Немедленно сочиняй частушки! А петь будут Борька и Никитка.

- А почему мы?

- Борька потому, что хорошо поет, а Никитка, чтобы перестал умничать. Детектив с трубкой!

- Слушаемся, товарищ генерал!

- Перестаньте паясничать! Пока я бегаю за гармонистом, чтобы частушки были готовы!

Обведя всех грозным взглядом, Оля бросилась за музыкантом. Не выполнить ее приказ было немыслимо. Поэтому к ее приходу, точнее прибегу, всё уже было готово. Постелив на колени затертую зеленую тряпочку, гармонист растянул меха. Пел один Борька. Никита молчал, как будто воды в рот набрал.

Вовка – лодырь, тунеядец,

Целый день баклуши бьет.

Вовка книжек не читает,

Малоразвитым растет.

 

Тонька катится на двойке.

Усмехается народ.

Что ж уроки ты не учишь?-

Он в догонку ей орет.

 

Витька очень драться любит.

Дает волю кулакам.

С фонарями Витька ходит,

Освещает школу нам.

 

Лизка – страшная болтушка,

Не закроет Лизка рот.

Всё болтает и болтает

Дни и ночи напролет.

 

Вася в ухо вдел колечко.

Школа вся поражена.

Вот нашлась еще б уздечка,

И запрягли б пацана.

- Частушки отличные! Ядреные! Сочные! – похвалила Оля. – Почему ты не поешь?

Набросилась она на Никиту.

- Я этого петь не буду. Однозначно! – сказал он.

- Конечно,- проговорила Оля. – Ты же добренький, малохольный.

- Можно хотя бы так: две последние строчки переделать? А?- спросил Никита.

Оля кивнула.

- Всё равно тебя не исправишь! Пусть будет фифти-фифти! Две строчки Борька поет, Ванины. Последние две строчки поешь свои. Чтобы у меня всё чики-чики! Понятно? Тогда по коням!

- Дорогие родители!- сказала Вера Ивановна, открывая собрание. – Дети вам что-то приготовили. Я не знаю, что они приготовили. Давайте посмотрим их выступление!

Гармонист сел на стул и, расстелив на коленях зеленую тряпочку, вооружился гармонью. Никита и Боря заметно волновались. Гармонист сделал проигрыш и скомандовал:

- Начали!

- Вовка – лодырь, тунеядец,

Целый день баклуши бьет,-

пропел Борька. Дальше подхватил Никита:

- Зато руки золотые,

Соберет хоть самолет.

Так они и пели. Две первые критические строчки Борька, две следующие собственного сочинения – Никита.

- Тонька катится на двойке.

Усмехается народ.

- Скоро будет на пятерках

Тоня ездить круглый год.

 

- Вовка очень драться любит.

Дает волю кулакам.

- Будет Вовка популярен,

Как Чак Норрис и Ван Дамм.

 

- Лиза – страшная болтушка.

Не закроет Лизка рот.

- С ней никто не заскучает

И от скуки не умрет.

 

- Стас – врунишка несусветный.

Врать он сутками готов.

- Видно станет он фантастом.

Берегись, Кир Булычов.

 

- Ходит Милка, как невеста.

Метет клёшами полы.

- Её вкус и чувство меры

Выше всяческой хвалы.

 

- Всем Наташка рожи корчит.

Передразнит хоть кого.

- Артистическим талантом

Обладает ого-го!

 

- В бой морской играет Яшка

На уроках сам с собой.

- Будет Яшка адмиралом!

Будет Яшка волк морской!

Артисты замолчали, поклонились публике. Кто-то хлопнул и последовал шквал аплодисментов.

- Так держать!

Взволнованные певцы вышли из класса.

- Хорошие у нас дети!- произнес кто-то.

- Ага!- согласились с ним. – Когда спят зубами к стенке.

13

- Никаких уважительных причин у меня не было. Я просто пролежал на диване, просмотрел телевизор.

- Хм! Конечно, это очень плохо. Но, наверно, был очень интересный фильм или программа? Ты просто не мог оторваться, лишить себя, так сказать, такого удовольствия?

- Нет, Илья Иванович! Всякая дребедень. На меня напала просто лень. Вот, видите, даже в рифму заговорил.

- На меня тоже порой накатывают приступы лени. Тогда я валяюсь целый день перед телевизором, смотрю всякую дребедень. На следующий день прихожу на уроки с ненаписанными планами и непроверенными тетрадями. Все мы люди, все мы человеки. Выучишь к следующему уроку.

- А если не выучу?

- Всё равно же выучишь!

- Нет, погодите! Это нечестно.

- Что нечестно?

- Другие, если не выучат, вы им сразу ставите двойку.

- Другие, дружок, если не выучат, никогда в этом честно не признаются. Начинают мэкать, бэкать, юлить, врать, изворачиваться. Некоторые дохитрят до того (Илья Иванович посмотрел в сторону Долгова), что успевают за год похоронить трех бабушек, пережить пять пожаров и семь-восемь наводнений.

- Разве это имеет значение, Илья Иванович? Я не выучил, и вы мне должны поставить двойку.

Илья Иванович долго молчал. Потом тяжело вздохнув, проговорил:

- Ты прав. Ты не выучил урока, и я должен поставить тебе двойку. Но я не буду делать этого. Хотите знать почему?

Илья Иванович оглядел класс.

- Потому что тема нашего урока – «Душа обязана трудиться». Вот! Вдумайтесь в эти слова! Сегодня Никитина душа трудилась. Он боролся с искушением схитрить, обмануть. Он проявил принципиальность и смелость. И я ставлю ему за это пятерку.

30

Никита приехал в Новосибирск в Дом политпросвещения. Зарегистрировался. Занятия открыла заведующая политпроса. Затем Чаплин, кандидат исторических наук, по развитому социализму. Неплохо. Кислицын, заведующий облоно, о реформе школы. Два документальных фильма. Устроился в гостиницу «Новосибирск», комната 329. Отдал 19 рублей 80 копеек. Бросил портфель и пошел шляться по городу. В «Школьнике» купил Мите пенал, две пачки цветных карандашей и кисточки. Затем в Центральный дом книги. В столовую. Страшно дорого! Отдал больше двух рублей, но есть нельзя. Выпил бутылку пива. Потом в ЦУМ. Хотел в «Победу» посмотреть кино, но там ничего хорошего. Купил в универмаге пять баночек горчицы. Пошел в гостиницу. В номере два парня, изрядно поддатые. Знакомятся. Анатолий из Здвинского района, его приятель – из Новосибирска. На столе пустые бутылки из-под водки, вина и пива. Выпивает с ними пятьдесят грамм вина и пива. Сосед идет провожать приятеля, быстро возвращается и спрашивает:

- Баб надо?

3 октября в среду «открыл» столовую. Позавтракал там всего на 29 копеек. Попрощался с соседом, который едет на автовокзал за билетами. Ему надо то ли в Черепаново, то ли в Тогучин.

4 октября в четверг ночевал один в номере. На занятиях выступил директора завода «Электротерм» по экономическому эксперименту. Азербайджанец Гусейнов с лекцией «Высокоэффективный труд каждого – залог выполнения заданий пятилетки». Он доктор экономических наук. Все лекции неплохие.

5 октября в пятницу лекция по продовольственной программе. В обед конспектировал статью из журнала «Политическое самообразование» о методике проведения политзанятий.

6 октября в субботу лекция по конспектированию работы Ленина «Нэп и задачи политпросветов». Плохо! Затем библиография. Новинки политической литературы. В час занятия закончились. Пошел на остановку. Целый час прождал 22-й автобус. Уехал в Академгородок. Шел от конечной остановки к Торговому центру. Чувство ожидания встретить знакомого и незнание, как вести себя. В книжном магазине купил «Донские рассказы» Шолохова и бюллетень МЭМО. В торговом центре в промтоварах и продуктовом. Уйма народу. Пообедал в столовой. Купил в «Сельхозпродуктах» полкилограмма кедровых орехов. Вчера здесь продавали мумиё. На 7-ке доехал до конечной остановки.

Пошел к Славе Гребеннику и по дороге встретил Лиду Гребенник. Она шла в детский сад за дочкой. Сказала, что Слава дома, ничего не делает. Заходил в магазинчики. В «Промтоварах» купил ошейник и поводок для собаки, трико для Мити 38-го размера, пачку белой бумаги, плакатные перья. Зашел в 28-й дом, квартира 195-я. Позвонил. Отворила незнакомая женщина. Понял, что не туда попал. Оказывается, есть еще дом 28А. Пошел туда. Отворил Слава. Пошли с ним за выпивкой. Купили 6 литров пива и бутылку «Памира». Смотрели альбомы фотографий, штук семь: альбом Лиды, альбом Жени, университетский и пр. Цветной телевизор, хорошие художественные книги, балкон. Потом сели за стол. Слава рассказывал о знакомых, точнее полузнакомых, потому что я многих забыл и не помню точно. Володя Баяндин женился. Работает в педе, ведет семинары. Комиссаров служил в армии. Галя его за это время спуталась с Бабанаковым. Но Комиссаров так и не знает об этом.

Евгений Доброхотов в Куйбышеве, работает в районной газете, пишет об охране природы, иногда его статьи появляются в «Советской Сибири».

Галя Буханцева выходит из декрета: второй ребенок.

Валя Неткачева в Иркутске, беременна третьим ребенком.

Галя Наконечная – на Волге.

Сели со Славой до 12 ночи. Говорит, что думает, может, перебраться в деревню директором школы или председателем сельского Совета. По-моему, эта блажь, и сам он никогда не поедет туда.

Евгений Пилипенко живет где-то недалеко. «Жигули».

7 (воскресенье). Ночевал у Славы на раскладушке. Проснулся где-то часов в десять. Они с Лидой моют посуду. Я смотрю книги, телевизор. Потом опять за стол. Выпили бутылку «Памира», я большую часть. В часов двенадцать я стал собираться. Слава тоже. Володя Баяндин приглашал его на свадебное или послесвадебное торжество (я так и не понял). Думал, что позовут и меня. Но потом дошло, что здесь и сейчас это считается не comme-il-faut. Берет дипломат. «Что подарить? Какой-то хрустальный или другой набор?» «Нет!» Лида достает пакет пакистанского постельного белья. Дает ему 9 рублей на цветы. Пошли. Покупает на строителях бледненький букетик за 5 рублей. Садимся в 22-й автобус. Дорогой болтаем. Приглашает на пятницу сходить в баню. У них в организации небольшая деревянная банька в лесу человек на пять для посвященных лиц. Соглашаюсь, но сам уже решил не приезжать и не звонить. Раз съездил – и хорош! Часто – это уже нежелательно. У Славы домашний телефон недавно поставлен (это целая история).

Доезжаю до вокзала. До 106-го автобуса почти два часа. Болтаюсь по вокзалу, по магазинам, покупаю Мите шоколадки-медальоны. Размениваю последнюю бумажку – пятидесятку, покупаю мороженое. Мороженщица не слишком вызывающе смотрит водяные знаки и выдает сдачи. Значит, почти богач.

Да, с самого утра идет снег, крупный и довольно густой. В автобусе дремлю. В Сосновке непролазная грязь. Иду к Повалихиным. Дома сидят. Делали уборку. Смотрим телевизор. Разговариваем. Витя в январе вернулся из бегов. Поругался с Людой и уехал на запад, сменил три работы. Работал в Курской области на атомной электростанции электриком, в Муроме на заводе и в Заринске на Алтае. Сейчас в совхозе электриком по 4-му разряду.

Люда дает Сашин дневник (учится в пятом классе), с первой страницы единицы и двойки и замечание «плохо ведет себя на уроках», «огрызается». После семи Витя собирается идти в магазин, купить сигарет и вина.

8 (понедельник). Ночевал у Повалихиных. Первого автобуса не было. На крышах, на земле везде снег. Грязь несусветная. У ботинок отклеились подошвы, особенно сильно у правого. Вернулся назад, смотрел журнал, уехал на втором автобусе. В грязи по колено. Приехал к обеду, почистился в гостинице и в дом Политпроса. Обед. Потом лекция по методике. Женщина читает. Сплошная ерунда. Тут в сон бросает. Еле досидел до перерыва. Потом уже легче было сидеть.

После занятий пришел в гостиную и отправился в сауну. Небольшая неувязка с дежурной: нужно ее предупреждать. В прихожей шкафы, холодильник (вероятно, с пивом), на столе самовар. Возле стола кресла. Захожу в парную. Небольшая. Справа камин. Всё обшито деревянными рейками.

35

1990

Январь 25 (четверг). Занимался ГО, сделал уголки и повесил их на фермах. Дома переводил с английского. Таня работает на ферме дояркой.

37

10 марта 1991 партсобрание. На трибуне секретарь Калиновской парт/организации Гофман Александр Федорович «бомбит» буржуазный проект конституции РСФСР по шпаргалке, спущенной сверху.

17 (пятница) – 14.48 – ванна.

Клуб – «Достичь невозможного» (Англия)

18 (суббота) – купил «Евангелие».

19 (воскресенье) – Василий Гаврилович привез 10 пачек «Астры» и 25 пачек «Самсунга». Отдал 96 рублей.

20 (понедельник) – к медсестре с билетом.

21 (вторник) – 12.00 электрогрязь. Стоматолог.

22 (среда) – 8.00 ванна. Пасмурно, холодно, то и дело идет дождь. Пишу стишки. Смотрел в «Современнике» «Палача», потом в клубе « Семь тонн долларов» (Венгрия).

23 (четверг) – 12.00 электрогрязь.

26 (воскресенье). Троица. Дурные зловещие мысли. В гостях у Пономаря, пили разведенный спирт. Пьяные носились на обед. Пономарь в столовой развыступался. После обеда накатили еще один фунфырик спирта. Я ушел спать и проспал ужин. Пошел в клуб. «Операция «Кооперация». Дерьмо! Пономарь подхватил старушку на траханье. И Хохол ночевал у меня.

29 (среда). 15.36 ванна.

38

1992

ОКТЯБРЬ

1 (четверг). Мне исполнилось сегодня 38 лет. Половина жизни. День рождения – грустный праздник.

Началась раздача приватизационных чеков.

Ясная солнечная погода. Днем до + 10°. Люди сажают картошку. Набрали 5 сеток на сдачу. Принимают по 8 рублей за килограмм. Сетки дала Татьяна Сайдакова. Она тоже собирается завтра сдавать. У нас сейчас долгов 600 рублей. Мою зарплату не перечислили еще до сих пор. На гулянку в школу Таня идти не хочет. Говорит, что из-за денег, от того, что их сейчас нет. Завтрашний день благоприятен для учебы. С 5 до 9 часов спад настроения. День не очень удачный для обращения за помощью.

2 (пятница). Копали школьную картошку. Получил дотацию 1200 рублей. Ходил в библиотеку. Сдали картошку в магазин 183 кг. Дома картошку опускали в погреб и набирали в сетки на сдачу. Солнечно. + 10°.

С американского авианосца «Sanatoga» выпущены по ошибке две ракеты по турецкому эсминцу ВМС.

В Казахстане на закупку зерна выделено 50 млн долл.

39

28 октября в 11 часов вечера умерла теща.

2 декабря аттестовался на вторую категорию. Единственный вопрос комиссии: почему не аттестовался на первую категорию.

Перед новым годом простыл и сильно болел. Напала какая-то душераздирающая чесотка на правое плечо.

Заболел простудой в конце марта.

Митя в НВВКУ МВД. Изучает следующие дисциплины:

- Военное законодательство – 5

- Основы высшей математики – 4

- Иностранный язык - 4

40

Сентябрь

1 (суббота). Выкопали картошку в поле у Гладких, выпили водки и пива. Копали впятером: Гладкие втроем и мы двое.

2 (воскресенье). К обеду к Гладким на пельмени. Звонил Митя: на заочный не перевелся, квартиру не снял. Работает.

Март

20 (понедельник). Вечером задыхаюсь, не хватает воздуха, сердце, кажется, выскочит из груди. Пошел к Яковлевой. Поставила укол. Дома заснул, как убитый.

21 (вторник). Таня ругает меня: она болеет, а я ничего дома не делаю, много сплю, не желаю ей помогать.

22 (среда). Педсовет. Разбирали Вову Кисиля. Была его мама, которая всё восприняла агрессивно. О неуспеваемости.

23 (четверг). Сидел дома. Тепло. Тает, лужи. Таня ездила в Карасук, сделала себе химку за 27 тыс. руб. Она вчера получила получку 80 тыс. рублей.

25 (суббота). Читал об ученице Зигмунда Фрейда.

28 (вторник). Ездил в Карасук на семинар.

Педсовет по итогам четверти. Исключили из школы Загребельного.

Апрель

1 (суббота). У Любы Овчаровой рак желудка. Привезли из Новосибирска после операции. Врачи прописали наркотики.

2 (воскресенье). Таня состряпала торт, писал викторину, читал статьи по политологии.

3 (понедельник). Первый день занятий после каникул. Ходил в библиотеки. Братка возник: взял булку хлеба и свистнул коробок спичек.

4 (вторник). Приходила Люда Повалихина с горем: Лена уже месяца два как бросила учиться в техникуме. Поругалась с преподавателем.

5 (среда). Пародия на рекламу.

- Почему коровы не летают?

- Кормить надо хуже, они и полетят.

6 (четверг). Конференция отцов. Я выступал с докладом, половину перезабыл. Выступление получилось скомканным.

7 (пятница). Корова гуляется. Снесла калитку и убежала с теленком. Вечером нашел и пригнал. У Тани синяк – вчера Сваровская съездила.

8 (суббота). Пришла Катя Колесникова с жалобой, что обзываю ее дочь дуррой. Вчера на уроке привел пословицу: «Мертвый надолго, дурак навсегда».

9 (воскресенье). У Повалихиных зарезали свинью. Люда приехала из Новосибирска. Лену отчислили из техникума.

10 (понедельник). Планерка. Я в наглую пишу под носом у Тамары Владимировны по литературоведению: вроде мне безразлично, что вы там болтаете.

Целый день нет воды. Дали воду только на час. И мы поспешили наполнить все емкости.

Таня ругает меня, что я не умею показывать себя. «Выгонят тебя с работы и правильно сделают». Хвалит Ирину Анатольевну. А я же необщительный.

Посол США Страус в ближайшее время собирается уйти в отставку.

Кража, совершенная офицерами в складе вооружения, в Москве в военном институте. Пробили лаз в стене.

Началась раздача приватизационных чеков.

Ясная солнечная погода. Днем до + 10. Люди копают картошку. Набрали 5 сеток на сдачу. Картошку принимают по 8 рублей за килограмм. Сетки дала Татьяна Сайдакова. Они собираются сдавать картошку завтра. У нас сейчас долгов – 600 рублей. Мне зарплату не перечислили до сих пор. В школе гулянка. Но Таня идти не хочет. Говорит, что из-за того, что сейчас нет денег. Завтрашний день по астрологическому прогнозу благоприятен для учебы.

С американского эсминца «Санатого» по ошибке выпущены две ракеты по турецкому кораблю ВМС.

В Казахстане на закупку зерна выделено 50 миллионов долларов.

Парламент Украины вынес вотум недоверия правительству.

В Крыму произошли столкновения татар и милиции.

Грузинская авиация бомбит Гагру, занятую абхазскими войсками.

Раздают второй день ваучеры. Ажиотажа нет. Люди предпочитают подождать: дальше будет видно.

С Юркой привезли сенаж с кошар. Лошадь – горбатый конь – не идет. Юрка чуть не обломал об него вилы. Сам пьяный. Говорит, что пил со Сваровским и пропили 600 рублей. Чабанов опять судят за кражу.

Астрологический прогноз: завтра любые дела могут свестись к выяснению личных отношений.

Люди кажутся занятыми своими ничтожными делами и никто им не интересен.

2 (понедельник). Перебирали картошку в кировском гараже. Тепло, солнечно.

В Москве существуют вооруженные формирования. Подчиняются Руслану Хасбулатову.

Таня с Митей ездили в Карасук. Возили шерсть, взяли пару валенок.

Ученики поголовно ничего не учат. Ну, хотя бы повторяли то, о чем я рассказываю.

Коррупция затронула и министерство образования России.

Вася Ильминский подлез о Мите. Ничего определенного. Но лишь бы уколоть.

7 (суббота). Пили бражку у Повалихиных. Митю избил Сашка Зайцев. Об этом сказала Лена Зайцева.

Егор Гайдар в Осетии. Обсуждает на встречах с руководителями пути разрешения конфликта.

Ельцин в Сеуле с визитом.

Стоимость ваучера остается на низком уровне.

В названиях половецких племен используются тотемы животных.

29 (воскресенье). Сложили с Митей сено. Юрка привез пять мешков отходов, просил у Тани бутылку, она не дала.

Использовать новый алгоритм урока: детективный. То есть задавать ситуацию, а ученики, пользуясь определенным алгоритмом, должны найти решение.

Науки все меньше, религии более или менее, а мракобесия все больше: астрология, гороскопы.

14 (понедельник). Вставать было ох как тяжко! Но уроки прошли нормально.

41

Апрель

14 (пятница). Александр Солженицын о Февральской революции: цепь случайностей, слабость царя, никакой закономерности в революции не было.

Май

46

Сентябрь

1 (суббота). Выкопали картошку в поле у Гладких, выпили водки и пива. Копали впятером (Гладкие втроем и мы вдвоем).

2 (воскресенье). В обед Гладкие на пельмени. Звоним к Мите. На заочный не перевелся, комнату не снял, работает.

3 (понедельник). Линейка в школе. Спортивные состязания. Пили с мужиками, я безобразно напился.

4 (вторник). Узнал нагрузку: 30 часов. Привезли дрова напополам. Звонила Лена Шеденко. Приходили Повалихины.

5 (среда). Юрку Воробьева Гладкий выгнал с пастушества. Не пас скот, до этого всю ночь пропьянствовал. Солнечно, копаем картошку.

6 (четверг). + 25◦. Заполнял классный журнал. Таня стряпает торт.

7 (пятница). Получил за методлитературу 100 рублей. Проводы в школьной столовой Воробьевой Любови Николаевны, работала лаборантом. Уезжают в Черепаново. Выпил немного плохого технического спирта.

8 (суббота). Выкопали дома картошку. Мылись в бане. Выпили бутылку пива.

9 (воскресенье). Утром пошли к Гладким. У них в гостях Володя Исинбаев. Выпили водки и пива. Потом пошли к нам на кролика и на шашлык.

10 (понедельник). Выкопали картошку у Крицких. Чуть выпили. Окролилась молодая крольчиха. Пасмурно, прохладно.

11 (вторник). Террористы-камикадзе на угнанных самолетах врубились в башню торгового центра в Нью-Йорке и в здание Пентагона. Весь день передают новости из США о последствиях взрывов.

48

Получка: я – 3300 руб., Таня – 2000, маменька – 1700, мне за литературу – 100.

ОКТЯБРЬ

Вечерняя школа: 10 класс – Стрельченко Маша, 11-й класс – Симакова Анжела, 12-й класс – Токарева Катя. У меня история, обществознание, география.

1 гуся украли, 7 гусей зарубили. Зарезал одну крольчиху, черную, на сносях. Сдохла одна курица. Яйца расклевывают.

Ударил мороз: - 20 °, хорошо сыплет снег, Таня бросает снег во дворе. Сугробы. Сегодня опять метет.

НОЯБРЬ

1 (воскресенье). – 15 °. К ночи – 25 °. Зарезал черную крольчиху, рубил дрова на титан. У соседей прогорела труба в бане. Откидывал калитки. Таня в садик с Гладкой за жиром. Пролистал БСЭ. Написал черновик «7 козлят» для клуба. Нет блеска, феерии. Волк должен стать Дедом Морозом. Коза – Снегурочкой. Нужен карнавал. Читал про конфликты. Охо-хо-хо! И мы такие же.

49

САРАНЧА

Карасукский район пограничный. Рядом Казахстан. Оттуда этим летом пришло несчастье, невиданное раньше в этих краях, страшное, беспощадное.

Имя этому несчастью – итальянский прус, или проще говоря, саранча. С виду вроде бы безобидный кузнечик. Только у этого кузнечика крепкие красные крылышки. И за день он может пролететь хоть сто километров. Сначала появились отдельные представители саранчи, разведка, так сказать. Идешь по полю, а саранча выпрыгивает из-под ног и перелетает на другое место. Прошло несколько дней, и пожаловало целое полчище. Саранча летела вдоль дороги, по полю, через деревню. Идет человек, а она о него бьется, как град. Девчонки визжат, оттряхиваются от них. В Калиновке саранча сильного вреда не принесла. В это время она откладывает яйца и не такая прожорливая. А у соседей, где подсолнечное поле сожрали, где кукурузное, где картошки поели всласть. Правда, тут дали бой саранче: где сядет стая, туда подъезжает машина с генератором и опыляет её ядом. Десять минут - и ненасытные кузнечики лапки кверху. В Казахстане же на полях, где не так давно колосилась пшеница, зеленела кукуруза и многочисленными солнышками радовал глаз подсолнечник, черная земля. Как Мамай прошел. Хозяйки плачут: прожорливая саранча пожрала и огороды и поля. Чем же зимой теперь кормиться? Заводится же саранча от бесхозяйственности, как у человека, который перестал следить за собой, махнул на себя рукой. Вот у него и вши появились, и туберкулез, и всякие болезни. Так и с саранчой. Где много брошенных, запущенных земель, там она и завелась.

«ДВУНОГАЯ САРАНЧА»

Продал мотороллер покупателям из Белого за 4200 рублей. После чего разлюбезные соседи, страшно разобидевшись, перестали здороваться.

Новый год отмечали у Гладких. Таня с Гладкой дважды уходила на дискотеку.

50

Природа как бы замерла в раздумье. Уже все было наготове: и бесконечные занудливые дожди, и можно было даже развеять над скучающими в ожидании лесами и полями снежные пушинки, которые скапливались небольшими крольчонками-альбиносами в ложбинках и у подножий деревьев. Но не решалась ни на то, ни на другое. А потому который день было уже сухо, сумеречно и прохладно. Лето жаркое, яркое и ливневое, не вспоминалось. Оно уже стало окончательно прошлым, безвозвратным. Седая полынь по-стариковски клонилась многочисленными белыми головками к земле. Там, где была густая шевелюра переплетавшихся лиан картофельной ботвы, теперь были темные участки со стройными рядами круглых воронок. Почти облетела акация, и кружево ее веток уже не могло скрыть девственной белизны берез. Колок светлел с каждым днем.

51

Встречали Новый год у нас. Митя у Натальи Гладкой.

Ремонтировал чайник и пульт. Бесполезно.

Купил подарки к 8-му марту.

Апрель. Прокатился с Гладким в Карасук.

1 мая. Пасха. Христово Воскресение. Весь день дома.

1 июня. Экзамен в 11-м классе. Сочинение. До 6-ти вечера проверяли.

1 июля в школе на счет нагрузки. Приехали наши.

1 августа. Уехала Дашечка.

1 сентября. Линейка. Дома носил уголь. Таня допоздна у Гладких.

Октябрь. С Удачиными.

1 ноября. Педсовет. Воспитание, итоги, адаптация.

1 декабря. Пришел Савченко. Настроил Интернет. Гладкие.