Штык. Роман. Глава 3

Глава 3.

Тишина, темнота и ужас…

     Теперь, когда Юрий остался в полном одиночестве, самые тревожные страшные и тоскливые мысли были о его семье. Никогда за всю свою жизнь он не расставался со своей женой и детьми больше чем на двое, трое суток. Это случалось не чаще одного раза в год, когда он с друзьями альпинистами уходил в горы, но и там он думал о своих детях и ему скорее хотелось увидеть их. – Как они там без него, и всё ли у них хорошо… – От этих мыслей тоска становилась невыносимой, и мужчина нащупав на груди иконку целовал её и молился обращаясь к всевышнему …
     – Однако, человек всегда остается человеком, даже в таком страшном, положение – эта мысль приходила в голову, когда он изредка, вспоминая счастливые эпизоды прошлой жизни, ловил себя на том, что улыбается, лёжа в своем вонючем и настолько низком по высоте ящике, что с трудом может повернуться на бок или живот. Но со временем Юрий начал замечать, что хорошие мысли всё реже посещали его, и он уже не мог заставить себя не думать о близкой и неизбежной смерти.
     Он был лишен возможности видеть и слышать, однако отверстия в ящике, которые находятся прямо перед лицом, не мешают проходить воздуху. Поскольку теперь это единственное, что связывает его с остальным миром, человек сосредоточился на своем обонянии. Почти инстинктивно, как дикое животное, широко раздвигая ноздри и глубоко вдыхая, он пытался извлечь информацию из запахов. И когда ему удавалось уловить, что-то знакомое в полной темноте на его лице появлялась улыбка.
     Однажды ему приснилось, что жена жарит его любимые беляши с мясом, такие вкусные могла приготовить она одна, и он на самом деле даже почувствовал их запах.
     – Пирожки! Горячие пирожки! ... – внезапно очнулся он, как показалось в ту минуту, от незнакомого визгливого женского голоса и сразу же понял, что поезд стоит. Сейчас он мог бы поклясться, что на самом деле почувствовал аромат жаренных беляшей, ему даже показалось, что этот запах заметно отличался от тех домашних пирожков, которые готовила его жена. Судя по всему, подсолнечное масло, на котором их жарили, было уже не раз использованным и пригоревшим.
     Последнее время все эти звуки, голоса и запахи которые, как он предполагал, рождались в голове очень пугали его. Теперь, Юрий часто с тоской и страхом думал о том, что скорее всего это признаки того, что наркотики постоянно присутствуют в его организме, и он лёжа без движения медленно теряет рассудок.
…
     – Уже утро, пора просыпаться – открыв глаза подумал он и тут же поймал себя на мысли о том, что на самом деле начинает сходить с ума потому, что в полной темноте и тишине человек не может знать наступило ли утро. Но он ничего не мог поделать с собой, ему казалось, что он на самом деле знал, да нет, пожалуй, был просто уверен в том, что наступало утро. Откуда последнее время у него появилась такое чувство, он не знал. Но теперь уже, засыпая закрывал глаза и, просыпался, как ему казалось по своим внутренним часам.
…
    Если отдалённо судить по пустым бутылкам, Юрий пробыл в ящике больше недели, но с некоторых пор, стал просто панически бояться того времени, когда поезд замедляя ход подъезжал к станции или железнодорожному переезду. В такие минуты в голову всегда приходила одна и та же тревожная мысль, приносившая надежду на то, что возможно это конечный пункт и остановка будет последней. Вагон с пенопластом станут разгружать и найдут его и тогда, наконец, он снова увидит солнце.
     Однако самое ужасное наступало после полной остановки, ему казалось, что он совершенно терял нить времени, а в вместе с этим контроль над собой. Тянулись долгие минуты, а может часы или даже сутки, но в полной тишине и темноте ящика определить это было невозможно, Юрий снова проваливался в сон, а когда просыпался и чувствовал, что поезд стоит, всё повторялось.
     От напряжённого бесплодного ожидания, которое периодически раз за разом разрывало его душу на части и от тяжёлых мыслей во время стоянки поезда, как стая голодных ворон, налетавших на него, он чувствовал, что на самом деле начинает сходит с ума и самое страшное заключалось в том, что этому не было конца. Немного легче становилось, когда вагон дёрнувшись начинал медленно набирать скорость, и он ощущал струйки прохладного свежего воздуха, возвращавшие его к жизни.