Аскар Алтай. Зрачки глаз моих.

Высоко в небе как око голубых небес, парит точка. Под крыльями старого беркута пестрый Алатау и туманный Алматы. Беспечно парящий в небе горный орел окидывает проницательным зорким взором огромный город.

А трое, встретившихся в кафе «Азрет-Али», что в микрорайоне «Аксай», чем-то обеспокоены.

– …

– …

– …

– Коке*, – сказала девушка лет за двадцать, – сейчас время другое… Вы ничего не понимаете.

– Ненаглядная моя! – сказал человек крупного телосложения. – Это я не понимаю? Что ты говоришь? Махмуд, что говорит эта девочка? Все, что я твержу, вам, бестолковым, как об стенку горох… Родненькая моя, что ты говоришь? Понимаешь ли ты сама?!

– Бестолковые… Оказывается мы бестолковые, – сказал Махмуд, скрипя зубами. – Если бы была моя дочь…

– Коке! – сказала Самал, – Я люблю его! – ее голос был серьезный и с упреком. – Простите! Никто другой мне не нужен.

*Коке - обращение «отец».

– Не говори «коке», – сказал Рамазан суровым тоном. – теперь у тебя нет ни «коке»… Ни «папы» нет. Ты – отрезанный ломоть…

Все трое замолчали. Отец был серый, как будто его змея укусила. Уставился в стол, не моргая ресницами. А Махмуд, развалившись на стуле, смотрит на них изучающее… Красивое лицо Самал то краснеет, то бледнеет, слегка поведя изогнутыми бровями, она шмыгает маленьким прямым носиком.

– Ну, Махмуд, скажи же что-нибудь! – Рамазан находился в безвыходном положении.

– У нас, на Кавказе… – сказал Махмуд прерывисто, – голову отрежут. А у вас…– сказав это, он замолк.

– Ай, не болтай! – крикнул Рамазан вдруг, разъярившись.

– А…а,.. тогда знай сам!

– Чтобы я больше не видел тебя! – сказал он, глядя на дочь так, как будто хочет застрелить. – Моли Аллаха, чтобы я не возвращался оттуда! Лучше, чтобы я не вернулся… Какой ужас, лучше мне не знать!

Дочь, уставившись на еду за столом, покусывала сомкнутые тонкие губки.

– Коке, не говорите так! Думала, что вы как образованный человек поймете меня!

– Да-а, отец понимает… все понимает. Все простит! – прыснул со смеху Махмуд, насмехаясь.

– Закрой рот! – яростно крикнул Рамазан.

– Сдаюсь, Рама, сдаюсь! – сказал Махмуд, поднимая руки.

В кафе было мало народу, но все сидевшие вздрогнули от внезапно раздавшегося голоса.

– Как ты растоптала меня! Унизила! Это все из-за твоей матери… Ну, погоди, падшая! – Рамазан злился на мать девушки.

– Коке! – сказала и дочь, поднимая голос. – Мать тут ни при чем… Она еще даже не знает, я сказала только вам.

– Не надо защищать ее! Все равно она получит свое….

– Да–а! – произнес Махмуд, покашливая. – Не хотел выдавать за меня, дружище!

– Заткнись!... Самал, уйди! Уйди, пожалуйста, ради Бога. Не то сейчас случится что-нибудь…. Уйди… Не показывайся мне на глаза!

– Уходи, «ненаглядная!» – снова впрягся Махмуд.

– Убирайся вон, подонок! – сказала гневно Самал и вскочила, съежившись как змея. И, как будто набравшись смелости, добавила: – Коке! Моя судьба в моих руках. Я сама распоряжусь своей судьбой! За это не беспокойтесь! Другие девушки даже и в Африку уезжают… Я никуда не уеду, буду перед вашими глазами, в Алматы, прости!

Она резко повернулась, встряхнула распущенные черные волосы, разливающиеся до изящной талии и, окинув сверкающим взглядом красивых глаз уставившихся на нее незнакомцев, торопливо пошла к выходу, развевая подол тонкого белого платья. Красивую стройную фигуру проводили лишь взглядом.

Рамазан сидел, опустив голову. Спутник, сидящий рядом, повернулся растерянно.

Девушка, продолжая и на улице ласкать их взор, грациозно ступала мимо окна на всю стену и подошла к припаркованному автомобилю «Ауди». Открыв дверцу автомобиля, ее встретил смуглолицый, худощавый, высокого роста мужчина средних лет. Автомобиль, легко тронувшись с места, словно нежный ветерок, веющий со стороны гор, быстро набрал скорость.

***

Кавказская сторона с суровой зимой и приятным летом…

Сколько лет прошло с тех пор, как древний Кавказ стал постоянным местом жительства для Рамазана?! Приезжал в этот край много раз в период и первой чеченской войны, а затем и контр террористической операции. И вот, прошло лето красное Кавказа, и наступила золотая осень. Он соскучился по Алматы и по своей Самал, думает и про жену и других детей. Как бы ни старался не вспоминать, но мысли вновь и вновь возвращаются к разговору между троими в мае месяце в кафе «Азрет-Али». Чтобы забыть этот неприятный разговор, он пролил немало пота и приложил много сил. Теперь подготовленные Рамазаном «Смертники Рамы» известны не только в Чечне, но и на Кавказе и в Российской стороне. Они широко известны необычайной изворотливостью, жестокостью, всесторонней военной подготовкой.

На самом деле, Рамазан – инструктор по подготовке отважных воинов из представителей различных народов, готовых к самопожертвованию ради джихада. Представляет себя как «Абу-Рамазан – араб». Намеренно разговаривает с грубым акцентом. Придерживаясь назидания русских офицеров: «Тяжело в учении – легко в бою», которое те говорили, когда он служил еще сержантом в Афганской войне, никого не щадит. Выжимает до седьмого пота.

И сегодня одна из таких законспирированных тренировок. На склоне горы Дагаул, покрытом густым лесом и зарослями красной калины, тренирует двадцать семь смертников. Это место – Дагестан. Смертников преднамеренно готовят в этом крае, потому что здесь самое безопасное место, где находят своих единоверцев и единомышленников из республик Российской Федерации. А если возникают подозрения, то смертники сразу же растворяются среди населения горных аулов как мирные жители. Для каждого заранее подготовлены ночлег, дом, даже «родственники».

Рамазан – тоже пришелец, «зарабатывающий» себе на пропитание, сажая лук и пася скот в семье одного аварца. Это друг Махмуда, «детдомовец» из Казахстана.

А необходимое оружие, приспособления для тренировок Махмуд доставляет тайно от «федералов». Все тщательно прячут под землей. Финансовые вопросы тоже решает он. Обговорен и его месячный гонорар. Он получает его в кафе в Алматы, принадлежащем каким-то кавказцам. В месяц – 2000 долларов США. В давние времена «джохарского похода» платили больше.

В Дагауле они не стреляют и не взрывают мины. Всю боевую подготовку кроме этого, делают. Рамазан обучает навыкам изготовления из подручных средств способом часовых, ртутных мин, применения ножа в рукопашных боях, еще многим другим приемам, а также придуманной самим «психологии смертника», применяемой в подготовке этого самого смертника. Поэтому прошедшие школу Рамазана – это беспечальные шеиды·, изумлявшие многих, приводившие в ужас своих врагов.

– … Джигиты, отдохните! – сказал Рамазан после поединков один на один. – Теперь вы готовы! Как только приедет Махмуд, поедете на базу. Там, всё, чему я научил вас, примените на практике.

– Нас пошлют против федералов, учитель?

– Нет, – ответил Рамазан. – Будете готовить мины на базе, взрывать снаряды, будете стрелять из всего оружия – минометов, гранатометов. Только будьте осторожны при испытаниях, сами можете подорваться…. Будьте чутче сороки.

– Мы не подведем вас!

Только он успел сказать:

– Все зависит от вас самих. Спасибо, что ни разу не перечили мне! Не жалели сил… Вы достойные сыны своих матерей, – как из лесу показался Махмуд:

– Саламалейкум, джигиты! Салам, Рама!

Все обрадовались. Прошло уже больше месяца, как без вести исчез Махмуд… Он появился как раз вовремя, когда Рамазан успел подготовить «смертников». Эх, что ни говори, этот проныра изучил Рамазана вплоть до малейших его секретов! Настоящий лазутчик, пролезет и через игольное ушко.

– Рама, – сказал он, когда они вдвоем отошли в сторону, присаживаясь на белесый камень. – Дома все живы-здоровы!

– Ты что, съездил в Алматы?

– Конечно, привез им деньги. Слетал на самолете. Сейчас банковские операции проводятся свободно только через Азербайджан и Казахстан. С России, как и прежде, не можем взять, прижали.

– Как Алматы? – спросил Рамазан, не зная, как спросить о дочери Самал. – Кого видел?

– Землетрясений нет, дружище! Алатау стоит на месте. Алматы не разрушен.

– Эй, заткнись! Что за вздор ты несешь?! – сказал Рамазан, ударив Махмуда по животу.

– Ой, ты что, дурак?! Ой, больно! Руки же у тебя – кувалда…. Перестал шутки понимать с этими неказахами.

– Извини, Махмуд! Я стал раздражителен.

– А–а, понимаю. Это ты из-за Самал…

– Не произноси ее имя! Не хочу слышать, не надо. Она не моя дочь! Отрезанный ломоть.

– Рамазан, говори, что хочешь! Но Самал передала тебе «аманат·»…. На, вот это, – сказав это, Махмуд засунул ему в руки листок бумаги и, чтобы он прочитал наедине, оставил его одного. – Я пойду к ребятам.

В послеполуденное время сентябрьского солнечного дня Рамазан, взяв письмо, намеревался сначала разорвать, но затем сдержался. Сидя на камне, достал сигареты из кармана и прикурил.

Закуривая сигарету, он задумался о своем прошлом….

Родился в далеких Алтайских горах. Был одним из восьмерых детей. Сразу после окончания школы был призван в ряды Советской армии. Из-за крепкого здоровья оказался на краю земли, в городе Чирчик. В течение шести месяцев его тренировали до изнеможения при невыносимой жаре. Загоняли до седьмого пота, но этот пот на афганской земле не обратился кровью. Тяжелая подготовка в Узбекистане пригодилась на войне. Прежде всего, благодаря Аллаху, затем офицерам в Чирчике и афганской земле остался жив. Воевал в саперной роте ДШБ·. Был дважды ранен и один раз получил контузию. Компенсация за «интернациональный долг» – два ордена Красной Звезды. Все-таки Аллах благословил, вернулся в аул живым и здоровым.

Вернувшись, сразу же отправился в Алматы. «Военное» направление помогло. Поступил на лечебный факультет Алматинского медицинского института. Женился на первом курсе. Это были беззаботные времена…. Родилась Самал. «Э-эх, уж эта жизнь!» Теперь вот, и она выросла и мысли о ней терзают его душу.

Рамазан прикурил еще одну сигарету….

Он и не думал, что окажется в мятежном Кавказе. Способствовал этому этот дагестанец Махмуд. Мать его чеченка, отец – аварец. Они вместе были в Афганистане. Вместе проливали кровь.

Этот проныра, нашел его и в Алматы. Мало того, затронув самое уязвимое место человека – деньги, сделал его инструктором освободительной войны в Чечне. Участвовал и в боях на «пути к свободе», возглавляемом Джохаром Дудаевым. И руки омыл в крови, и противников убивал… Наконец, в погоне за деньгами, он попал в такое положение, что уже не мог отказаться от участия в этом кровопролитии.

В погоне за деньгами его душа подверглась неизлечимому ранению. Думал, что создал благополучие в семье, но оказалось, что разрушил…. Лишился своей любимой Самал. «Э-эх, эта жизнь!» А теперь вот, оказался в стороне от родины, у подножья далеких гор.

Сигареты обожгли кожу пальцев. Потушив окурок слюной, открыл «аманат» Самал, который держал в левой руке. Не воспринимая сознанием, но с замирающим сердцем и с некоей надеждой на Самал, оторвал край листка бумаги.

«Коке, простите! (надежда переросла в веру). Прости, пожалуйста, свою «Ненаглядную»! Я беременна… Хотя вы и утверждаете, что он «китаец», но я выбрала спутником жизни этого парня – дунганина. (Все кончено! Ай-ай, бедная моя головушка. Это – наказание, посланное мне Аллахом…). Я понимаю, что вы будете переживать, когда прочтете эти слова. Прости, коке! Простите, пожалуйста!

Коке, это же такая радость, которая лишь однажды случится в моей жизни…. Обязательно приезжайте на свадьбу! Свадьба состоится 10 ноября.

Коке, это – мой аманат…. До свиданья! Самал.

P. S. В университете взяла «академ» на год.

Рамазан глубоко вздохнул всей грудью. Достав из кармана спички, сжег письмо и резко вскочил, как будто решился на что-то важное.

– Завтра отправляюсь, – сказал он, подойдя к Махмуду.

– Э–е, хорошо! И джигитов завтра отправим. Их ждут на базе. И я поеду вместе с тобой, – ответил Махмуд спокойно.

– Завтра погода будет ясная, – сказал Рамазан, глядя на небо.

Высоко в небе, как очи голубых небес, появилась красноватая точка. Лучи закатывающегося солнца обагрили старого беркута… Он медленно парит в чистом небе. Перед глазами Рамазана замелькали белоснежные вершины Алтая и гордый орел в вышине. Какое-то особое чувство ласкало его сердце, будто он забыл Родину, родную страну, грудь распирало чувство тоски.

***

Стремительно несущийся «Ниссан», хотя и замедлил движение в голой степи, проехал через Астрахань и Атырау и, доехав по пыльным и солончаковым дорогам в Актобе, взял курс на Аральск. После туманного горного Дагестана казахские песчаные барханы и холмистые степи встретили прохладой, но после Кызылорды знойное полуденное солнце сверкало прямо спереди.

Джип, белый как альчик из берцовой кости архара, несся во всю мощь. Двое, ехавшие спешно, без передышки, к вечеру подъехали в древний Тараз. Так как до Алматы оставалось совсем недалеко, Рамазан решил отдохнуть в гостинице.

Когда Махмуд вернулся, припарковав огромную машину на автостоянке, Рамазан лежал в чугунной ванне с горячей водой. Его тело, не видевшее горячую воду в течение десяти дней, разомлело. Лежа в ванной, он даже заснул.

Проснулся от голоса:

– Рама! Я пока сделаю заказ. Ресторан хороший, – но тот прервал его:

– Махмуд! – крикнул он. – Пусть принесут в комнату! Зачем нам этот кутеж? Отдохнем!

– Ладно! – было слышно, как Махмуд захлопнул дверь.

Рамазан помылся быстро, вытер раскрасневшееся тело, сменил нижнее белье и вышел в спальню. Скоро вернулся и Махмуд. Он тоже погрузил в ванну свое коренастое, крупное тело.

Через некоторое время они, пропустив по сто грамм водочки, закусив с удовольствием казы-картой и овощами, ели горячее мясо.

– Завтра свадьба, – сказал Махмуд вкрадчиво. – Успеем.

Рамазан промолчал.

– Рама, – сказал Махмуд, – ты пойдешь, или не пойдешь. Дело твое. А я обещал Самал и, поэтому, буду на свадьбе.

– Махмуд! – сказал вдруг Рамазан гневно, – Ты не сыпь мне соль на рану! Я из-за этого еду с края земли. Приду на свадьбу…. Больше не затрагивай эту тему, глотку перережу кинжалом!

– Все, не буду больше, начальник, не буду!

Вдруг раздался стук в дверь.

Рамазан строгим взглядом, вопрошающим «Кто это? Что ты там натворил еще?!», пристально посмотрел на Махмуда.

– Рама! – сказал Махуд, вытаращив глаза. – Я никого не звал. Ничего не понимаю! Мы же никому из здешних знакомых не звонили по «сотке»…

– Открой! – приказал Рамазан и положил в карман складной нож, раскрывающийся кнопкой, который лежал на столе.

В прихожей номера люкс послышался вульгарный женский смех. Сразу же захлопнулась дверь, и вернулся Махмуд.

– Рама, «бабочки» пришли…. Что будем делать? Говорят задешево. Может быть, расслабимся немножко.

– Ну, собака, ты не можешь ходить спокойно! Наверное, заказал, когда ходил в ресторан….

– Рама, извини! Дорога дальняя… Устали же, повеселимся немного. Не обижайся, пожалуйста! Сколько времени ты уже не видел баб?

– Ладно! Знаешь мое слабое место…

– А как же, мы же с тобой закадычные друзья еще с Афгана?! – сказал Махмуд лукаво.

Девушки были как на подбор: одна азиатка, другая европейка. С радушной улыбкой сели за стол. После краткого знакомства Рамазан начал конкретный разговор.

– Девушки, – сказал он – Мы утром выезжаем в дорогу. Поэтому не будем пить спиртное. А для вас можно заказать.

– Не–нет! – ответили девушки хором. – И на нашей работе не позволено. Мы должны удовлетворить клиента. Не можем пить попусту…. Тем более, если клиенты не употребляют!

– Очень хорошо, красавицы! – сказал Махмуд, наливая девушкам «Сарыагаш». И нам нужно скорее отдохнуть.

– Хи–хи–хи. Ваша воля… – захихикали девушки. Как вы хотите? Будем все в одной комнате? Или в разных?

– Как, Рама? Скажи сам!

– Махмуд, ты же сам знаешь.

– А–а–а, значит так, девочки! Все в одной комнате. А потом, как говорится, «обмен товаром».

– Хи–хи–хи! Хи–хи–хи! – Заигрывая, девушки встали с мест. – Воля ваша!

Когда девушки прошли в спальню, Рамазан заметил:

– Слишком юные.

– Я специально сказал сутенеру «16-й размер»…. Так же ведь лучше?!

Рамазану не понравилось, но он промолчал.

…Они отпустили «своих ласточек» поздней ночью. Сами проснулись спозаранку, но так как еще не выспались, опять уткнулись в подушки.

Пока они, вымыв свой белый джип, отправились в путь, солнце Тараза уже было в зените. Темный асфальт был покрыт гололедом, ноябрьский день был ясным. В спину дует догоняющий их сильный прохладный ветер Бетпакдалы.

***

В Алматы они доехали сразу после полудня.

В городе было тепло. Чувствовалось, что уже наступила глубокая осень. Деревья покрылись желтизной, и тротуары пестрели от листопада.

Рамазан наотрез отказался от предложения Махмуда сходить домой. Повернул к каким-то низким домам в восточной стороне города. Встретился с какими-то людьми.

Когда они ехали в кафе «Азрет-Али» в микрорайоне «Аксай», короткий осенний день уже начинал темнеть. За три летних месяца кафе успели переименовать в «Триаду». «И хозяин, наверное, поменялся», – подумал Рамазан.

Когда они, припарковав джип рядом с машинами, стоящими перед кафе, подошли к входу, редкие знакомые, пришедшие, как и они с опозданием, обнимая, поздравляли Рамазана. Изнутри были слышны медленная музыка и радостный голос тамады. Рамазан, прикурив у входа сигарету, замешкался в раздумье.

Махмуд, которому было невтерпеж попасть на свадебное веселье, сказал:

– Рама, я зайду!

–Иди, – ответил Рамазан. – Я покурю.

Веселый голос тамады умолк, как только вошел Махмуд, затем вновь зазвучалего голос, знакомящий вошедшего с приглашенными. В этот миг на улицу вышла жена. Она остановилась, подойдя к нему почти вплотную. Рамазан тоже, глубоко затянув сигарету, стоял, как будто ничего не видит и не чувствует. Он был чересчур спокоен и сдержан. Жена, одетая безвкусно, даже вульгарно, застыла в замешательстве и, молча возвратилась в кафе.

Рамазан, достав опять из кармана пачку, поднёс к губам еще одну сигарету. Начал беспрерывно затягивать сигарету. Как будто хочет погасить дымом сигарет бушующую страсть… Бросил окурок в стоящую неподалеку железную урну.

Не задерживаясь, направился к входу.

Кафе, некогда проводившее его знойным летним днем, и сейчас встретило дуновением горячего воздуха. Рамазан, дышавший на улице холодным ноябрьским ветром, раскрыл рот как рыба. На один момент перехватило дыхание, лицо вспыхнуло румянцем, и кровь ударила в голову.

В лучах света он видел только множество глаз и голов. В один миг затихли и тихая музыка, и громкий голос тамады. Рамазан остановился, подойдя прямо в середину столов, расставленных буквой «П». Гости замерли. Видимо, всем было известно, что он против замужества дочери, все замолкли в ожидании.

Тишину нарушил голос тамады:

– Оу, народ! Народ! Смотрим все сюда! Рамазан–ага! Добро пожаловать! Гости… то есть, ваши гости ждали вас. Скажите свои пожелания Самал и Ху Ляну, всему народу!

Он отдал микрофон Рамазану. У Рамазана промелькнула мысль: «Какой скользкий тип! Откуда он взялся? Знаю, что он когда-то кружился возле их дома, ухаживая за Самал, не отставая от нее… А теперь вот стал тамадой на свадьбе у Самал. Может быть, он нашел этого китайца Ху?!». – Ага! – шепнул ему на ухо тамада, подойдя поближе. – Скажите! Супруга ваша уже сказала. Или позвать ее?

– Нет! – сказал Рамазан. Хриплый голос был услышан через микрофон.

Тамада отошел в сторону….

Светлое лицо Рамазана пылало. Быстро двигаясь, он широкоплечий и высокий, приближался к молодоженам, сидевшим на почетном месте. Только тогда гости задвигались и опять загомонили. Но Рамазан, с горящими глазами, не слыша ничего, быстро подошел к столу. Будущий зять и дочь встретили его стоя.

Дочь опустила вниз крашенные, длинные как ежовые колючки ресницы. Ее светлое лицо горело пламенем. А зять, выпятив грудь, смотрит на него свысока. Во всем его облике чувствуется непритворная самодостаточность и самоуверенная, напористая горделивость. Смуглолицый, высокий. Глазом даже не моргнет.

Поднеся микрофон в левой руке к губам, ухмыльнулся жениху, то ли китайцу, то ли дунганину – но «пришельцу» с китайской стороны. Лицо, пылающее огнем, вдруг помрачилось.

– Прощай, моя ненаглядная! – сказал он в микрофон. – Простите меня! Прощайте!

Сказав так, он положил черный микрофон на стол.

Только тогда Самал, заплакав, умиленно посмотрела на отца. А отец же сунул правую руку за пазуху и вытащил пистолет из короткой кожаной куртки. Не произнеся больше ни слова, перед всем затихшим народом несколько раз нажал на курок.

Из-за спертого воздуха в кафе и близкого расстояния выстрел прозвучал гулко и заглушено. Собравшиеся гости только тогда, поняв, что произошло, враз дико, истерично зашумели, закричали... В тот миг Самал, в белом платье с фатой, начала падать на спину.

А жених как окаменелый замер на месте.

Вокруг начались шум, гам, паника, грохот. Рамазан спрятал пистолет обратно. А Махмуд, стоявший неподалеку, начал торопливо размышлять: «Боже мой, где он взял оружие?! Ну, собака, а! Жди теперь неприятностей! Этот и не послушается, если сказать ему «уходим»… Не-е-ет, надо бежать отсюда!» Он слился с толпой, в панике устремившейся к выходу.

Рамазан сдвинул в сторону стол, полный яствами. Вокруг не оставалось никого. И жениха нет… Как будто все сквозь землю провалились, кругом пусто и тихо. Он закрыл померкшие глаза дочери, поднял ее на обеих руках и пошел вслед за толпой, разбежавшейся в полном беспорядке.

Март, 2003 год.