Азамат Байгалиев. Новый снег

1

Этот мир ничем не отличался от любых других. Он был приплюснутым и летел вверх ногами над звездным морем в лапах пурпурного птеродактиля.

В нем умирали и вновь рождались бледно-зеленые и лимонно-желтые леса.

Здесь также безразлично, как и везде, реки впадали в озера, а озера выплескивались за край земли.

Даже в живности природа не проявляла фантазии. Пролетит букашка, пробежит по колючим зарослям дикий зверь; проснется, махнет беспокойно крылом однозубый дракон — и снова наутек. Удивляться нечему.

Наравне с букашками драконы — вымирающий вид. Их уничтожили ленивые герои. Вместо полезных дел лучшие мужи в самом расцвете сил на протяжении целых десятилетий гоняли старых ящериц по горам. Когда драконов осталось мало, их по требованию Всемирной организации охраны драконов стали отпускать ранеными. Теперь эти животные не только старые, однозубые и замученные постоянными погонями, но и хромые, одноглазые, одноногие и… Ну, в общем, понятно.

По мере уничтожения живности у людей рос интерес к цивилизации. Это проявлялось в строительстве крепостей, изготовлении доспехов, ковке мечей. Особенным раздражителем для цивилизованного человека стал «цивилизованный сосед».

Все громче раздавались крики о том, кто здесь цивилизация, а кто и, прямо скажем, варвар последний. В этой священной битве никто уступать не хотел. Мы, говорили, не за деньги боремся, не за золото, не за земли, не за женщин, а за святую правду, выстраданную огнем и мечом, выращенную потом и кровью.

Эта история произошла во времена расцвета цивилизации в одном из небольших городков.

Городок как городок, ничего важного. Улочки не мощеные, ставни в домах прочные, на случай, если соседняя цивилизация осмелится напасть, садики неухоженные, персиками, как бывало в «дикие времена», не заваленные. На многих домах вьется черная ленточка — признак смертельной преданности семьи устоям цивилизации.

В городе взрастало новое поколение таких брутальных героев. Молодые, полные сил, готовые свершить законную месть. Они рождались в шлемах на голове и с непокорным кинжалом в руках. К войне герои готовили себя с детства. Ни дня не проходило без мыслей о том, как несутся они на боевых конях, как сметают все на своем пути, как земля дрожит от их стремительного бега. Их, без сомнения, ждала слава и смерть. А что еще человеку культурному надо?

Но в семье не без урода. Среди волков и заяц найдется. И среди шампиньонов в салате поганка спрячется.

Нашелся такой и в городе. В свои шестнадцать лет он — ни в стремя ногой, ни в зуб соседу. Слабак и бездельник без будущего. Фюлософ. Хлюмлик. Изубрютатель. Сидит в подвалах и в ус не дует. На женщин не смотрит. В кулачных боях не участвует. На соседа с вилами не ходит. Варвар, дикарь и еретик.

Последний его позор видел весь город. Слезы наворачивались от смеха у стариков, хохотали молодчики, звонко смеялись дети. Ржали, как бешеные, даже лошади, на которых парня везли к костоправу.

— Спрыгнул… с башни астронома! — веселились прохожие.

— Натянул простыню на спину! — поддерживали радость постояльцы дорожной гостиницы.

— Пока падал, махал фанерными крыльями! — делился впечатлениями извозчик.

— Как не убился? — недоумевал костоправ.

Но, к сожалению, радовал фюлософ не часто. Все раздражал в основном. К примеру, затащит на чердак трубу — и в небо пялится. Всю ночь сидит, сидит, а потом вдруг как ляпнет: «Не одни мы, — говорит, — во Вселенной». Птеродактиль тебя подери! Это и без трубы ясно.

Недопонимал слегка народ изубрютателя, недолюбливал. К войне надо готовиться, а он все «изубрютает» никому не нужные вещи. То стекло у него загорится холодным пламенем, то смесь темная без огня дым напускает.

Последней каплей стала его издевательская бумажка — трактат: «Пара мыслишек о перспективах цепной реакции деления тяжелых ядер». Работа не просто бесполезная, а даже губительная. Горожане не знали, почему, но чувствовали это нутром.

В общем, решили чудака проучить. Терпеть и так силы не было никакой, а тут этот трактат еще… Стали народ собирать, молва пошла из дома в дом.

2

— Ой, что-то не спокойно мне на душе, отец. — Девушка взволнованно одернула занавеску и посмотрела на улицу. — Куда это народ в сумерки-то собрался, а?

Отец отодвинул от себя чашку с супом и лениво зевнул.

— Да так, дочка, читатели трактата буянят. Решили чудака нашего проучить как следует. И поделом. Не будет теперь к заду моей лошади никакой солнечный аккумулятор цеплять. И откуда только он такое слово выдрал, тьфу!

— И что, будут сильно бить, да? — Дочка недоверчиво посмотрела на соседский дом.

— Будут, а как же? Может, и вовсе забьют. — Отец снял тяжелые сапоги, завалился на кровать. — Костоправа бы вызвать, да он с 9 до 6 работает. Ночные звонки в свой колокол не принимает, говорят.

Но дочь не отставала:

— Помочь парню надо! Предупредить хотя бы! В колокол звякнуть! Он ведь не подозревает ничего!

— Так он, говорят, целыми сутками в подвале своем сидит, там колокол не ловит, — махнул рукой отец. — И вообще, родственница ты ему, что ли? Или сочувствующая сторона? Сиди-ка ты, дочка, лучше дома и не высовывайся. Чему быть, того не миновать. Поделом бездельнику. Когда он по городу идет, лошади до сих пор в стороны бросаются и зад прячут. Всех он держит в страхе, понимаешь?

— Напрасно ты так о нем… Я с ним разговаривала, было дело. Он вовсе не плохой, как всем кажется. Он даже спутник хотел в космос запустить…

— Чего?!

— Не знаю, не поняла, но он чертежи какие-то показывал, там кругляш такой был с тремя палками, на луковицу похож. Он хотел, чтобы с помощью него наши колокола даже и в степи, и в лесу дремучем были слышны… В общем, понять его просто надо.

Отец встревоженно соскочил с постели.

— А ты с ним глупостей каких не натворила? А ну признавайся!

Девушка опустила глаза.

— Сглупила один раз я — на крутом бережку выслушала его лекцию про стволовые клетки от начала и до конца. Голова болела потом до самого вечера. Пришла домой, не поевши, сразу спать улеглась, да только к утру заснуть-то и смогла — так меня мысли переполняли всякие. Про клетки, про ядра, про костный мозг, про пересадки органов…

— Дела-а-а, — протянул удивленно отец. — Фюлософствование твое к добру не приведет. Это похуже греха любого, точно знаю. Это некромантия, черт бы ее побрал! Органы он собирается пересаживать! А может, он еще и голову в банке заставит говорить? Или пилюлю придумает, чтобы мир другим казался? Чушь! Ты уж, Мария, послушай хоть раз старика. Я ж ведь добра тебе желаю, не иначе. — Он быстро успокоился, потянулся и лег обратно.

— Ну что за времечко пришло. — Девушка быстро набросила платок и кинулась во двор. Под ногами звучно захрустел залежавшийся с самой осени снег. Грязный от застоя, он уже давно не радовал глаз своей неповторимой белизной и легкостью.

Торопливо перебежав улицу, Мария оказалась у ворот «изубрютателя». Как странно, подметила она, с каждым разом здесь что-то меняется. Ворота становятся все тоньше, но прочнее. В правом углу регулярно появляется рисунок какого-нибудь надкушенного фрукта. Сегодня это была объеденная груша. Колокол менялся почти каждый месяц. Теперь он походил на черно-белый сплющенный инструмент с несколькими «языками», играющими незнакомую музыку. Другими на дверях становились даже замочные скважины. Теперь они были очень узкими, такими, что ключи от иных дворов даже попасть не смогут.

В общем, другую форму принимало буквально все.

«Не то что во всем городе — каким был он при матери моей прабабушки, таким и остался. И еще тысячу лет простоит в захолустье, если не будет перемен. Наши сердца требуют перемен!» — в голове у девушки зазвучала странная мелодия, но быстро забылась.

Читайте также: Азамат Байгалиев: Фантастика поднимает наши головы к звездному небу

3

Вдоль забора, на цыпочках, дабы не задеть какую-нибудь кошмарную железяку, девушка пробиралась дальше. В доме свет не горел, стало быть, хозяин сидел в своем мрачном подвале, куда, по слухам, даже не доходил звон колоколов.

— Эй, ты чего там? — Мария осторожно заглянула вниз, где царила полная тьма.

Среди разных колб, сосудов и прочего приспособления сидел паренек. Глаза широко открыты, но взгляд невменяем совсем, словно и не в этом мире вовсе. Девушка, уже посмелев, спустилась и присела рядом.

— Осоловел, что ли? — Она помахала рукой перед его лицом, однако тот долгое время не реагировал. — Да опомнись же ты наконец! Трактат о «тяжелых ядрах» ты написал?

— Ну я. Но меня другие проблемы волнуют, Мария, — опомнился наконец он.

— Какие могут быть «другие проблемы», когда благодарные читатели уже в двери твои ломятся? — Мария беспокойно посмотрела наверх, откуда доносились горластые выкрики местных «актювистов».

— Я разочарован. У меня есть подозрение, что мои идеи не приживутся в этом мире, — продолжал свое изубрютатель. — Вот, например, вчера я в столицу ходил, к алхимикам да звездочетам главным. Но как им, скажи мне, пожалуйста, показывать схему Вселенной, когда они еще спорят о том, в чьих лапах летит Земля — пурпурного птеродактиля или сизого археоптерикса?!

— Софи?

— Что?

— В чем она летит на самом деле?

Иосиф долго смотрел на девушку, словно пытаясь понять, искренне ли она говорит.

— Ни в чем она не летит, — с трудом ответил он. — Висит в космосе, в далекой-далекой от центра галактике, вдали от черных дыр и основных межгалактических маршрутов.

Мария кивнула, хотя и не ничего не поняла.

— …И живут на нашей планете люди, которые не хотят никуда развиваться, а стоят лишь на месте — все воюют без конца, воюют… Им бы вперед мчаться, в космос двигать да панорамы Марса снимать, а они… э-эх, не сдвинуть мне стены упрямые, не снести ноши спасителя.

Мария испуганно вздрогнула от жутких криков, доносившихся с улицы. Толпа не на шутку разошлась — стали слышны удары топоров о стальные ворота.

— Не беспокойся, — грустно улыбнулся Иосиф. — Титановый корпус, сенсорный замок… Не повредят.

Весь погреб задрожал от топота тяжелых сапог. На этот раз девушка вскочила со скамьи.

— Во двор ворвались, — прошептала она и вновь взглянула на парня. — У тебя и подвал такой же «сенсорный», что по мановению одной руки так быстро чужакам открывается?

4

— А ты не веришь в будущее сенсорных технологий, да? — задал встречный вопрос Иосиф и, не дожидаясь ее ответа, бросился наверх. — Идем скорее, пропустишь самое интересное!

Она побежала за ним.

— Постой же ты, сумасшедший!

Мария побежала по лестнице и, миновав последнюю ступень, застыла в изумлении. На дворе стояло такое! Железяки Иосифа чудесным образом ожили и принялись гонять народ из угла в угол. Из проруби выбралась страшная мерзость с трубками, из которых сильным напором била струя ледяной воды; небрежно отодвинув девушку от двери, из погреба выкатили две уродливые установки — одна плевалась гнилой картошкой, а другая изрыгала из себя краснокочанную капусту.

Посреди всего этого безумия стоял изгой, гений, «изубрютатель» и, как теперь уже стало всем очевидно, черный колдун. Он стоял и громко смеялся над тем, как эти храбрые воины бегут от поливочной установки, домашнего комбайна и гнилокартошечного метателя. Совсем скоро весь двор опустел, за воротами некоторое время шуршал писака из «Ночного дозвона», но и он вскоре исчез. Иосиф с тоской вздохнул, вытянулся, обернулся назад… за спиной стояла Мария.

Они смотрели глаза в глаза. В черных глубинах отражались легкие пушистые снежинки, падающие медленно и осторожно. Они еще такие нерешительные, но уже такие красивые и совершенные. Это шел новый снег. Он закрывал собою старый, серый от времени, но ложился на него так, чтобы все знали — никто не забывает прошлого. На нем учатся, его уважают, но уже никогда не делают старых ошибок.

«Также и у людей, — блеснуло вдруг в голове Иосифа. — Мы погрязли в войне, нам нужен новый снег. Нам нужен человек, способный изменить мир. Такой, к которому мы будем стремиться, кого будем уважать и любить всем сердцем. Нам нужен идеал».

— Ты словно ангел, — сказал он Марии.

— Тебе только кажется, — нежно улыбнулась она, и от улыбки этой душа его вспыхнула пламенем озарения.

Он взял ее за руку и куда-то повел.

— Куда мы идем? — спросила девушка.

— Мне нужно твое ДНК, — как ни в чем не бывало ответил Иосиф. — Совершенное, как ты.

Она растерянно остановилась.

— Не думаю, что это получится.

— Почему?

— Потому что мы не любим друг друга, а приличные люди ДНК на каждом углу не раздают. — Голос ее задрожал, и Иосиф вдруг понял, что она боится.

— Да не бойся ты, поделишься двумя волосками и каплей спинномозговой жидкости — делов-то! — улыбнулся он. — Идем, я все тебе покажу!

Иосиф мчался вдоль длинных столов, заполненных цветными жидкостями. Сосуды летели в стороны, разбивались, со стен падали свежие карты Римской империи, Соединенных Штатов Индейцев, Татуина и Корусанда.

— Смотри, Мария! Это мой новый аппарат. Я назвал его в честь второго эпизода войны в одной далекой-далекой галактике — Клон. — Иосиф взял ее волосок и аккуратно положил в аппарат. — Я, кажется, знаю, как мы назовем нашего ребенка…

— …Иисус, — прошептала Мария.

— Иисус? — отозвался Иосиф. — Странно. Я хотел назвать его Люцифером. Но пусть будет Иисус. Тоже красиво.

На дворе разыгралась метель. Свежий ветер расправил широкие крылья и понесся по свету. Снегом заметало дороги, дома и целые города. Пурпурный птеродактиль, что держал этот мир в своих цепких лапах, растворился в космическом мраке. Голубая планета свернулась в клубок, озера перестали выливаться за ее края, последний дракон издал предсмертный рев. Время в далекой-далекой галактике перевалило за ноль.

Опубликовано в журнале «Новый Мир», номер 12, 2015​

Фото: из открытых источников