Абзал Сулеймен. Ветром уносимые сны

Туман

Стебель цветка в колючей одежде из инея,
Теплый воздух из окон —
И вчера,
И сегодня питает туман, ползущий по улицам,
И растворяется в небе застывшем…

В такси,
Дома,
Даже в продуктовом слышу голос радиоведущего:
«Мать не нашла своего ребенка,
Мать не нашла своего ребенка…»

Жизнь цветка, замершая в колючей одежде из инея,
Крепкий города сон в одеяле туманном,
Голос диктора радио —
Все в небе, все растворяется в небе застывшем…

Ветром уносимые сны

И вот опять,
Мы вынуждены идти по темной улице, привязавшей к себе наши тела,
Наши глаза и руки.
Деревья тянут к нам оголенные ветви, зовут
По улице вслед за ветром…
Зимнее оно,
Или осеннее,
То дыхание холодное,
Тот легонький бриз,
Убаюкавший многоэтажки.
Возжелавший прервать многолетнюю связь между явью и сном.
Нас же хватает только на молчаливое созерцание,
Только на мечты о спасительном ветре…
Мы отправляемся по улице навстречу тьме опять,
Нам мало солнца притворяющихся фонарей,
Мне тоже хочется стать ветром…

Наблюдатель

Иллюзией стыдливо прикрывая трещины во льдах,
Иллюзией стыдливо прикрывая дыры в облаках,
Иллюзией стыдливо прикрывая дождевые раны
Мы только наблюдаем
Бегущего ребенка с распростертыми объятиями.
Он бежит с распростертыми объятиями —
Обнимая мириады мыслей, витающих в воздухе,
Он бежит с распростертыми объятиями,
Чтобы время не остановилось.
Глядит на снег, потекший вниз, не долетев до желтоватых фонарей,
Глядит на капельки дождя, земли не достигнув, высохшие в полете,
Глядит на завядший, едва зацветя, подснежник,
И рисует на асфальте перо,
Он тоже хотел бы летать…

Убийство отца

В родных краях, где нас поджидало детство,
Неизвестно когда прошедшее,
Неизвестно как прошедшее,

Мы вдруг вспомнили об отце,
Тут же попытавшись о нем забыть.
Беспокоящие воздух вздохи тех, кто хоронит тело,
Еле слышные голоса тех, кто плачет где-то позади —
На миг только зависнут в воздухе…
На миг все погружается в тишину,
Напоминая, что ничто не вечно.
Плетемся еле мы,
Как будто лишь движение оживляет время…
Полынь под ветром поклонилась и почва взвилась вверх от вихря,
В последний путь его провожая.
Потом мы его похоронили,
Под тяжелой, тяжелой землей, вместе с воспоминаниями…

* * *

Мы видели, как улицы упираются в здания
Выдающихся архитекторов, и думали,
Что они вечны.
Мы видели как наши молитвы обращались
Красноречием лучших ораторов, и думали,
Что они вечны.

Обессилевший одинокий старик в опустевшем доме,
Опирающаяся о сломанный дверной косяк старуха,
Выглядывающий из-за дырявой дряхлой стены чумазый мальчишка —
Далеки от понятия «вечности»…

Даже если они чужды друг другу,
Когда с красивых зданий, построенных из тяжелых мыслей,

Наложенных друг на друга,
Летит колокольный звон в воскресенье,
Он отдается и в голосе муэдзина в пятницу,
Будто чье-то древнее бормотание дрожит у него внутри.

Затем они возвращаются
В свои серые дворы с граффити на заборах.
Вздыхают, глядя в небо, словно бы освобождаясь от тяжкого груза,
Словно чье-то древнее бормотание дрожит у них внутри…

Перевод с казахского языка: Ануара Дуйсенбинова

Фото: goodfon.ru