Хорошее стихотворение предлагает новый взгляд на слова

Как бы ни была высока роль разума и мысли в поэзии, в душе человека, особенно поэта, у нее есть свое глубокое, личное место. Как выразился Физули: «Прекрасная мысль в сердце марширует перед группой поэтов». Поэзия – это дыхание общества, выражающее все чувства, включая негодование, вражду, волнение и печаль, надежду и отчаяние. Поэт иногда является дыханием общества, иногда устами и языком. Поэтому, если проанализировать его с учетом особенностей общества, в котором он вырос, каждое поэтическое произведение говорит нам о многом. И сегодня мы решили узнать мнение поэтов об «Идеальном адресате» и каким он должен быть, ведь каждый автор пишет для чего-то или для кого-то, а может просто потому, что не может писать. Узнаем о тех авторах, с помощью которых наши поэты узнали о поэтической форме, и о том какой же все-таки должна быть поэзия по их мнению. Будем говорить о том, что для них было важно в двадцать лет, что для них важно на данный момент и изменилось ли их воззрение с годами. Думаем, для каждого читателя будет интересно узнать, что же дает поэтам слышать себя и свое слово в те моменты, когда речь каждого приглушена.

Кто-то из нас любит классику, а кто-то любит современную поэзию. А как мы можем определить современность данного нам текста? Ведь поэзия, которая сейчас является классической тоже когда-то была современной, не так ли? И те авторы, которых мы называем классиками, тоже когда-то были молодыми, простыми людьми. Современный поэт и классик, и различает их только время, в которой они жили или живут, ведь они оба талантливы и создают такие прекрасные тексты, которыми мы восхищаемся. Представьте, что вам дали два совершенно разных текста и сказали: «Определите, который из этих текстов современен?». Что вы сделали бы? Да, я тоже не знаю. Может, проанализировала бы, о чем тексты, и сравнила бы с историей того или иного времени. А если этот текст о любви и природе, то запутаться уж совсем не сложно. Поэтому, мы решили спросить об этом у наших поэтов что такое современный текст для них?

Для этой беседы мы выбрали поэтов разных возрастов, мировоззрении и можем уверенно сказать, что каждый из этих поэтов имеет свое место в современной казахстанской литературе. В нашей сегодняшней беседе будут участвовать такие поэты, как Юрий Серебрянский, Канат Омар, Малика Мурсалимова, Динара Оразбекова (Дина Ораз), Биржан Валиев, Рассита Багамаева.

- Реалисты считают, что все слова несут в себе тайный смысл. Номиналисты говорят, что звучание слов – это чистая случайность, общественная договорённость. Кто прав на Ваш взгляд?

Юрий Серебрянский: Любые слова, которыми мы пользуемся, где угодно, уже давно несут множественные коннотации, были использованы в различных контекстах. Хорошее стихотворение предлагает новый взгляд на слова, при этом процент «сконструированности» минимальный, работает подсознание автора, а автор, конечно, находится в той точке событий, которая ему эти слова диктует.

Канат Омар: В первую очередь, я хотел бы подчеркнуть, что со временем, по мере взросления человека все эти понятия: реалисты-номиналисты, либо, как раньше, анархисты-новаторы, символисты-футуристы-акмеисты и прочие литературные группы, отнесение имярека к той или иной общественной формации, категоризация абстрактных групп по примеру книжной лавки, торгующей подержанной философией и потасканной литературой, скажем так, всё это со временем теряет всякий смысл. Поэтому спрашивать: вот эти считают так, те иначе, а кто из них прав? – это совершенно мимо, не о сути. Другое дело, если вам интересно, отчего это я вдруг так разошёлся, могу ответить – и раз мы говорим о литературе, вернемся к литературе! – на примере Виктора Сосноры, из числа любимцев.

Это замечательный поэт 20 века, который совсем недавно умер… то есть он, конечно, писал и в 21 веке, но почти все его стихи были написаны довольно-таки давно, поэтому можно смело отнести его к 20-му. Соснора в юности называл себя продолжателем футуризма и очень ценил, что его признавали таковым. Я помню, Николай Асеев, Лиля Брик и французы носились с ним, как с писанной торбой, называя его, да, вероятно, последним русским футуристом.

Как это вообще воспринималось в то время в нашей части света? За железным занавесом. Не думаю, что этому особенно придавали значение, потому что, в общем-то, все эти понятия, литературные школы начала века были ошельмованы, на них нацепили бессмысленные бирки "буржуазных", а имена вымарали, хотя футуристы вынули-таки счастливый билет, когда в их ряды затесался юный губошлеп Маяковский. По его кончине кремлевский усач, или кремлевский горец с тараканьими усищами, как его называли, корявой резолюцией назначил Маяковского лучшим, едва ли не единственным поэтом, и футуристы тут же были реабилитированы в глазах коммунистов, получив таким образом охранную грамоту. Так что Соснору, наверное, могли преспокойно называть футуристом, хотя мы прекрасно понимаем, что это не совсем так, и помним, что одна из первых его книг стихов была написана по мотивам «Слова о полку Игореве», в былинных ритмах, частью как бы от имени степного сказителя-всадника, «последнего династии вольной орды» Бояна. Абсолютно великолепные работы! Эту тему потом развил замечательный Сергей Стратановский на совершенно невероятном уровне. Книга Сосноры так и называлась «Всадники», если мне не изменяет память. Его поддержал Дмитрий Сергеевич Лихачёв, который уделил много внимания древнерусской словесности. И это действительно великолепные, совершенно неожиданные стихи, к футуризму не имеющие никакого отношения. Потому и со временем вся эта бравада, не более весомая, чем литературная маска, отпала. Но осталось главное, и теперь мы знаем просто оригинального с собственной неповторимой, хулиганской, можно сказать, походочкой Виктора Соснору.

Вот почему все эти разделения на группы не имеют особого смысла. Это же не более чем свойство слабого человеческого рассудка все классифицировать, выстраивать иерархии, раскладывать по полочкам, потому как нет цельности восприятия. В этом проблема. Плюс это же попросту такой способ – путем дробления, расщепления единого поля на формации, дифференцированные чрезвычайно тонко, умно или, я бы сказал, хитроумно, и имитации яростной борьбы между формальными, то есть на поверку, пустыми школами, течениями, поветриями, как угодно их назовите! – строить карьеру, ежели это понятие вообще уместно в такой области как литература, самая непутевая девка, простите мой французский... Иными словами, все эти формальные и довольно бессмысленные градации именований не имеют никакого отношения к сути того, что подразумевается при разговоре о, прости господи, литературе и философии. А это единственное что в общем-то, должно нас интересовать, помимо языка.

По большому счету, каждый сам для себя решает, что несут для него те или иные слова. Давайте все-таки определимся: сами по себе они несут вполне утилитарный смысл – обозначают то или иное понятие либо предмет, либо свойства предметов, явлений, действий и так далее. Но при этом слова, как говорил Осип Мандельштам, это же пучки торчащего во все стороны смысла, и в них, возможно, заложены также значения, которые недоступны при первом взгляде, поэтому смешные ребята могут называть их тайными. Просто в силу того, что не смогли осознать.

На самом деле, когда мы говорим о звучании слова, мы всегда говорим о фонетике, и в ней уже содержится ядро смысла. Взрывоопасная смесь энергоемкого смысла! Фонетическая составляющая любого слова настолько велика, что зачастую содержит в себе уже всё: и образ, и все возможные оттенки этого образа, его различные свойства и значения. Когда мы произносим какое-то слово, его звучание настолько многогранно (настоящего слова, а не выдуманного – мы ведь говорим тут не о суржике, не о макаронических уродцах, а о живом языке), что мы интуитивно много чего начинаем понимать о том явлении, которое обозначено тем или иным словом – абсолютно всё! – всяческие свойства: цвет, вкус, температуру, насколько оно шершаво или гладко, блестит либо тусклое, светлое ли, темное ли, прозрачное или тугоплавкое, мягкое и нежное или грубое, твердое и острое и прочее, прочее, прочее. И единственное, что важно – это даже не проблема, а такой критерий – это способность того или иного человека почувствовать в слове того или иного языка весь заложенный в нем ядерный потенциал смысла.

Потому мы и знаем «Цветовую азбуку» Артюра Рембо (которую затем повторяли на свой лад забавные литераторы), что у всех, как ни верти, разные горизонты. Знаем и другие примеры завидной проницательности, все перечислять не буду, иначе надо будет вспоминать обоих Мартинов: Бубера с его трудами о языке как несовершенном средстве коммуникации и, конечно, Хайдеггера с его работами о Гёльдерлине. Это то, что действительно интересно, а не бессмысленные реалисты и карикатурные номиналисты. Даже само звучание терминов выдает оглушительную несостоятельность этих понятий.

Дина Ораз: Реалисты правы, любое слово несёт в себе смысл, но мы часто не придаем этому значения. Учёные проводили опыты, чтобы выявить это влияние, оказалось, что если одному посаженному растению каждый день говорить добрые слова, оно расцветает, другому наоборот говорить плохие слова, оно не растёт, а третьему если на него совсем не обращать внимания, оно умирает. Судите сами как велико слово в устах человека.

Малика Мурсалимова: Разделяю взгляды как реалистов, так и номиналистов. С одной стороны, верю в сакральноезначение не только имен собственных, убеждена, отчасти влияющих на судьбу человека, но и нарицательных, придающих определенный смысл предметам и явлениям. С другой стороны, звучание слов не всегда продумано, а временами хаотично, и возникло, видоизменяясь под воздействием внешних факторов, например, таких как войны, реформы, революции. Слово, как говорил Василий Ключевский— великое оружие жизни, с чем я полностью согласна.

Биржан Валиев: Не знаком близко ни с тем, ни с другим течением, потому не могу как-то оценить из тезисы. Слова могут нести то, что мы вкладываем в них. И как адресат, и как адресант посыла, месседжа. Само слово «месседж» есть яркий тому пример. Перейдя в плоскость русского языка, слово стало самостоятельным термином, отличным от слова «сообщение», которое оно в принципе означает. Но это общепринятый смысл, «общественная договорённость». Если же я в произведении под «месседжом» буду понимать что-то особенное, то я уже буду вкладывать тайный смысл, известный только мне и тем, кто его разгадает. Разумеется, бывает и так, что тайные смыслы появляются случайно. Бывает, напишешь строки, что сажаешь алюминиевые огурцы только из-за их цвета, а люди впоследствии видят в этом метафору на боеприпасы.

Рассита Багамаева: Отчасти правы обе стороны. Я считаю, что слово – это безусловно средство связи для общества,несущее в себе в большинстве случаев, тайный смысл, понятный немногим.

- «Идеальный адресат – это тот, кто понимает написанное поэтом лучше, чем он сам». Для кого Вы пишите? Каким, по Вашему мнению, должен быть «идеальный адресат»?

Канат Омар: Я не знаю, кто такой идеальный адресат. Если то, что было записано твоей рукой даже и в беспамятстве, тебе самому неинтересно, тебя самого каким-то образом не заводит, что-то не открывает – поскольку записанное тобой совершенно не означает ведь, что оно было полностью осознано в процессе записи, хотя, конечно, оно там ворочалось, что-то в нем булькало и перетекало, и в тот момент вроде бы существовал призрак понимания, куда всё это движется, но дело в том, что иногда весь стереоскопический объем смысла схватывается разумом не сразу, становится видимым лишь спустя время, когда текст уже, по сути, чужой, холодной, и ты читаешь его как бы впервые и внезапно понимаешь, что он на самом-то деле несет в себе – так вот, ежели всего этого нет, то даже и сам автор не станет тем самым едва ли не единственным по-настоящему воспринимающим адресатом текста.

Идеального адресата не существует. Абсолютно. Им мог бы стать будущий собеседник либо тот, кого встречаешь утром в зеркале... или нет... Не могу сказать точно, я ведь никогда особенно не задумывался об этом, есть прорва более важных и забавных вещей. Потому, наверное, и оставим здесь занудное многоточие…

Рассита Багамаева: В первую очередь я пишу для себя. Вы не представляете сколько инсайтов я получаю во время создания стихов. Это погружение настолько глубоко, что после каждого стихотворения мои устои могут меняться. Для меня очень важно иметь адресат, потому что в своих стихотворениях я стараюсь донести благие мысли и идеи, и считаю, что мне есть что рассказать и чем быть полезной. Мои стихи несут пользу, учат добру, любви, говорят о боли, которая откликается многим, и силе, что живет в каждом и я призываю быть сильными, несмотря ни на что и жить полной грудью. Я стараюсь быть предельно честной и жду такой же реакции от читателей моих стихов. Мой идеальный адресат, это человек, любящий стихи, и проникающий в смысл. Согласна с приведенной Вами цитатой).

Юрий Серебрянский: Не для кого не пишу, просто фиксирую происходящее каким-то странным образом. Никого не хочу удивить.

Малика Мурсалимова: Идеальный адресат — это прежде всего соавтор, который сопереживает внутренним ощущениям, вторит глубинным мыслям автора. Другими словами, идеальный адресат не воспринимает слова буквально, а читает между строк, пытаясь понять, что именно автор хотел донести до своего читателя. И, как правило, это натренированный читатель, для которого не проблема осилить 4-5, а то и более книг в месяц, при этом читая вдумчиво и осознанно.

Дина Ораз: Я не задумывалась для кого я конкретно пишу, пишу для всех, то, что само приходит. Идеальный адресат должен прежде всего понимать то, что он читает. Тогда он может делать выводы и высказаться по этому поводу.

Биржан Валиев: Я не знаю своего адресата. Я просто пишу. Как учёные, что отправляют сигналы в космос, в надежде, что их кто-то когда-нибудь заметит. Идеальных адресатов не существует, как мне кажется. И лучшими являются те, кто хотя бы действительно заинтересован понять написанное.

- Что в поэзии казалось вам наиболее важным, когда вам было двадцать, и что кажется таковым сегодня? Изменилось ли вообще данное ваше воззрение с годами?

Дина Ораз: Наверное, любовь)), а сегодня важно, чтобы поэзия направляла людей совершать человеческие поступки, давала понятие важности в жизни ценностей таких как семья, здоровье, любовь к Родине, чувство единения с ней, и понимания важности языка, традиции, культуры, воспитания, образования, а значит и мудрости. Когда поймут все, что от воспитания и стремления зависит наше будущее и будущее наших детей. А воспитать можно истинной любовью, уважением, благородством, ведь дети — это наше отражение.

Малика Мурсалимова: Хотелось бы отметить, что начала я писать в подростковом возрасте, а продолжила уже гораздо позже, пережила так называемый творческий кризис. Так, в двадцатилетнем возрасте я и не думала о поэзии, скорее о повседневных вещах, связанных с учебой в вузе и активной культурно-общественной деятельностью. Но ранее я зачитывалась Пушкиным, Есениным, Маяковским. Среди казахских поэтов и поэтесс это Абай Кунанбаев, Мукагали Макатаев, Магжан Жумабаев, Фариза Онгарсынова. В них меня восторгала любовь к жизни и всему сущему, воспевание образования, гуманности и справедливости, невероятно красивый слог и легкость в чтении. Для меня эти вещи в поэзии не потеряли свою актуальность и на сегодняшний день, более того, приобрели гораздо более серьезное значение, так как с годами на вещи начинаешь смотреть иначе, мировоззрение меняется. Перечитывая произведения гениальных авторов в зрелом возрасте, буквально чувствуешь их внутренний мир и посыл на другом уровне, осознанно и широко.

Юрий Серебрянский: Не изменилось. Когда мне было двадцать, я был таким же как все провинциальные бывшие советские школьники, с багажом Серебряного века и гражданской лирики военного времени. Главными были искренность, эмоциональность и простота высказывания. В определенной степени погрузившись в контекст современной поэзии и вернув себе советскую не подцензурную поэзию, мне кажется, что искренность, эмоциональный накал и простота могут быть выражены очень по-разному, но все равно именно это и остается главным.

Биржан Валиев: Так мне и сейчас 20. Ну, плюс минус 6. Если быть точнее плюс 6. Хорошо, что это не про зрение. Да и прозрения тоже пока что нет. Потому и воззрения мои туманны. Для меня определяющим фактором всегда было качество. К этому нужно стремиться. Во всём. Потому что в этом проявляется уважение. К себе, к слову, к потенциальным адресатам. С годами только становишься уже более «добрым». Мол, если даже пишут люди иногда не в полную меру, пусть будет так. В конечном счёте, ничего это не имеет значения.

Рассита Багамаева: Когда мне было 20 я не писала стихи. Проба пера была в детстве, но не всерьез. Писать усердно и постоянно я начала с 2015 года.

Канат Омар: Важнее всего в стихах точность и чёткость, и, конечно, правда, которая не подчиняется никаким установленным правилам. Если какие-то явления или предметы или положения, взаимодействие этих самых явлений и предметов, требуют от автора в силу его психической организации и его в определенной степени искаженного читательского восприятия (мы же понимаем, что не существует мало-мальски интересного автора, если он прежде всего не читатель) и, соответственно, отчасти его перекошенного писательского инструментария, чтобы подчиняясь внутренней правоте, внутреннему пониманию правды быть записанными и тем самым осуществленными совершенно иначе, чем это было принято хотя бы и на протяжении тысячелетий – без разницы! – то это только и имеет значение. Пусть хоть автор и поймет вдруг, что для того, чтобы передать правду о чем бы то ни было, не нужно записывать текст словами, а надо просто провести на листе бумаги черту с неведомыми закорючками и завитушками либо и вовсе оставить лист пустым, разве что, как-то обозначив пустоту. Пустой лист, конечно, не самый удачный пример – мы знаем «Поэму конца» Василиска Гнедова и так называемый «Гимн тишине» Джона Кейджа (пьесу 4'33'') – так что всё это, в общем, давно пройденные этапы. Тем не менее, всё, что хочу сказать, это то, что записанное тут и только что и только таким вот, а никаким иным способом, нежели тот, которого требовал от автора ворочающийся в собственной внутренней темноте запыхавшийся текст, и будет той самой драгоценностью, которую смог подарить нам конкретный автор!

Никто ведь не просит у него многотомных собраний сочинений. Достаточно одного, двух или трех небольших текстов: как говаривал товарищ Басё, истинный поэт – тот, кто сумел написать хотя бы три настоящих стихотворения, и ведь при этом сам-то он писал хокку, а мы знаем, что хокку – это такие трехстишия, если предельно упрощать формулировки. Большой поэт – тот, кто смог написать уже хотя бы пять стоящих текстов, это всё слова Басё. И непревзойденный мастер, и величайший поэт, каких еще, может быть, не рождалось на Земле, тот, кому под силу написать всего лишь семь достойных текстов. И вот как нам быть со знанием того, что все авторы на свете на протяжении жизни выдают на-гора куда больше такого ничтожного количества? А всё просто! Никто ведь не дает гарантии, что во множестве написанных тем или иным автором текстов найдется хотя бы одно достойное с точки зрения Басё.

- Что даёт вам силы слышать себя, своё слово в ситуации, когда речь каждого из нас приглушена, оттеснена на дальние подступы?

Малика Мурсалимова: Силы слышать себя идут как будто ниоткуда, это не объяснимо, сродни озарению. При этом этот поток порой не остановить. Зачастую тому причиной выступает вдохновение, причем вдохновляюсь я как от людей, так и от природы и событий. Это приходит неосознанно. Однажды я за один вечер написала 4 стихотворения подряд.

Биржан Валиев: Когда меня не слышно, я молчу. И не сказать, что я прямо-таки слышу себя. Разговор внутри не умолкает. А внешние речи особо не волнуют.

Канат Омар: Вы задаете вопрос и сразу очерчиваете некоторые условия, с которыми я, в общем-то, не сильно согласен. Вы говорите, что наша речь приглушена, оттеснена на некие дальние подступы… Признаться, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. То ли, о чем говорил Баратынский в свое время: «голос мой негромок», когда размышлял о своем даре или когда бормотал о собственной условной музе, которая только тем и хороша, что у неё «лица необщее выражение»? Ведь так называемая поэтическая речь всегда приглушена, так было и будет во все времена, ничего уникального в нашей ситуации нет.

Достаточно погрузиться в тишину. Отбросить заботы, которыми полна жизнь, и найти время, чтобы отрешиться от всего. Тогда-то, наверное, и можно надеяться услышать себя и слова, которые приходят ниоткуда.

Юрий Серебрянский: Очень хороший вопрос и сейчас у меня на него как раз нет ответа.

Дина Ораз: Какие-то ситуации, я часто прислушиваюсь к своему я, чего я действительно хочу в данный момент, что меня волнует, и это невозможно удержать в себе, оно выливается на бумагу сразу.

Рассита Багамаева: У меня в общении с окружающим миром есть одно правило. Я могу выслушать всех, но сделаю всегда по-своему. Это проявляется во всем. Если говорить о стихах, я пишу по ночам, в тишине, без свидетелей и посторонних мыслей.

- Какие авторы дали Вам знание о поэтической форме и о том, какой должна быть поэзия?

Рассита Багамаева: Я люблю классику. Мое понимание поэзии складывалось при погружении в поэзию Маяковского, Высоцкого, Цветаевой, Асадова.

Юрий Серебрянский: Непосредственно в этом мне помогают Павел Банников, Дмитрий Кузьмин, Евгений Абдуллаев, Алексей Алехин. У вышеперечисленных прекрасных авторов и критиков есть и очень способные ученики.

Дина Ораз: Михаил Лермонтов, Александр Пушкин, Омар Хайям, Гёте, Есенин, Мукагали Макатаев, Абай Кунанбаев, Фет, Тютчев.

Биржан Валиев: Моргенштерн... Шучу. Я думаю, нет ничего общего между тем, что я читал (а делаю я это катастрофически мало), и тем, что я начал писать. Я и сейчас ничего не знаю о поэтической форме, какая должна быть поэзия. Но она, думаю, просто должна быть. Такая, какая есть, во всех проявлениях.

Канат Омар: Что значит, какой должна быть поэзия? Она никому ничего не должна. И уж тем более не должна быть какой-то. Это же не гимназистка, не лицеист, которые обязаны перед кем-то отчитываться, быть похожими на остальных. Простите, вопрос не ко мне. А вот о тех, кто дал представление о поразительных поэтических формах, отчего б не поговорить.

В первую очередь, это, конечно, Александр Пушкин, он по-прежнему – одно из важнейших имен. Тот же Мацуо Басё. Федор Тютчев. Очень важными были их понимание формы, ощущение какого-то бесценного знания, которое они дарили, возможно, сами того не ведая. Мандельштам, Пастернак, Цветаева. Но это общие места, всем известные имена. Тем не менее не упомянуть их не могу. Великолепный абсолютно Леонид Аронзон. Виктор Соснора, о котором мы говорили в начале. Сергей Стратановский. И любимцы юности, очень важные авторы: Стефан Малларме, Гийом Аполлинер, Блез Сандрар, с которыми я потом боролся – так же, как позже с Геннадием Айги, которого преодолевал в себе, как мог, и вряд ли окончательно преодолел. Когда разутая и оборванная "армия поэтов" 90-х была опрокинута вирусом Бродского, меня зацепила эпидемия Айги.

О безудержной свободе и разнообразии поэтических форм когда-то многое дали понять древние индийские гимны, казахские героические эпосы, русские былины, стихи Магжана Жумабаева, безусловно, и скальдическая поэзия с ее дротткветтами, квидухаттами и прочими удивительными формами.

Малика Мурсалимова: В первую очередь, это поэзия Абая Кунанбаева в целом. Если говорить о частных случаях, то особенно импонировали стихотворения Александра Пушкина «Зимнее утро», «Узник», Марины Цветаевой «Мне нравится, что вы больны не мной», Олжаса Сулейменова «Айналайын». Также гениально творчество таких поэтов как Осипа Мандельштама, Иосифа Бродского. Все перечисленные мной выше великие поэты и их произведения — по-настоящему бесценны и составляют для меня то, что называется настоящей поэзией, которая влияет на умы человечества, будоражит сердца и воспитывает самые лучшие качества в человеке.

- Что такое современное письмо? Как вы определяете, что текст современен и чем отличаются современные тексты от текстов Абая, Есенина или Пушкина?

Малика Мурсалимова: Начнем с того, что такие выдающиеся личности, как Абай, Пушкин, Есенин — гении, рождающиеся раз в столетие, более того, раз в несколько столетий. И сравнивать их тексты с текстами современных поэтов, если говорить конкретно о них, нужно весьма деликатно. Есть чему учиться, есть на кого равняться и упражняться в технике, но природный дар, я считаю, либо есть, либо нет. Ни в коем случае не умаляю работы современных мастеров слова, в них ценно разнообразие, особый полет мысли и фантазии, технологический прогресс, внутренняя свобода, хотя и в определенных рамках.

Юрий Серебрянский: Проблема и сверхзадача пишущего сегодня автора как раз в том, что и Абай, и Есенин, и Пушкин современны.

Дина Ораз: Современное письмо оно не приукрашено, там нет дифирамбов. Языком, звучанием, словами, временем.

Рассита Багамаева: Современное письмо от слова современное, то есть идущее в ногу с данным временем, жизнью и т.д. Творчество авторов, которые перечислены в вопросе я даже не могу сравнить с современной поэзией, потому что это как небо и земля. Возможно, через столетие и наши стихи заслужат такое признание, но я в этом не уверена, так как отвечая на предыдущий вопрос, мне не пришел в голову ни один современный поэт))).

Биржан Валиев: Тема для диссертации. Могу сказать только, что мне не нравятся стихи, которые пытаются писать на лад Есенина или под стать Абаю. Каждый должен быть собой. У нас уже есть Абай, Пушкин и Есенин. Если нам и нужен кто-то ещё, то точно кто-то другой. Но когда текст искусственно пытаются осовременить, вставляя туда характерные словечки, это режет слух. Всё должно быть гармонично. Нужно писать так, как говоришь. Или так, как будут говорить. Благодаря твоим стихам. Но это не о том, что в жертву ритму нужно отдавать грамотность.

Канат Омар: В любом времени есть присущее ему одному современное письмо и определяется оно очень просто. Если при прочтении текста нам становится внятен ритм этого времени, какие-то особенности, которые передаются не столько упоминанием деталей быта, сколько ритмом, особой нервозностью, болезненными вывертами, изломами либо, наоборот, как бы гармоническим сиянием, эдаким огнем, только такая речь и может называться современным письмом. По сути, это единственный критерий, благодаря которому можно понять, современен ли текст – написанный неважно, когда: тысячу или сто лет назад или вчера – по отношению к тому времени, в котором он написан.

Современные тексты тем и отличаются от классических, что классики-то писали, когда они не были классиками, а были такими же обыкновенными ребятами и девчатами, как мы с вами, писали простым для своего времени и единственно приемлемым языком о простых и сложных вещах. И это не было аффектацией: все эти сюртуки, коляски либо кольчуги, стремена и копья не были притянутой за уши архивной чушью, а были такой же повседневной реальностью, как для нас сегодня автомобили, самолеты, интернет, мультимедиа, средства массовой коммуникации (чтобы не сказать, помешательства), гаджеты, бешеный ритм времени, которые приводят ко всем этим "модным" болезням современного нам общества и как следствие к снижению когнитивных способностей человека, иными словами, к оглуплению человека эпохи информационного бума, ошеломительному оглуплению. Из-за давления неимоверной массы новостей и мелькающих событий, которые сыплются отовсюду, человеческий рассудок лишается возможности осмыслить их, захлебывается под этой лавиной, на 99,99 процента бесполезной и смертельно вредной: давно известно, что информация в чистом виде, не осмысленная, не трансформированная, не преображенная человеком, это абсолютное зло!

Что изменилось в поэзии с появлением интернет-технологии?

Дина Ораз: Каждый третий мнит себя поэтом, пользуется поиском рифм, программой составления стихотворений, мозгу человека не нужно напрягаться в поиске рифм, и красно язычия. Появилось много различных конкурсов, сайтов по поэзии. Стало возможным прочесть поэзию всего мира.

Канат Омар: Поэзия как была явлением определенного порядка, так и осталась, не поменяв своей сути от сиюминутных катаклизмов и конъюнктурных катастроф. Но, согласен, кое-что изменилось в стихах, точнее, в авторском голосе. Как никак, интернет-технологии третье десятилетие шагают по планете, выводя на новый уровень, с одной стороны, способы коммуникации в планетарном масштабе и, с другой, скорость и объемы передачи данных, не сугубо информации, а и музыки, видео, фото и, разумеется, текстов, написанных в заповедные лета или вот только. Всё это, безусловно, не могло не сказаться, не повлиять на современную поэтическую речь, вся эта небывалая доступность сокровищницы человеческой культуры, созданной на протяжении последних тысячелетий (то, что создавалось раньше, сгинуло, поскольку не раз, как известно, погибало при мировых потопах, глобальных бедствиях и разорениях).

Многие иллюзии рассыпались. Открылись новые возможности, которые тоже не более чем иллюзия. Особенно, если вспомнить, что выросло целое поколение авторов, которое не представляет себе бытования текстов без мгновенного читательского отклика, что как раз-таки дают интернет-технологии. И вот как раз-таки стремление поскорее выкинуть авторский текст в публичное пространство, на мой взгляд, сильно повлияло на стихи, на их глубину и содержательность. Они стали намного беднее, жиже и менее привлекательны. Большая часть текстов, которые мы можем назвать стихами, совсем не похожи на стихи.

И это вовсе не означает, что всё непременно плохо!

Стихи сильно изменились, ушли от нагромождения вторичных стихотворных признаков в сторону простой речи, которая незатейливо говорит о чем-то максимально нейтрально, но при этом содержит в малых периодах гигантские сгустки смысла.

Стихи как будто сказали: всё, мы не хотим больше притворяться стихами, опираться на костыли якобы поэтических фигур и оборотов, мы будем просто речью, которая возможна где-то в форуме, комментариях либо – записанной в столбик – в стихотворном сборнике. Более или менее.

Биржан Валиев: Стало слишком много стихов. Это и хорошо, и плохо. Но меняет ли это поэзию – тоже вопрос для исследователей. Я за всем этим особо не слежу, но тема довольно интересная.

Юрий Серебрянский: Ответ легко гуглится.

Малика Мурсалимова: Поэзия стала ближе, популярнее, доступнее для широких масс. С любых ресурсов, это те же сайты, социальные сети, всевозможные конкурсы на локальном и международном уровнях, порталы наподобие Стихи.ру можно познакомиться с творчеством самых разных поэтов и поэтесс с самых отдаленных уголков мира. И это огромное преимущество для людей, проживающих в наше с вами время информатизации и глобализации. Мир стал не таким необъятным и непостижимым, как раньше, интернет-технологии сближают и расширяют сознание.