Песнь чабана

Картина М.Кенбаева «Песнь чабана» с удивительной живописной тонкостью представляет сцену из традиционной жизни казахского кочевья. В ней оживает ощущение гармонии степной жизни и потребность объединить в единую мелодию эмоции человека и окружающей его природы. Эти принципы вплетены в художественную ткань полотна, вписаны в композиционную структуру, вживлены в колорит полотна.

Широко и вольготно раскинулась степь в фризовом пространстве произведения. Разнообразнейшие оттенки степной растительности приглушены мягким вечерним освещением, белесоватое небо почти сливается со степью, а ровная линия горизонта вно сит завершающее равновесие в композицию и покой в настроение полотна. Темным, но не контрастным пятном возникает в уравновешенном колорите, сближенных по цвету красок степи и неба, фигура чабана. Нет в этой симфонии цвета и линий ни единой ноты, что может нарушить баланс, нет повода для возникновения диссонанса в душе, живущей в унисон с природой.

Ощущение слияния человека с природой возникает в самом сюжете, запечатлевшем чабана, окидывающего взглядом свое бредущее по степи стадо и свою бесконечную, расстилающуюся до горизонта степь. Это чувство родства и даже тождества двух основных героев жизни – природы и человека подкрепляется цветовым и пластическим строем полотна, где человек словно соткан из сгустившихся красок растительного и животного мира, сотворен в живописи, как и в природе из ее же изначальных материалов.

Потребность не просто привести к единой гармонии среду картины, не только уравновесить ее изобразительный и духовный контекст, но претворить во всем комплексе выразительных средств первичное родство, органичное единство природы и человека пронизывает картину. Сливается в абсолютно доверительный, предельно сближающий и сокровенный диалог между человеком и природой, где чувства чабана и без вербального высказывания оказываются понятыми родной степью, всем своим существом возвращающей ему нежность и теплоту отношения.

Особенно тонко эмоциональное состояние передано через колорит, серебристо-серый, тяготеющий к сближению тонов и нюансов цвета. Разнообразнейшие оттенки присутствуют, но ни один не доминирует. Тончайшей разработкой близких нюансов, М.Кенбаев создает единую гамму, передающую своеобразную прозрачность и одновременно плотность степного воздуха, где словно зависли запахи разнотравья, полынные ароматы и тонкая пыль, поднимаемая стадом овец, где отразился цвет выцветшего от зноя неба.

Степь для кенбаевского чабана – это всеми фибрами души любимая Родина, для художника она еще и вечный символ, олицетворение ее духа, силы и самого факта существования во вселенной. Простой обыденный сюжет в подобной трактовке открывает свою, озаренную высоким смыслом сущность, профанная жизнь вдруг, но в полном согласии с традицией, внезапно и остро смыкается с высшим смыслом, божественной и экзистенциальной задачей бытия. В картине, как в стихах, тонко понимавшего поэзию кочевий, психологию культуры номадов О.Мандельштама «все исчезает, остается – пространство, звезды и певец». Основные звенья мирозданья, триада, олицетворяющая продолжение жизни и культуры, абсолютизируется М.Кенбаевым в идеально едином образе чабана и казахской степи.

Повседневный и незамысловатый сюжет поднимается художником до бытийного уровня восстановлением в картине сопричастности малой частицы жизни – человека с подлинным величием мироздания. Подобное возведение единицы в степень, сближение сегодняшнего дня с давним и первым днем творения становится очередным проявлением вечной потребности традиционного мировоззрения уподобить нынешнее прошедшему, сблизить «сегодня» с «первоначально», восстановить тем самым изначальное заданное творцом единство человека и природы, заключающее в себе гарантию продолжения жизни.

Герой М.Кенбаева – скорее созерцатель, традиционалист. Его чувства, переживания и внутренние и внешние, за редким исключением сдержанны, интравертны. В них заключено тонкое сочетание возвышенности и камерности, потребность в равновесии этих двух начал. В то же время природа, степь в картинах художника – не просто тихая идиллия. В ней воплощен глобальный и жизненно необходимый смысл, отзвук определенного прагматизма народной традиции. Результат этого слияния, близости человека с природой, обращения к ней в традиционной культуре кодирует реальные изменения в пользу человека – умножение скота, плодородие земли.

Такая подсознательная позиция М.Кенбаева в какойто степени сродни магическому, ритуальному заклинанию, посвоему программирующему успех социуму и человеку.

Человек в творческой установке М.Кенбаева – не просто часть природы. Человек по чувству и пониманию живописца, словно и есть сама природа, он – одно из ее бесчисленных, прекрасных и вечных проявлений. Это – одно из фундаментальных полаганий народного миропонимания становится не просто принципом, идеей в искусстве. Отражая, преломляя, трансформируя, и в итоге, снова и непрерывно решая ее в живописи, М.Кенбаев ведет «бесконечные поиски национального» в творчестве, поиски самого себя.