Максим Лагно. Выше крыши
Поделиться:
Мы зашли в лифт. Фигурка девушки трижды отражалась в зеркальных стенах. худенькая, с острыми плечиками. Под короткой юбочкой угадывается маленькая круглая попка. Белые непрозрачные колготки.
— Какой? — спросила она. Чтоб услышать ответ вынула наушник.
— Двадцать второй.
Смерила меня взглядом воткнула наушник обратно и набрала этаж. В конце коридора бежал мужчина. Он делал знак нам подождать, но девушка нажала кнопку закрытия дверей. Поехали.
— Не хорошо, — сказал я.
— Фиг с ним. Лучше ты мне скажи, куда едешь.
— На двадцать второй этаж.
Девочка повернулась ко мне и презрительно скривила губки. Умеют некоторые из них показать презрение, что сам начинаешь верить в своё ничтожество.
— Не хочешь говорить и не надо.
Потянулась к телефону с намерением сделать звук громче и окончательно меня игнорировать.
Я не ожидал, что мне будет важно её расположение. Мы всего лишь едем в лифте, а там разойдёмся.
— Встреча у меня деловая, — торопливо ответил я.
Табло показывало 13-й этаж.
Она убрала руку с экрана. Непонятно почему, но мне стало радостнее от этого движения.
Неожиданно заявила:
— Давай ты не пойдёшь туда? Забей.
18-й этаж.
— Это с какой стати?
— Решено, ты никуда не идёшь.
Девушка подошла ко мне близко-близко. Уловил запах духов, её дыхание коснулось шеи. В свисающих на плоскую грудь наушниках шуршала музыка. Показушные меломаны, никогда не выключают плеер.
Она нажала кнопку «стоп».
Лифт бесшумный, но когда он встал, наступила настоящая тишина.
— Что за прикол?
— Давай, не сопротивляйся, деловой человек. Оказаться во власти обстоятельств — это приятно.
— Пошутила и хватит, — пробормотал я и потянулся к панели лифта.
Она перехватила мою руку:
— Успеешь нажать. Сначала подумай.
Хотел высказать, что шутки у неё не к месту, и что надо ехать… и неожиданно признался:
— Я не знаю, что делать. Ты секси.
— Очень типичная фраза для таких как ты.
— Ты видишь меня насквозь. Что будем делать?
— Поговорим.
— Тогда ты и говори. Отдаюсь во власть обстоятельств.
— Умничка, — похлопала меня по плечу. — Итак, куда ты ехал?
— В офис компании «Steel Oil». Там, в кабинете генерального директора сидит датчанин Андреас Петтерсон. Мы будем обсуждать инвестиционный проект, который готовился несколько месяцев.
— Ох, ёж тыж, от какого важного дела оторвала. Как Андреяс теперь без тебя справится.
— Вообще-то, ему эта встреча не меньше моего нужна. — Я горделиво похлопал по своему портфелю. — Тут проект в двадцать миллионов возможной прибыли.
Деланно ужаснулась.
— Я миллионера в лифте заперла?
— Ворочаю миллионами, да. Чужими, но и мне перепадает.
— Давай, давай, похвастай, какая у тебя дорогая машина и квартира.
— У меня коттедж. В кредит приобретённый. Но к чему сарказм. Сама в разговоры полезла.
— Не обижайся. Похвастай, что за машина.
— Сюда приехал на рабочей, от компании, с водителем. А дома в гараже стоят БМВ и джип, по горам кататься.
— Экстремал?
— Хочешь покатаемся как-нибудь?
— Очень. А ты, молодец, принял факт, что не пойдёшь к своему Андреясу.
— Уверена, что не пойду?
— Есть вариант, что взбрыкнёшь, скажешь, чё за психопатка в лифте пристала и уедешь. Двадцать лимонов ворочать.
Она погрустнела и вздохнула. Опустила голову и начала тыкать пальчиком в экран, перебирая треки.
Тихо-тихо в кабине. Где-то сверху негромко проскрежетало.
Не знаю, что тут на меня нашло. Устыдился, что не оправдал её ожиданий. И так лояльно отнёсся к её выходке с лифтом. А если ей вздумается тут день просидеть, мне тоже пойти на поводу?
Сам себе ответил — пойти. Ведь, она воплощение той таинственной незнакомки и красавицы, о которой мечтают в юности, ищут в молодости и лениво игнорируют в зрелом возрасте.
Эти мысли пришли мне в голову конечно гораздо позже. Точнее сейчас, когда пытаюсь описать всё в мельчайших деталях. В никогда не существовавших деталях. Но ведь вполне могли мне прийти в голову эти мысли и тогда, не правда ли? Будет ли кто меня винить за несоответствие деталей действительности? Просто пытаюсь объяснить самому себе мотивы поступков, проанализировать которые невозможно в реальном времени. И ещё признался сам себе, что встреча, возможно, не состоится. По крайней мере сегодня. Это осознал в реальном времени, однако.
— Ну и ладно. Раз ты не хочешь…
— Хочу.
— Что хочешь?
Растерялся и хотел было сказать что-то мужественное, типа «отсоси, крошка»… и промолчал. Расхотелось говорить «типичной фразой», да и не бог весть, как смешно.
Рыжеволосая девочка секунду смотрела на меня пристально, вдруг объявила:
— Можно, залезу к тебе на плечи?
Изо всех сил показал удивление.
— Хочу потолок осмотреть, — сказала таким тоном, будто это всё объясняет.
— Ну, если надо, то давай.
С готовностью пригнулся и позволил оседлать себя.
В зеркалах видел, как она на мне сидит. Немного раскрасневшаяся, красиво изогнувшись худеньким телом, толкает руками потолок лифта.
Глядя в глаза моего отражения пояснила:
— В кино персонажи часто в лифте застревают. Хочу проверить, правда ли возможно вылезти через верх.
Некоторое время пыталась открыть предполагаемый люк.
— Невозможно. — Спустилась, соскользнув сверху вниз. Тесно прижалась ко мне. — Крышки нет.
На панели включилось радио:
— Кто там в лифте, а? Вы остановили? Алё.
— И никогда, никогда к персонажам на помощь не приходит лифтёр.
Оправила юбочку пригладила волосы и подошла к панели:
— Извините, дяденька лифт-менеджер. Небольшая задержка.
Дяденька продолжал что-то неразборчиво говорить.
— Отвези меня на крышу, — сообщила вдруг.
— Что там делать?
— Ну-ну, — сложила губки трубочкой. — Почему мы опять такие занудные? Почему мы не хотим просто нажать на последний этаж и нашептать девочке сказочки про свою молодость?
Набрал последний этаж:
— Я не старый. Всего лишь тридцать девять.
— Ого. Это много.
— Это — нормально.
Она показала язык.
Дзынькнуло, двери открылись и мы вышли.
На последнем этаже больше половины офисов пустовало. Последствия экономического кризиса и сейсмического страха арендаторов сидеть далеко от земли.
Те немногие офисы, что всё же удалось сдать, занимали мутные конторы. Двери которых всегда закрыты, а на них висят таблички с удивительными названиями, вроде «ОрхонСтройКомплект-ЭлЭл» или «Ордабасы2000 Consulting» Иногда прям чудится, что за дверью жужжит пилорама, осваивая бюджетные средства.
Мы сориентировались в какой стороне ход на крышу.
Дверь с надписью «Посторонним вход воспрещён!». За ней в полумраке стоял старый диван со столиком. На столике электрический чайник, пепельница полная окурков и два стакана. За диваном начиналась узкая лестница в два пролёта.
— Проверь дверь на крышу. Боюсь запачкаться.
Я боком прошёл мимо неё и подмигнул. Снова показала язык.
В щель между стеной и железной дверью пробивался дневной свет и веяло ветерком. Удивительно было здесь, на тридцатом этаже нового бизнес центра видеть на стене граффити. Первое профессиональное: сложно переплетённый буквы трудно читаемого слова. Второе: нацарапанная авторучкой надпись «Шымкент Қотақ басы».
Естественно, дверь заперта. Теперь моя очередь показать язык.
Она надула губки.
— Я так не играю.
— Что поделать, такова жизнь.
— Люблю жизнь. И знаю, как делать так, чтоб всегда было хорошо.
— Попросишь меня пинком выломать железную дверь?
Она села на ступеньку. Под юбочкой мелькнули трусики:
— Спрошу, что ты сделаешь? Желаю на крышу, а ты выпутывайся, как хочешь.
На моём телефоне заиграло напоминание о встрече. На которую почти опоздал. Да, признался я себе, здорово сорваться и пойти неизвестно куда. Если эта девочка смогла подбить меня на такое, значит давно хотел.
— Для исполнения твоей прихоти, мне нужно сходить кое-куда.
— Иди.
Я бросил на неё последний взгляд. На её оголившиеся ножки. Худоватые, но стройные. И пошёл. Мимо диванов, потом по пустому коридору мимо никому не нужных офисов.
По дороге закурил. Дошёл до лифта. Прежде чем нажать вызов, немного покрутился перед зеркалом. Аккуратно заправил рубашку, проверил застёжки на портфеле, поправил галстук, подтянул ремень. Когда двери раскрылись, бросил окурок прям на пол. Но тут же поднял и переложил в урну.
В кабине лифта уютно, будто домой вернулся. Ещё раз пригладил галстук. Воротник рубашки помялся, когда девчонка прыгала на моей шее. Возомнила о себе бог знает что. Героиня французского фильма, Амели, блин, очередная.
Нажал кнопку 22-го этажа и поехал.
Не без злорадства представил её сидящую на ступеньках. Насколько хватит ждать, прежде, чём поймёт, что я не бегаю по этажам в поисках ключа от крыши. А сижу себе спокойно с Андреасом, обсуждаю проект. Припомнил, как мерзко произносит он «th». Отвратительно и то, что датчанин считает себя убер-европейцем, которого брезгливые обстоятельства вынудили вести дела в странах третьего мира. Впрочем, слишком уж упрощаю его. Подлец чует запах бабла. Может и не представляет объёмов, но за выгоду хватается цепко. Он будет ломать комедию, делать вид, что сомневается в успехе предприятия. Наперёд знаю, что, когда скажу, мол, мистер, если вы сомневаетесь, может хотите ещё время на раздумья? Датчанин заулыбается, начнёт нести пургу о высоких рисках на рынках стран «си-й-с», как он неправильно произносит аббревиатуру СНГ. И примется подписывать документы. Предварительно будет покачивать головой, кидать на участников встречи полные сомнения взгляды. Возможно, для понту попросит онлайн-совещание с партнёрами. И после подпишет.
Подошёл к двери с золотой табличкой Steel Oil, когда зазвонил мобильник. Неизвестный номер.
— Ну, здравствуй… как там тебя… Рустам. Ты разрулил нашу проблему с крышей?
— Откуда у тебя мой номер?
— С визитки.
— Я давал визитку?
— Сама взяла. В бумажнике.
Проверил внутренний карман пиджака. Портмоне, моего скромного Gran Carro, не оказалось на месте. Это уже не шутки.
— Ты, шмакодявка, оборзела?
Старался прикрикнуть как можно более грозно. На самом деле злобы не испытывал. Даже радовался, что вернусь на лестницу, где она сидит на верхней ступеньке. Короткая юбочка, в глубине светлеют трусики.
Залилась искренним смехом:
— Шмако… что? Где такие слова подбираешь?
— Шмакочто из тебя будет, когда вернусь и шмякну тебя об стену, за такие шутки.
— Грубиян. Должен благодарить, что возвращаю потерянную вещь. А ведь могла бы давно свалить. Сколько тут у тебя? (Нарочно шуршит купюрами в трубку) Ого. Богатенький. Это на обеды?
— Сиди, жди. Скоро приду. Только не вздумай встать со ступенек. Красиво сидишь.
Голосок у неё миленький, такой приятный.
Почему я сразу решил, что украла? Ведь бумажник мог банально выпасть во время проверки люка в лифте.
Мог-то он мог. Обычно ничего из внутреннего кармана моих пиджаков не вываливалось. Даже во время самых буйных пьяных корпоративов.
Знает ли секретарша «Steel Oil» меня в лицо? Когда настанет время, все соберутся, а меня не будет, датчанин вызовет её и спросит, не приходил ли кто. Да, скажет она, ваш деловой партнёр, Рустам. Постоял возле двери, поговорил по телефону и ушёл.
Снова в родном лифте.
Спустился на первый этаж. Ехал в компании того мужика, перед носом которого девушка закрыла лифт.
Мужик улыбался своим весёлым мыслям, пыхтел в усы и поигрывал ручкой портфеля. От него пахло замечательным крепким одеколоном, чем-то похожим на тот, каким пользовался мой отец. Запах детства. Мне захотелось стать пятилетним и пожаловаться усатому на взрослую девчонку, которая меня притесняет.
Двери открылись, добрый мужчина учтиво пропустил меня вперёд. Он ласково, отечески улыбнулся.
На вахте сидел охранник и смотрел маленький телевизор с погнутой антенной. Прикинувшись крайне дружелюбным, пожал ему руку, спросил, как дела, брат, как работается. Нормально, ответил он, и попросил сигарету. Тут такое дело, ещё более дружелюбно начал я, мне срочно нужно попасть на крышу. Есть у тебя ключ? Ключ есть, приосанился он, но не положено на крышу ходить. Я доверительно придержал его за локоть и шёпотом сообщил, как «понимающему мужику», что снял тёлку со странностями. Захотелось ей на крышу и всё тут. Ну да, ну да, закивал он, но без разрешения начальства нельзя. Брат. Я тоже понимающе кивнул и предложил братишке три тысячи, если откроет дверь.
— Вот ключ.
Пожал ему руку, оставив в ней купюру, и заспешил к лифту.
Торопился к ней, сидящей на ступеньках.
Как назло, в лифт набилась отара офисных жителей, возвращавшихся с обеда. От них пахло едой вперемешку с табаком. Две женщины несли завёрнутые в салфетки пирожные. Молодой парень разговаривал по телефону. На него кто-то наезжал, в ответ парень громко говорил: «Да, понимаю что, но…» И всякий раз на этой фразе собеседник прерывал его строгим неразборчивым выговором.
Я разборчив в ароматах, как женских, так и мужских. Например, офисная тётка использовали что-то дешёвое с барахолки, что трудно определить, вторая нечто бюджетное от Versache, а парень утром побрызгал подмышки популярным у нас Vomo Felice. Правильный выбор, учитывая то, как он потеет, получая телефонный нагоняй.
Люди останавливали лифт на каждом этаже и неторопливо выходили, вежливо пропуская друг-друга.
Прибыл на последний этаж, вихрем пробежал по коридору, но замедлил шаг перед дверью с «Посторонним вход воспрещён». Русскоязычную таблицу невпопад дублировала английская Authorized personnel only. Принял строгое, чуть скучающее выражение лица и вошёл.
Девочка специально сидела широко расставив ножки. Трусики не мерцали таинственно, а бесстыдно светили. Она набирала что-то на телефоне, очки надвинула на лоб, чтоб придержать волосы. В затхлом воздухе подсобки пахло свежими духами.
— Вон твоё портмоне, на столе, — указала пальчиком. Встала, отряхивая юбочку. — Пересчитай, а то скажешь потом, что стащила.
Я небрежно открыл бумажник, проверил кредитки и документы, наскоро провёл пальцем по стопке наличности. Даже если и стащила что-то, всё равно не помнил сколько было.
Она медленно пошла вниз, легонько спрыгнула с последней ступеньки и встала рядом со мной.
— Если хочешь идти на встречу. Тебя никто не держит.
Обнял её. Не сопротивлялась, но и не поддавалась. Хотел сказать, что у меня давно не было знакомств с интересными людьми, что давно ощущаю себя роботом, запрограммированным на надоедливую функцию, от которой невозможно отказаться. Хотелось жаловаться, ругаться на бессмысленность существования и что всё надоело, что хочется свободы. Наговорить множество подобных детских глупостей, сохраняя уверенность, что она выслушает и пожалеет. Конечно выслушает. А вот насчёт пожалеет… Заставим. И не таких уламывали.
После тёмного помещения солнечный свет ослеплял до головокружения. Несколько секунд стоял привыкая к свету. Резвая девушка отбежала краю к крыши и перегнулась через бортик. Клетчатая юбка задралась так, что оголились кружевные резинки колготок:
— Вау, как высоко! Посмотри!
Сквозь затемнённые очки радостно сияют её глаза. Или я такой старый или она такая наивная? Столько искренней радости от пребывания на крыше.
Я не торопился подходить к бортику. Боялся высоты именно на крышах. Ни в самолётах, ни на мостах, ни из окна. От воспоминания, о том, как в детстве с пацанами перепрыгивал через ущелье двух девятиэтажек, у меня ёкает сердце.
С опаской подошёл к краю, глянул вниз. Стараясь сильно не высовываться, грудью лёг на бортик. Нагретое солнцем железо грело сквозь пиджак.
— А ты добрый. Люди твоего круга не такие.
— А какие?
— Ну, бизнес — это жестокое противостояние, борьба за доминирование и всё такое.
— Много ты бизнесменов видела?
— Бывало. Сложилось впечатление, что вы такие должны быть.
— Стереотип. Мир бизнеса его искусственно выработал, чтоб отсеивать трусов. Ну, а в остальном, да, немного не такой. Любой неглупый человек любит считать себя непохожим на остальных.
— Мне приятно, что ради меня такие философские фразы выдумываешь.
— Всегда так говорю. Не напрягаюсь даже. А думаю совсем о другом.
— О чём?
— В женских журналах давно написано, о чём нормальные мужики думают каждые пять минут.
Обиженно надула губки:
— Спасибо, значит, я похожа на овцу, которая читает женские журналы.
— Похожа. Но с богатым внутренним миром.
— И что ты можешь знать о моём внутреннем мире?
— Ничего, кроме того, что вижу своими глазами. Думаю, ты умна, для своих лет.
— Думаю, это ты глуп для своих.
Любовались панорамой летнего города раскинувшегося внизу. Дул горячий ветер. Горы на горизонте красиво таяли в дымке. Или в смоге. Внизу тянулась закупоренная автомобилями улица. Водители, яростно сигналили и время от времени выкидывали на асфальт окурки сопровождая плевками.
Она сняла очки и спрятала в сумочку:
— Есть ли люди, которые взобравшись на такую высоту, не испытывают эффекта… ну, не знаю, как его назвать, «эффект крыши», что ли.
— Скорее не эффект, а иллюзия.
— Ты знаешь о чём я?
— Город с его суетой и делами кажется нам маленьким и незначительным. Мы парим над всем этим микромиром.
Она кивнула:
— Окей, угадал. А между тем этажом ниже сидят в офисах люди и ворочают миллионы.
— Раз ты заговорила про офисы, то намекни мне, что будем делать дальше. Ради тебя отложил ворочанье миллионов.
— Мне твоя жертва безразлична.
— Но что дальше?
Толкнула меня плечом:
— Давай покурим, у меня есть что.
Она достала из сумочки пачку Vogue и извлекла оттуда толстую мятую сигарету.
— Гадость не курю.
— Это хорошая трава.
Некоторое время прикуривала от розовой зажигалки. Я любовался её лицом. Ветер набрасывали на личико пряди волос и сбивал пламя, пока не догадалась отвернуться. Сделала несколько затяжек и передала сигарету мне:
— Ну как?
— Годная трава.
— Вот видишь.
Девочка искренне обрадовалась моей оценке. Умиляла эта детская радость, как бы говорившая, вот какая я умненькая — в траве знаю толк.
— Быть может, пора познакомится?
Ответила не сразу. То ли трава взяла, то ли девушка манерничала. Медленно отошла от бортика к невысокому бетонному выступу посреди крыши. Развернувшись спиной и опёршись на руки запрыгнула. Несколько секунд молча сидела, курила, пускала дым и глядела сквозь него на меня.
Я тоже подошёл к выступу. Ножки в белых чулочках оказались на уровне моей груди, почти что как недавно в лифте. Клетчатая юбка красиво облегала бёдра. Повторил вопрос не отводя взгляда от ножек.
— Эля, — сказала она и передала сигарету.
На бумаге отпечатки розовой помады:
— Расскажи лучше о себе. Что-нибудь выдающееся. Мужики любят про себя всякие истории сочинять. Особенно наедине с симпатичными девочками.
Она играла роль прелестной капризницы, значит мне удобнее притворятся суровым парнем и покорятся каждой её просьбе.
— Что именно?
— Да всё что хочешь. Про Лондон расскажи.
— С чего ты решила, что я могу рассказать про Лондон.
— Ты там учился.
— Откуда знаешь?
— Все вы там учитесь.
— Давно это было, ещё в девяностых.
— А на кого учился?
— На ворочателя миллионов, на кого ещё?
— Хотела бы пожить в Лондоне. Жаль нет богатых родителей, которые оплатят.
— Мои родители достойные люди. Не богатые. Не думай, что в Лондоне по бутикам ходил и тратил «награбленное у народа».
— Не сердись.
— Родители с трудом оплачивали учёбу, а не походы по дискотекам и барам. Приходилось работать.
Она приняла моё возмущение за искреннее. Сделал вид, что оттаиваю:
— Освоил несколько профессий. Официант, ночной сторож, разнорабочий на стройке. Потом неожиданно устроился в парфюмерный магазин.
Широко распахнула глазки:
— Куда-а-а?
— Сам не ожидал. Магазинчик был в Южном Кенсингтоне. Старинная деревянная мебель, такие, знаешь, прикольные шкафы с множеством ящичков. На одном была медная табличка с датой выпуска — 1867 год. Чисто интерьер сказочного фильма. Хозяином являлся мистер Мюллер. Классический старый еврей. С немного безумным взглядом и всегда в чёрной шляпе. Замечательный человек. Ну и клиентура была у нас! Сухие старушки в шляпах с птичьими перьями и сложенными зонтами. Старушки или держали на руках злобную собачку или вели её на поводке. Сорокалетние дамы в сиреневых вязаных платьях. Дамы курили сигареты в мундштуке и разговаривали с Мюллером хриплыми голосами. Всегда норовили ущипнуть меня за жопу. «Какой на редкость симпатичный китайский эмигрант» — говорили они. Мюллер поправлял, что не китаец, а из загадочного царства Коузакстан. Иногда приходили настоящие джентльмены, в разнообразных плащах, пиджаках и котелках. Обвязанные шарфами, в растянутых серых кофтах с костяными пуговицами. Один даже с моноклем был. Джентльмены в основном были гомосеками и тоже пробовали щипаться. Посетители под стать заведению. Фентезийные, чарльздикенсовские такие.
— Что значит чарлиз… дикенсовые?
— Раз не знаешь, то не смогу объяснить.
Она хотела было обиженно надуть губки, но посчитала более полезным не перебивать.
— Сначала просто ящики таскал или помогал раскладывать товары. Пока Мюллеру не пришло в голову протестировать моё умение рассказывать про запахи. Дал понюхать несколько коробочек и просил описать ощущения. «И будь внимателен, - предупредил он. — Чтоб продавать запахи, нужно уметь подбирать к ним правильные слова». Без слов нет и запаха. К тому времени английский у меня сделался достаточно хорош, чтоб красочно описать любую коробочку. Мюллер остался доволен. Весь бизнес на том и держался, что к сумасшедшему старику приходили другие сумасшедшие послушать безумные описания ароматов.
— Прям «Парфюмер». Видел?
Кивнул и принял из её пальчиков остатки сигареты.
— А…
— И книжку читал. Фильм лучше. Мы с Мюллером не составляли ароматы, мы продавали. Именно он обучил меня еврейской науке — маркетингу продаж. И пусть нашей целевой аудиторией были стареющие лондонские фрики, гомики и поэтессы-наркоманки. Работали мы на славу. Чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что бизнес-школа Мюллера, оказала на меня большее влияние, чем университетские теории. Впрочем, в универе преподавали те же Мюллеры, только с дипломом. Мюллер и опиумом приторговывал. Весь бизнес выдерживал строго в стиле 19 века.
У меня стало тоскливо на душе. Страхи об утерянных годах, острое воспоминание о жизни, которая прошла. На секунду эта подсознательная муть встрепенулось и поднялось к поверхности. Такие приступы бывают у каждого, когда испытываем страх промашки.
Обычно подобные гнилые философские базары я подавлял. Но разморённый травой, летним солнцем и необъяснимым знакомством, не хотел ничего подавлять. Ослабил галстук, будто давал гнилому базару выход.
— Ну и что Мюллер-то? — Эля дёрнула меня за рукав. — Что дальше?
— Проработал у него годик, а после уволился. Учёба. Изредка посещал старика, потом забросил. Тусовки, экзамены, клубы, лекции, девчонки.
— Окей, расскажи про девушек. Про большую лондонскую любовь, если такая была.
— Была студентка из Мексики. Открою тайну, что там так и не трахнулся ни с одной британкой. А хотелось распробовать. Верил, что они должны быть особые какие-то. По пьяни на дискотеке долго целовался с одной, почти уговорил прогуляться, да подружки её утащили. Боялись наверно, что я, дикий азиат, сотворю с ней что-то страшное, как в японской порнухе. На другой день она делала вид, что меня не узнаёт.
— Есть мнение, что англичанки страшные.
— Если пройтись по улицам, в центре, то много красивых. Это эффект большого города. Лондон, как ты знаешь, город-мечта, красотки со всей планеты туда, как мухи на говно слетаются.
— Это ты на меня намекаешь?
— Ага. Такая же картина в Москве или Нью-Йорке. В любом мировом городе. А из тех британок, что знал, красивых много меньше, чем у нас, это факт. То есть девка может и хороша, но толстая, не в моём вкусе.
— Привередливый такой или загадочного строишь?
— Я же начал про девчонку, с которой одно время в Лондоне тусил, пока ты не прервала. Учились с ней в одной группе. Звали её Мелина. Лицо у неё было чернявое и грубоватое, а фигура просто с ума сойти. Жопастая, талия тоненькая, сиськи круглые упругие…
— Фу, обсуждаешь при красивой девушке достоинства другой.
— Я упомянул, что лицо у неё не очень. Достаточно для комплимента в твой адрес. Личико у тебя чудесное. А насчёт фигуры, тут нужно в сравнении… пощупать, погладить.
В шутливом жесте протянул руку к её талии и получил удар по пальцам.
— Ну-ну. Привык там со своими жопастыми мексиканками. Давай, продолжай. Можно без подробностей, в какой позе и куда.
— Тогда и говорить нечего.
— Только секс и запомнил?
— Эх, после секса с такими женщинами на всё остальное жалко тратить пространство памяти.
— «Пространство памяти» это ты метко сказанул, — похвалила Эля. Ей искренне нравились мои плоские фразочки.
— У неё был парень в Мексике. Мелина мне его письма читала. Она над ним издевалась. Заявила, что не будет читать бумажные письма, пусть пишет на имейл. Интернет тогда и в Британии был не бог весть какой, а уж в мексиканской деревне и подавно о таком чуде не слышали. Парень умудрился устроится на работу в библиотеку, в городе. Там имелся интернет. И каждое утро по пять часов пилил на автобусе и пять обратно. Сучка была, но ей это шло.
— А сейчас она где? Ты связь держишь?
— Нет конечно! Как расстались, так и расстались.
— А из-за чего? Она получше нашла?
— Последний год учёбы оставался, доучилась и уехала. Плакала при расставании, но ясно было, что ничего серьёзного быть у нас не может. Слишком большие культурные различия. Я ей вообще казался нетипичным представителем расы кровожадных исламских террористов. Даже если мы близко сойдёмся с кем-то, всё равно будем мыслить стереотипами.
— Да, был у меня знакомый, копал ямы в городе, представлял себя подземным жителем. Помешанный на Черепашках-ниндзя. Там вообще пипец дело было, потом какнить расскажу.
— Кстати, про знакомых, может у нас есть общие?
Эля притворно заморгала:
— Откуда?
— Не зря же ты ко мне в лифте прицепилась.
Эля выдохнула дым:
— Игра случая.
— Не верю в случай. И портмоне моё случайно не могло выпасть.
— Ой, ну, не грузи мыслями о фигне всякой. — Она умоляюще сложила руки на груди. — Скучно же.
Мимика Эли часто и неестественно менялась. Как у плохой актрисы, или у девочки играющей в актрису. Если надо произнести печальную фразу, брови нахмуривались (или наоборот изгибались острой дугой), а уголки губ опускались. Если шалила, то рот растягивался до ушей, глазки превращались в две задорные щёлочки, откуда поблёскивало поддельное веселье. Завораживающая подделка под чувства.
— Теперь ты о себе.
— Самая обычная, неинтересная.
— Обычные в лифте людям на плечи не вскарабкиваются.
— Дурочка, с оригинальными замашками.
— Самая очаровательная обычная дурочка, какую только видел.
— Талантом особым не отличаюсь, хотя друзья говорят, что замечательный фотограф. Иногда готова их убить за это. Особенно парней. Они такие предсказуемые. Если симпатичная девушка накалякает на листике какую-нибудь фигню или сфотает своё отражение в зеркале, то они хором начинают мычать, «как талантливо!», «какое освещение!», «гениально». Долбо… уроды короче.
— Ну а что ты хочешь услышать? Они ведь не профессиональные критики.
— Всё равно хочется честности и непредвзятости.
— Покажешь мне свои фото художества?
Конечно она отказывалась. И отказывалась натурально, без свойственной ей лицемерной подделки под чувства. Она по-настоящему застеснялась. Сначала ссылалась на низкие художественные достоинства. «Это ещё нужно посмотреть, говорил я. — Со многими фотографами знаком, если что порекомендовать могу.» Тогда она говорила, что нужно ехать домой, где фотки хранятся. «Не выдумывай, — парировал я. — На телефоне посмотрим твой Фликр».
— Нет у меня никакого фликра. Он в Коузакстане заблокирован вообще.
Она, смутилась под моим насмешливым взглядом и добавила:
— Там старые фотки.
На крыше стало не так увлекательно, как поначалу. Солнце жарило во всю силу, от поверхности исходил резкий химический запах.
— Хочешь съездить со мной в одно приятное место?
Я предложил это как не обязывающую ни к чему фразу.
Эля насторожилась:
— Что за место? Сразу говорю ни на какую «хату» не поеду. Ты особо о себе не думай.
— Место божественное. Красивое, тихое и хвойное, вежливое обслуживание. Красиво, дорого.
— И что мы будем там делать?
— Во-первых, пить прохладные и вкусные напитки. Если позволишь, смешаю для тебя мой собственный коктейль.
— Как называется?
— Не знаю. Ты поработай над неймингом.
— Ладно, коктейль согласна, во-вторых?
— Во вторых, будем плавать в офигительном бассейне, в прохладной водичке.
— А купальник?
— По дороге купим. Да и вообще, насколько помню, там есть магазинчик на такой случай. Плавки, шорты, купальники, даже акваланг есть.
На лице Эли снова проступило поддельное чувство. На этот раз — задумчивость. Она как бы показывала мне, что тяжко размышляет и никак не может решиться. Борется с противоречиями, типа.
— Окей, мне нужно позвонить.
Она отошла.
Млея на солнце, пытался понять, чего это со мной произошло. Что делаю на крыше и почему присутствие этой малолетки мне дорого. Настолько дорого, что если она повернётся и скажет, что никуда не едет и вообще уходит домой и просит забыть её и не искать встреч, то разревусь и побегу искать защиты у того дяденьки в лифте, что напомнил мне отца.
Понятно, что дело вовсе не в ней, а во мне. Просто перелом произошёл под её дурацким натиском. Её мотивы ясны. Результат её дешёвой интрижки тоже предсказуем. Но мне вовсе не нужно разоблачать милую идиотку. Важнее выяснить для самого себя, что будет ПОСЛЕ того, как всё закончится? Куда деться? Как жить и какие цели дальнейшего существования? Сложность не в том, что я не вижу цели, а в том, что выбор возможностей слишком большой, а времени не осталось. Срок — остаток сегодняшнего дня, и (хотелось бы верить) одна короткая летняя ночь в горах. А потом лихорадочный побег… О нём заранее думать не хотелось, мало ли что, всё может изменится. Развитие зависит только от меня, что бы себе эта Эля не воображала.
Её худенькая фигурка вырисовывалась на фоне дымчатого неба. Ветер теребил юбочку и волосы. Одной худенькой ручкой она прижимала к уху телефон, а второй прикрывала другое, чтоб шум не мешал разговору.
Когда она вернулась на лице её было выражение печальной решимости. Я научился различать, где подделка, сыгранная специально, чтоб ввести, как она полагала, меня в заблуждение, а где настоящие чувства, которых она совершенно не умела скрывать. Когда она в лифте вскарабкивалась на меня, чуть ли не плечевыми мышцами ощущал, как перепугано колотится её птичье сердечко.
— Поехали в твоё райское место, — развязано сказала она и бросила телефон в сумочку. К чувству решимости примешивалась доля обиды.
Я резко оборвал всю деятельность. Не отвечал на звонки и приглашения. Просто собирал чемоданы с любимыми вещами. Иногда включал мобилу, чтоб просмотреть пропущенные звонки. Ну, не мог сразу всё забыть. Несколько раз сердце моё замирало. В пропущенных номер Эли. Зачем звонила? Извинится? Посмеяться?
Не было сомнений в том, что задача девчонки заключалась в том, чтоб сорвать встречу с датчанином. Меня не переиграть вот так вот легко, подсунув тёлку.
Беда в том, что уже не хотел играть. Даже не хотел знать, кто её подослал. Впрочем, нет, было б неплохо навестить этого типа и… поблагодарить его.
Сейчас, по прошествии времени понимаю, как вовремя ушёл. Срыв сделки мог бы разрушить мою карьеру. Я успел разрушить её первее. Даже если бы чудом сохранил её, то финансовый кризис по-любому похоронил бы всё. За годы предпринимательства скопил достаточно для безбедной жизни подальше от родины и понаехавших на неё датчан.
Твёрдо решил, что не буду поддерживать связь с кем либо.
Старался оградить себя от неизбежного.
Безуспешно.
В аэропорту Бангкока, ожидая пересадки, не выдержал и побежал к компьютерному терминалу. Открыл соцсети и набрал в поиске Эльмиру. Тогда я ещё помнил её фамилию. Нашлось несколько анкет. Большая часть аватаров со знаком вопроса. С фоткой только двое. Немолодая дама из Брянска и моя Эля. Даже сердце ёкнуло, как при неожиданной встрече.
Листал галерею фотографий. Задерживался на тех, где есть она. С ревностью игнорировал те, где был мой соперник. Я его узнал. Мы были знакомы, помню, хорошо поболтали о музыке. Кроме того, что Александр топовый сотрудник инвестфонда, он ещё на гитаре играет в группе. У них было удачное турне по Японии. Во время разговора, Александр часто пытался перевести тему на мой бизнес. Я делал вид, что не вижу подвоха и вывалил кучу дезы. Как теперь понимаю, он тоже знал, что я вру.
Знал меня лучше, чем я сам.
Альбом под названием «Me, myself and I» просматривал особенно долго. Подобно всем красивым девочкам с большим фотоаппаратом у неё гораздо лучше получалось позировать, чем снимать. Картинки показывали мне ту Элю, которую не знал, а хотел бы. По этим фоткам сравнивал, сколько искреннего было в Эле, а сколько искусственного, придуманного специально, чтоб подстроиться под мои предпочтения?
Эля сфотографирована лежащей на траве. Раскинула руки и прищурившись смотрит в объектив. Тёмные волосы контрастируют с яркой, фотошопной травой.
Вот она хохочет в камеру или строит рожицы. То наоборот серьёзная и задумчивая сидит на подоконнике. Фоном закат и микрорайоновские крыши. Вот в купальнике на пляже. Где-то маячит волосатая фигура соперника в шортах.
Эля в солнцезащитных очках в толстой белой оправе Указывает на белеющую в море яхту. Пожалуй мог бы купить такую. Впрочем, её друг скоро сам разбогатеет. Эх, милая, осознаешь ли ты, что тот, кто подговорил тебя на содействие в интриге со срывом сделки, совершенно тобой не дорожит? Жизненный опыт подсказывает, что скоро заменят тебя, такую нежную и искренне влюблённую, тёлкой соответствующую рангом молодому миллионеру.
Одновременно с этими самоуверенными пророчествами в глубине шевелилась колючая и обидная мысль. Я раскусил интригу Александра, но он раскусил меня раньше. Он будто знал, что мне надоело соперничество, что не хочу побеждать и шагать по трупам поверженных конкурентов к вершине успеха. Неужели возможно так чётко мыслить? Он предполагал моё бегство и… Он знал, как подтолкнуть меня «бросить всё» именно в тот момент, когда ему надо. Знал в какое место горба нужно положить соломинку, чтоб сломать спину верблюда. Парень — гений.
Да, у меня возникала мысль позвонить Эле. Ошарашить известием, что всё понял ещё в лифте. Что только любовь с первого взгляда, — да-да-да, — именно она, заставила меня таскаться на крышу, разговаривать, думать.
Опасался, что не смогу разъяснить, почему вдруг бросил всё и уезжаю. Бегу туда, куда реклама туроператоров сманивает всех романтических неудачников капитализма. На острова, под пальму, на берег океана. И зову её с собой. Без надежды на согласие. Не поймёт. Подумает, что из-за срыва контракта меня теперь ищет какая-нибудь мафия, чтоб долги вытрясти.
Полной изоляции от старой жизни не получилось.
Моё бегство — это не конец существования, а начало другого: яркого, солнечного, пропитанного запахом океана.
Максим Лагно
Поделиться: