ВОПРОСЫ ЧИСТОЙ ЛЮБВИ

Самюэль Ф. Дженнер разжился своей первой сотней долларов еще не достигнув и девятнадцати. Скажи мне милый читатель, часто ли тебе приходилось показывать свет божий Франклину, Вашингтону или иному нашему законно избранному президенту, достоинством не ниже двадцати американских добрых долларов дабы щедро расплатиться такой крупной суммой за двенадцатилетний виски или за коробку сигар? Позволь мне нахальство ответить самому, ведь по статистике, лишь только каждый стотысячный из нас может смело ответить, что он чертовски богат, дьявольски обеспечен и поклясться на нашей Конституции и Полосатом Флаге в том, что это сущая правда. Такой сто тысячник не берет в руки мои книги, он едет ночью в варьете, в ресторан либо слушает всякий вздор в клубе, где такие же пузатые тузы обсуждают биржевые котировки, акции, золотые прииски и прочую мелочь так удачно притащившую их на пик роскоши и богатства. Итак, мистер Дженнер был богат. И не просто богат, а чертовски богат. Богат так, что библейская притча об игольном ушке и верблюде – просто верх адекватного измерения геометрических объектов. Здесь нужно давить на меньшие размеры и уходить от геометрии к философии либо метафизике.

Мой дорогой, мой любимый читатель, я вижу твою жажду и любопытство скорее узнать весь путь мистера Дженнера. Ты готов завтра же ринуться в бой, чтобы проследовать по его пути и сказочно разбогатеть в конце. Уже сейчас ты обещаешь себе повторить все злоключения первопроходца Дженнера, ты твердо уверен, что ничто не свернет тебя с тернистого, опасного, но столь желанного пути, сулящего тебе родник изобилия и фонтан роскоши. Прости, но я не утолю твоей жажды, ибо написано уже двести пятьдесят пять слов, а смысла и морали в моем рассказе не больше, чем совести у того воришки, который стянул у тебя пьяного в баре последние три доллара. Мой редактор ждет рассказ, который он сможет продать за звонкую монету и я не буду рисковать своим местом только потому, что ты твердо решил поменять свою жизнь, хотя мы оба прекрасно знаем, что завтра ты уже забудешь о своем обещании и пойдешь играть в кегли на Кони-Айленд с друзьями, а я так никогда и не стану великим писателем и кончу свои дни в приюте для бездомных если до этого шериф не вытащит мое бренное тело из самой паршивой подворотни какого-либо захолустного городка в Арканзасе или Теннеси.

И снова целый абзац впустую, а мы так и не начали, поэтому пришпорим коней и засквозим без предисловия. Мистер Дженнер, к своим шестидесяти двум, был обладателем семидесяти пяти миллионов долларов, сталелитейного завода, восьми угольных шахт в Аппалачских горах в Западной Вирджинии, мясомолочных комбинатов, спиртовых заводов, фруктовых садов, свино-птице-овце-ферм и … впрочем я не буду перечислять всех богатств мистера Дженнера ибо если Вы сэр, не его прямой потомок, то семена зависти прорастут в Вашей ангельской душе, а если Вы его прямой потомок, то приберегите свою злобу до того дня, когда мистера Дженнера призовут в Верховную Небесную Канцелярию и отправят на вечный пансион, а Вам выпадет почетная и благородная миссия вцепиться своим кровникам в горло, борясь за наследство. Меня опять понесло в дебри теологии и морали, я это делаю осознанно, готовя себя к тому дню, когда я сказочно прославлюсь и каждое мое слово будет стоить четвертак, это произойдет примерно тогда же, когда мистер Дженнер наконец пролезет через игольное ушко, чтобы отправиться прямиком в вожделенный рай.

Богатый, старый, мистер Дженнер, со вставной челюстью, посвятивший свою жизнь выжиманию каждого цента из всего, что попадало в его руки, надумал жениться. До тридцати лет мистер Дженнер строил и укреплял свою империю, работал как каторжник, которому за нечеловеческие сверх нормы обещали долгожданную свободу. В тридцать лет он опомнился и даже подумал, что пора бы уже оживить свою квартиру (в те дни это была дорогая, роскошно меблированная,  шестикомнатная, но все же квартира). Давал объявление в газету и пользовался услугами своднических агентств, получил триста пять предложений рук и сердец самых разных дамочек и дам, попадались и семнадцатилетние, внезапно воспылавшие непоколебимой любовью к страждущему сердцу. Друзей у мистера Дженнера не было никогда. В школьные годы тогда еще девятилетний Сэмми торговал ваксой, жевательной резинкой и прочей дребеденью, приносящей ему небольшой, но постоянный доход. Игры и забавы считал пустой тратой времени, ходил в одной одежде по три года, благо, что родители и не могли покупать ему чаще. К бедным людям относился с презрением, богатых ненавидел и завидовал, со временем научился скрывать оба эти чувства. Отсутствие друзей лишило его возможности советоваться с кем-то по какому-либо поводу, но в свою очередь сделало его сильнее, все решения он принимал сам, хотя и прислушивался иногда ко мнению лиц одного с ним круга. С ростом его капиталов круг «новых внезапно появившихся друзей» стремительно расширялся, ну а тот круг, что зовется «одним  с нами кругом» сужался и вскоре должен был превратиться в точку, его породившую.  Знакомые (его круга), к которым он иногда прислушивался, а что чаще – присматривался, женились на графинях, баронессах и княжнах, выписывая их, как породистых лошадей, из Европы и Англии. Те знакомые, что были поромантичнее и  как правило победнее – приковывали к себе кандалами Гименея актрис театра, оперы, иногда красавиц и прим кордебалета или варьете. Те, что побогаче, женились на дочерях таких же промышленных магнатов, долларовых мешков, толстосумов и прочих вандербильтов, которых мы всегда называем дряными словами, чтобы успокоить нашу клокочущую от зависти желчь. Их браки рассыпались у него на глазах. Баронесса мистера В. оказалась обыкновенной прачкой, укравшей солидный титул путем подделки документов, благо, что мистер В. был старым маразматиком, готовым от страсти поверить во что угодно, лишь бы овладеть смазливой баронессой, совмещающей обязанности прачки. Актрисы были настоящими, любили тоже по настоящему, ярко, страстно, самозабвенно. Не столько, правда, законного мужа, сколько его капиталы, поэтому исход был крайне предсказуем – небольшой дефолт или скачок на бирже, скромная стачка, закрывавшая завод на пару-тройку недель, а дальше - нежные руки судебного исполнителя, описывавшего арестованное имущество незадачливого капиталиста – и … актрису уже встречали объятия другого, более удачливого конкурента. А бракоразводные процессы – эти пиры во время чумы, эти египетские казни, уносившие в объятия безутешной супруги тысячи и миллионы хрустящих купюр, автомобили, особняки, земельные участки, акции, доли в бизнесе и все это жадно, ненасытно, чудовищно… Нет, насмотревшись на эти ужасы, мистер Дженнер решил еще на тридцать два года усмирить свой пыл, благо, что забот у него хватало и без трепещущего сердца долгожданной супруги.

И вновь мистер Дженнер оглянулся на прожитую жизнь. Он сказочно богат, его капиталы растут, а дело процветает. У него есть все для счастливой и одинокой старости, но у него нет никого, кому бы можно было это доверить, перепоручить, оставить. Где-то там, внутри души, а может мозга, находилось место и для наследника, но больше он грезил о даме, о женщине, о некоей фемине. Он не знал как с ней обращаться и что с ней делать. В его памяти лишь теплились воспоминания об отце, который вечно колотил мать, а та выла долго и протяжно, иногда как виннипегский волк, а иногда как дополнительный тридцать восьмой по узкоколейке Чикаго-Детройт. Мистер Дженнер не жаждал воя. Не жаждал он криков, брани, битой посуды, драк. Он жаждал покоя, жаждал мира, жаждал беседы со своей пассией. Сидеть с ней на веранде его особняка, потягивать двадцатилетний виски, курить сигары, хотя черт побери, дамы редко курят сигары. Он бы беседовал с ней о котировках акций, о новых способах добычи руды, о запуске дополнительного парохода по Миссисипи, который приносит тысячу долларов с каждого рейса.  Иногда бы они гуляли по парку, который тоже был его собственностью. Ему не надо было слышать ее и слушать. Достаточно было просто того, чтобы она слышала его, понимала, сочувствовала. А ему было бы приятно заботится о ней.

Мистер Дженнер поставил себе за правило возвращаться из треста не позже девяти, возвращаться уже сытым, выпившим свой виски и выкурившим свою сигару. Ничто не должно было отвлекать его от поиска. Он выходил на вечерний моцион и заглядывал в глазах прохожим. Он искал ее в парке, искал ее на аллее, иногда он требовал у шофера следовать за ним, пока сам шел по нескончаемым авеню, заглядывая в светящиеся витрины. Но он не видел тех глаз, которые искал.

 Завещание мистера Дженнера, как и любой другой документ этого педантичного человека, было выполнено четко, безупречно и находилось у самого известного нотариуса, копия у председателя городского суда, а вторая копия у епископа местной католической епархии. «Я Самюэль. Ф. Дженнер, находясь в здравом уме и трезвой  памяти, сего дня четвертого марта тысяча девятьсот … года завещаю все приобретенное мною имущество, активы, фонды, капиталы, все то, что содержится в списке ниже, той, кто по воле доброго случая и изъявив прямое желание сделала мне счастье присутствовать со мной всю мою оставшуюся жизнь и скрасила мои последние дни, будучи мне верной и преданной до той поры, пока смерть не разлучит нас…». Завещание было оформлено так грамотно, что не было в мире и на небе силы, способной опротестовать его и много счастливиц отдали бы половину своей жизни, чтобы «скрасить последние дни», «быть верной, пока смерть не разлучит…», а уж миллионы как-нибудь скрасили бы утрату безутешной вдовы.

В один из дождливых вечеров, когда мистер Дженнер уже собирался домой, он увидел Её. Она стояла возле роскошного ресторана, дрожала всем телом бедняжка. Они встретились глазами, и он прочел в них то, что искал всю свою жизнь. Он снова вспомнил себя маленьким Сэмми, потом подростком, потом юношей, потом работящим парнем, потом успешным коммерческим воротилой, потом солидным бизнесменом, а сейчас – дряхлеющим стариком, которому так нужна забота, ласка, а главное преданность – то качество, которое в его мире, мире капитала и профита, давно уже было забыто и втоптано в грязь. Он спросил разрешения называть ее отныне Бетси. Ему очень нравилось это имя. Она не возражала. Они отлично поужинали, хотя вид Бетси и не внушал доверия метрдотелю ресторана, но что может сказать жалкий метрдотель мистеру Дженнеру,  самому мистеру Дженнеру, перед которым открылись бы и ворота пещеры Али-Бабы и всех его сорока разбойников без всякого там «Сезам откройся».

После ужина мистер Дженнер отвез ее домой и уложил спать. Он не притронулся к Бетси и пальцем, а на следующий день нанял кучу прислуги, которая выполняла любые Ее, а чаще всего его прихоти. Бетси осталась в его доме навсегда. Она сидела с мистером Дженнером на веранде его особняка, он потягивал двадцатилетний виски, курил сигары и беседовал с ней о котировках акций, о новых способах добычи руды, о запуске дополнительного парохода по Миссисипи, который приносит тысячу долларов с каждого рейса. Она слушала его и честно делала вид, что все понимает. Больше всего Бетси любила гулять по парку. Все сбылось, как он и мечтал. Мистеру Дженнеру не надо было слышать ее и слушать. Ему хватало того, что Бетси слышала его, понимала, сочувствовала. Ему было приятно заботиться о ней. Она не настаивала на свадьбе, что вполне его устраивало. И мысли о наследнике плавно покинули его. Мой милый читатель, скажу больше – мистер Дженнер ни разу не потревожил ее сон. Спали они в разных комнатах.

Мистер Дженнер прожил с ней девять счастливых лет. В ту летнюю ночь они сидели на веранде и мистер Дженнер был особенно красноречив. Он говорил о своей юности, о первой заработанной сотне долларов, о работе на угольных шахтах. Ровно в пять часов сорок две минуты  утра мистер Дженнер, к тому времени уже скопивший сто пятьдесят миллионов долларов, мистер Дженнер, под началом которого трудились десятки тысяч рабочих и служащих, мистер Дженнер, владелец несметного количества предприятий, заводов, трестов, рудников, страховых и брокерских компаний, мистер Дженнер, входящий в тысячу богатейших людей планеты, мирно скончался в своем кресле на своей веранде. Стакан с виски так и остался зажатым в дряхлеющей руке. Бетси лежала в соседнем кресле, мирно посапывая, когда вошла прислуга. Старший дворецкий подошел к мистеру Дженнеру и первым делом вытащил стакан из его руки. Затем позвал своего помощника.

- Билл, Билл, где ты лентяй??? Скорее сюда, старый хрыч окочурился.

- Черт бы драл мои кальсоны, что правда подох?

- Дохлый, как палая корова. Все верно.

- Вот дьявол, что же делать то?

- Не выражайся, покойник этого не любил. Срочно звони врачу, нотариусу, шерифу. Да… и адвоката не забудь прихватить. Пусть все катят сюда.

- Сэр, может и нам перепадет чего в завещании, все же миллионер помер…

- Семечка от тыквы тебе перепадет, а не чего-то. Старый дурак все этой твари оставил, видишь как мирно дрыхнет, а..нет, проснулась …

Бетси грозно посмотрела на старшего дворецкого и пронзительно залаяла, яростно виляя пушистым хвостом.

Alex M