Ербол Жумагул. Родимый огород

***

Уюртный быт (изконная еда),

где бытием душа была распета,

и насекомых знойная орда

звенела от закята до рассвета.

Дебютный исполняя кинотрюк,

на книгу выставляя главный фокус,

я был себе казахский драматюрк,

о скромной вере наваявший опус.

Деталей раб и целого прораб,

в сомненьях от рассвета до закята,

жил на натуре, с городом порвав,

чтоб воевать с самим собой заклято.

И снилось под звучания музык:

немецкая овчарка Берлинале

высовывает свой киноязык

и в титры превращается в финале.

***

хоть воздух на дворе сквозит минусовой

день ото дня теплее на душе

любимая моя еще ты не со мной

но я бегмя бегу к тебе уже

кто радость опознал тот и печали рад

один весь мир в любой толпе один

прекрасно бытие где ублаженный раб

достойней чем забытый господин

усердный дан режим с распиской долговой

когда не эта милость то ваще б

вот и смотрю вовсю на свет над головой

тому что под ногами не в ущерб

соседи кто правей те падают в отруб

левей соседки резвые блазнят

но наблюдая то что деется вокруг

не только это замечает взгляд

пускай мой век чадит то тлея то горя

черным на небе времени черно

что эго мне шепчу или что эгу я

сплошной джихад и больше ничего

достаток и нужду с достоинством терпя

расти душа в блаженстве и труде

лекарство и болезнь в тебе и от тебя

беда и счастье от тебя в тебе

***

Бывало дело, был при деле,

жизнь протекала веселей.

Возил изделия из Дели

семье из города Семей.

Поляну стриг на правом фланге,

атак отару разгонял

и, прислонясь затылком к штанге,

растеньем радостным вонял.

За мантрой «семя-племя-бремя»,

под мерный «вжик-вжик-вжик» пера,

я тратил молодости время,

но вот пора сказать «пора!».

Земной свой путь без лишней встряски

пройдя, даст Господи, на треть,

тружу голосовые связки

о хворой родине пропеть.

Страшны не ушлые налоги

и не избыток бранных слов,

а то, как пялятся на ноги

глаза повешенных голов.

Ветров суровы позывные,

свирепы молнии ножи,

где облака предгрозовые

летят над пропастью во лжи.

Не Златко, нет, скорей — Добрыня,

о мире знаю не Бог весть:

гордыня — горестная дыня,

а совесть — солнечная весть!

***

Пускай души зудит ожог саднящий

и сердца зверь ревмя ревет в груди,

не оставляй надежд, с ума сходящий,

и долго безнадегу не гунди.

Не унывай прощального у трапа,

излишних слез не капай на перрон:

любая возмещается утрата

и всякий восполняется урон.

Есть от всего спасительное средство;

известно ведь, как чудо хороши

полезнь любви — от воспаленья сердца,

алоэ веры — от рубцов души.

***

жизнь подороже чем полушка

и не дешевле чем петля

кукует времени кукушка

в прохладной чаще бытия

то вправо следую то влево

то отдыхаю замерев

луны проглядывает вера

сквозь ветви будничных дерев

дрожит пейзажем над окрестным

полночной молнии недуг

гроза заходится оркестром

и дождь солирует вокруг

сегодня здесь а завтра с кем-то

кручусь повсюду как и все

как ворошиловская стрелка

и белка в быстром колесе

судьба коварна и спесива

но любит знающих в ней толк

большое Господи спасибо

за каждый воздуха глоток

сомненьем ум не истязая

я нарезаю здесь круги

во тьму столетий исчезая

со светлым компасом в груди

***

живу не мелочно не чмо но

накрученных не круче круч

кипит бульон дождя ночного

конины вяленой из туч

неодолимая разлука

возврата чуткий оборот

тому бедлам вон тем разруха

а мне родимый огород

тут у горбатых гор подножья

стреляя спички у водил

любви заточенный под нож я

впервые сердцем угодил

одним говно иным конфетка

другим молчание в строю

не прекращай судьбы кокетка

хореографию свою

здесь на отеческих отшибах

осознается наконец

и опыт сукин сын ошибок

и гений ай да молодец

***

Осенило родную прерию,

сух падеж под ногами шелеста.

Тянет к пению и сопению,

будто в горле чего шевелится.

Промешутки про мира здание,

пять копеек за племя отчее:

«Тонкий ход, дон Кихот» и далее,

«Идиот и диод» и прочее.

От холуя спою до олуха,

на корню срубил алкоголь кого,

что живу не для Парка отдыха,

а культуры имени Горького.

***

не предаваясь излишним деталям

я огорчаюсь вполне

горько звучит что рожденный летален

ползая местной во мгле

ум посвящая бумагомаранью

ноги гоняя к мячу

с каждой секундой учусь умиранью

и расставанья учу

ну а пока еще носит сырая

матерь япона ети

я как умею свой путь сумырая [1]

буду стараться идти

в баке души до хрена керосина

разве что на кураже

в горле сушняк в голове хиросима

и рассветает уже

если здоровье дышать разрешает

воздуха сладок шербет

быт приземляет а труд возвышает

время ломает хребет

пышных дерев августеющий шорох

ветер то громок то нем

чешется горло в глагольных ожогах

в гибельных язвах фонем

вот и бубню в одиночестве стоя

в мыслях имея лишь то

что я Творцу то есть Господу кто я

некто я или ничто

***

было солоно зелено весело

в медных трубах горела вода

там где юность моя куролесила

нанося организму вреда

звонко мазала музы мамзелина

мимо нот попадая в косяк

было солоно весело зелено

тлел ночей жаровитый кизяк

сколько фруктов сочившихся сорвано

в той безудержной памяти где

было зелено весело солоно

медь о боли трубила воде

слышно в сумерках мозга дотошного

было со было зе было ве

если что и осталось от прошлого

только эти слова в голове

[1] сумырай — негодяй (каз.)

***

Ербол Жумагул (Ербол Жумагулов) — поэт, эссеист. Родился в 1981 году в Алма-Ате. Окончил Казахскую академию спорта и туризма. Стихи публиковал в казахстанских и московских журналах «Знамя», «Дружба народов», «Континент» и других, а также в ряде антологий, в том числе в «Антологии новейшей русской поэзии» (М., 2004). Лауреат конкурса «Казахстанская современная литература» (2000). Автор книг «Стихи. RU» (совм. с Г. Банниковым; Алматы, 2002) и «Ерболдинская осень» (Астана, 2006). Живет в Алматы.

Опубликовано в журнале «Новый Мир», номер 12, 2015

Фото: из открытых источников