Прототипы Гэсэр-Хана в легендах разных народов

Известно, что в рассказах о хорской войне нет эпизода о богатыре, который был по неудовольствию на него князя брошен в погреб. В летописном сказании о Чингисхане упоминается его брат Хасар. У Рашид-эддина об этом Хасаре сказано: «Второй сын (Эсукея) был Джучи-Касар». Джучи это имя, а значение слова «хасар» — лев. Сила его была такова, что, взяв человека обеими руками, он переламывал его пополам, подобно деревянной стреле. Тем же выражением охарактеризован у Рашид-эддина и другой герой, Хутула-хан. Очевидно, и Хасар, и Хутула-хан были былинные богатыри, и выражение Рашид-эддина взято из былин об этих богатырях. Летописный рассказ о Хасаре передает содержание одной из былин об этом богатыре. Хасар навлек на себя гнев Чингисхана тем, что, вместо того, чтобы, согласно повелению хана, убить зловещую сову, отстрелил крыло сороке. Хан приставил к Хасару стражу из четырех человек, велел привязать его к ограде и кормить его мясом яка. Когда хан выступил в поход против тангутского Шудургу-хана, навстречу монгольскому войску вышла старуха, которая посредством заклинания стала умерщвлять у монголов людей и лошадей. Субэтэй-богатырь обратился к хану со словами: «Соблаговоли освободить стрелка Хасара от наказания!». Хан послал за Хасаром крылатую лошадь и заставил стрелять в старуху. Так как Хасар был в заточении и изнурился, то выстрелил в чашечку (колено) старухи и убил ее. Тот же сюжет передается в бурятском предании о Чингисхане и Тас-хара. Чингисхан идет войной против Шудурмана-хана. Ему говорят, что для успеха битвы нужно иметь павлинье перо и взять с собой таежного дядю Тас-хара. Чингисхан посылает посла к Тас-хара просить павлинье перо. Посол попросил перо птицы тас. Тас-хара не понимает, какая это птица тас, убивает сороку и посылает Чингисхану. Чингисхан осердился на дядю Тас-хара за то, что он вместо павлиньего пера прислал сорочье. Он приказал выкопать яму в восемьдесят сажен глубиной и бросить в нее дядю Тас-хара. У Шудурмана есть ворчунья-старуха, от ворчанья которой отваливаются глыбы от скал. Убить ее, говорят хану, может только Тас-хара. Тогда хан велит привести Тас-хара, и он убивает старуху, стреляя по ее коленям. Не скрывается ли под этими именами Хасар и Тас-хара все тот же Гэсэр, и в походе на Шудурмана не следует ли видеть заключение хорской войны?

Стасов сближал с Гэсэром Ваньку Вдовкина сына и Потока. Былину о Ваньке Вдовкине сыне Стасов сближал с тем эпизодом из сказания о Гэсэре, в котором рассказывается, как Гэсэр освобождал свою плененную злым чудовищем жену Тумэн-Джиргалан. Сходные черты замечаются только в подробностях, сюжет же русской былины не был близок с указанным местом монголо-тибетского сказания. Это место и есть рассказ о женщине, похищенной чудовищем и освобождаемой ее братом или мужем, которому она помогает в борьбе с похитителем, выведывает у чудовища, в чем заключено его бессилие, помогает уронить чудовище, подстилая ему под ноги что-то скользкое. Былина же о Вдовкине сыне рассказывает, как он сватается за дочь царя Волшана: чтобы получить ее, он должен прятаться до трех раз так, чтобы Волшан не мог отыскать его. Два раза ему не удается, и только в третий раз он спрятался так, что Волшан должен был покориться. Несмотря на это несходство в основной теме, указания Стасова на сходные подробности рассказа могут пригодиться.

У монголов, урянхайцев и тангутов есть сказки, в которых описывается, как хан хочет отнять у одного мужа жену, дочь водяного царя. Хан и муж договариваются прятаться поочередно и искать друг друга. Мужу прятаться помогает жена. Она обращает его либо в наперсток, либо во что-нибудь подобное. Когда же прячется хан, она помогает своему мужу искать его. Конечно, удобнее сближать русскую былину именно с этой сказкой, чем с указанным эпизодом Гэсэра, но, может быть, некоторые подробности в этом эпизоде Гэсэра явились под влиянием приведенной сказки. В сказке хан превращается сначала в дерево, потом в верблюда или в крупного барана. Муж водяной царевны хочет рубить дерево или барана, но хан останавливает его словами: «Не руби человечьей спины!». В Гэсэре так же: когда он едет освобождать свою жену, чудовище является ему на дороге в превращенном виде, сначала в виде вола, потом в виде дерева. Гэсэр убивает вола, потом срубает дерево.

У монголов есть следующая сказка. Шесть товарищей сажают деревья, клянутся около них в названом братстве и составляют уговор: если они вернутся к посаженным деревьям и увидят, что деревья иссохли, это будет служить знаком, что посадивший дерево погиб. Тогда все остальные должны отыскать погибшего брата и спасти. После этого все шестеро расходятся по разветвляющимся долинам протекающей тут реки. Один из названых братьев, идя по долине реки, нашел красивую женщину и поселился в ее доме. Однажды волосы этой женщины унесло вниз по реке, и живущий внизу хан догадывается, что вверху живет какая-то красавица. Послано войско. Муж красавицы посажен в глубокую яму, а красавица взята во дворец. Остальные названые братья научились между тем разным ремеслам: один стал плотником, другой маляром, а знание некоторых достигало сверхъестественного. Братья, вернувшись к посаженным деревьям и увидав одно из них засохшим, идут на помощь, вынимают своего несчастного товарища из ямы, узнают от него рассказ о красавице и решаются отнять ее у хана. Они делают деревянную птицу Гаруди, садятся в нее и летят к царю. Кончается похищением красавицы.

Эта сказка напоминает египетскую о братьях Анепу и Битью. Битью поселяется в «долине акаций» у реки. Он просит брата, когда он получит знамение о его гибели, прийти и спасти его. Шесть богов странствуют по земле, находят одинокого Битью и создают ему подругу. Волосы этой женщины снесены вниз по реке, и фараон посылает войско за красавицей. Муж ее убит. Тогда старший брат Анепу получает знамение и идет выручать Битью. Он находит душу Битью заключенной в цветок акации и воскрешает брата. Затем оба брата идут к царю. Кончается рассказ тем, что коварная женщина убита.

В русской былине три богатыря соответствуют шести товарищам монгольской сказки, а Леванидов крест — это шесть деревьев, посаженных товарищами. И тут, и там на этом месте заключается названое братство. Литовский царь русской былины соответствует царю, который увозит женщину в монгольской и египетской сказке. Заключение Потока в камень можно принять за душу Битью, вложенную в цветок. Правда, конец у былины другой, и скорее сравним не с тем эпизодом, на который указывает Стасов, а с другим, именно с заключительным актом хорской войны. У Гэсэра, как и у Потока, увезена жена. Увезли ее хорские цари. Он отправляется освобождать жену, но сердце жены изменилось: она больше сочувствует своему новому другу, чем старому. Гэсэр является в город хоров переряженным странствующим ламой, собирающим милостыню. Рогмо-гоа угадывает в пилигриме своего старого мужа и ищет его погибели. Дочь же хорского царя является сочувствующим Гэсэру лицом. Кончается дело тем, что Гэсэр убивает Рогмо-гоа, а хорскую царевну берет замуж.

Для указания на параллели, которые замечены между Гэсэром и былиной или стихом о Егории Храбром, Потанин воспользовался трудом Веселовского «Св. Георгий в легенде, песне и обряде». Сказание о Егории распадается на две части: в одной рассказывается об освобождении им царевны Елисафы, обреченной на съедение змеей, в другой — о мучениях Егория, которые он переносит без вредных для себя последствий: его пилят пилами, но пилы его не берут; его бросают в котел с кипящей смолой, но он не горит в смоле; наконец его опускают в глубокую яму и закладывают камнями. Но яма вновь открывается, Егорий выходит на белый свет, едет к гонителю и убивает его.

Вполне параллельного этому стиху эпизода в Гэсэре нет, но для отдельных частей стиха можно найти в Гэсэре соответствующие темы. Гэсэр так же, как и Егорий, терпит мучения в одном эпизоде и выходит из них невредимым.

У Гумен-хана, китайского царя, умерла жена. Хан держит ее в объятиях и не хочет оставить, а народу повелел: кто застигнут событием сидя, тот пусть сидя несет печаль, кто застигнут стоя, тот пусть стоя несет печаль и т.д. По-видимому, хан впал сам в недеятельное состояние и своим приказом хотел остановить жизнь и в народе. Вельможи стали думать и совещаться, как освободить народ из такого неудобного положения и как отделить хана от его жены. Нашелся один человек, который знал, как помочь беде. Это был шелудивоголовый кузнец — Худжугур-тархан, один из семи братьев шелудивоголовых кузнецов (долон-худжугур-тархан). Он сказал, что отделить хана от жены может только один Гэсэр. Послом к Гэсэру сходить может только он один, Худжугур-тархан. Его и посылают послом к Гэсэру. Худжугур-тархан является к Гэсэру и просит его прийти освободить Гумен-хана, который лежит в объятиях своей умершей жены уже девять лет. Гэсэр согласился прийти, но говорит, что для исполнения дела ему нужно семь голов братьев худжугур-тарханов. Посол пришел в ужас от этих слов Гэсэра, но передал требование Гэсэра вельможам. Тотчас же все семь худжугур-тарханов были обезглавлены, и головы их были отправлены к Гэсэру. Головы эти были нужны для того, чтобы из черепов их сделать чаши для вина, которое Гэсэр должен был поднести своей бабке, жившей на небе. Это нужно, чтобы умилостивить ее и получить от нее драгоценности (эрдени), которые должны потом Гэсэру пригодиться. Заручившись этими эрдени, Гэсэр смело берет у спящего Гумен-хана из рук жену. Гумен-хан, пробудившись, недоволен и, узнав, что это сделал Гэсэр, велит бросить его в змеиный ров. Гэсэр покропил на змей молоком из груди черной орлицы, это была одна из драгоценностей, заготовленных Гэсэром ранее. Все змеи умерли. Гэсэр сложил из них постель и изголовье и переночевал благополучно. Когда об этом донесли Гумен-хану, он велел бросить Гэсэра в муравьиный ров или ад, потом во вшивый ад, в пчелиный ад, в темную яму, в море. Потом его кладут на медного осла и жгут, дуя из четырех мехов, рубят острыми орудиями, поднимают на копья. Гэсэр выходит из всех этих испытаний невредимым при помощи заготовленных эрдени. Только против последней казни у него недостает эрдени. Но и из нее он вышел цел благодаря хитрости. Гумен-хан покоряется и выдает за него свою дочь Кипе-доа.

Из эпизодов сказания о Гэсэре это единственный, который представляет какое-нибудь сходство со стихом о Егории. При сближении этих двух сказаний мучения Егория должны быть приравнены к мучениям Гэсэра, а на место рассказа о Елисафе и чудовище становится рассказ о Гумен-хане и его жене. Конечно, между этими двумя обработками одного и того же мифа большое несходство.

Из частных и мелких черт сходства в Гэсэре укажем на следующие:

1. Рождение Гэсэра совершилось при таких обстоятельствах. Мать его однажды возвращалась ночью домой с ношей дров и встретила громадную фигуру человека. От страха она упала без чувств на землю. Очнувшись, она увидала человеческий след, который привел ее в пещеру. В пещере сидел человек с тигропестрым знаменем, в тигропестрой шапке и в одеянии и обуви того же характера. Он отряхал иней со своей тигропестрой бороды и говорил: «В эту ночь я до крайности утомился!». Испуганная всем этим женщина поспешила домой. После этого она зачала и родила Гэсэра. В румынской апокрифической легенде матери Георгия видится во сне, что на нее набросился дракон. Дотоле бездетная, она зачала, и через девять месяцев родился Георгий.

2. В тибетской версии дядя Ака-Чотон, узнав о рождении Гэсэра, велел схватить ребенка, бросить в куст колючей караганы и прикрыть колючками. Через три дня ребенок сам разворочал колючки и пришел к матери. В той же румынской легенде далее рассказывается, что мать и ребенок были захвачены в плен разбойниками. Уводимая в плен мать успела бросить ребенка в цветочный куст, где его питает своими сосцами коза одного пустынника.

3. В тибетской версии Гэсэр хочет убить многоголовое чудовище Рдуря. Ему помогает женщина, которая находится у Рдуря в плену. Они связали Рдуря. Женщина, уходя за водой, учит Гэсэра: «Будут без меня приходить многие твари посмотреть на Рдуря, никого не пускай!». Приходили многие люди, и Гэсэр никого не пустил в дом. Прилетела птица шиди-шяра, села у дымового отверстия палатки и спустила помет в рот Рдуря. Это была тетка Рдуря по матери. Помет птицы превратился в железо, которое начало распространяться по утробе Рдуря. Пришла женщина, заметила помет на лице Рдуря, спрашивает: «Кто был?» — «Никого не было, — отвечает Гэсэр, — прилетала только одна птица, которая спустила помет в рот Рдурю». — «Зачем ты не послушался? Теперь он сделается весь железный! Убивай его скорее, пока он весь не сделался железным!» Гэсэр разрезал ему живот. Жена Рдуря говорит: «Выпей этот железный сок, наполняющий утробу Рдуря! Не будешь терпеть от мороза!». Но у Гэсэра не хватило силы этого сделать. Жена Рдуря успела помазать Гэсэру железным соком только темя и подошвы ног. Румынский Георгий разрубил чудовище скорпию. Птичка чирикает ему с ветки и велит ему искупаться в крови чудовища: «Тогда ничто злое к тебе не пристанет, никакой страх тебе не будет ведом».

В числе русских стихов о Егории один содержит описание богатырской его поездки. Он встречает три заставы, горы, реки, моря расходятся, растекаются, «чтобы было где Егорию проехати». Далее Егорий встречает трех своих сестер, обросших корой яловой. Наконец доезжает до города царя Диоклетиана. Поездка с заставами есть и в Гэсэре (в тибетской версии). Это его поездка в город хорских царей, когда он вспомнил свою Рогмо-гоа и отправляется освобождать ее. Сначала он заезжает в свою вотчину. Тут он находит Ака-Чотона, который захватил весь его народ и богатство в свои руки, а его родителей обратил в пастухов, и они живут в крайней бедности. Он признается родителям, что он их сын, бросает Ака-Чотона в глубокую яму и заваливает камнем. Отсюда он продолжает путь в хорский город. В пути ему встречаются задержки: непроходимый лес, непроходимое топкое болото, толкучие камни и семь девиц, поедающих людей. Гэсэр преодолевает все эти препятствия и доезжает до хорского города. В воротах города в русской былине сидит Ногай-птица или Астратир (сближается с сербским аждраха, дракон).

К слову, если не ограничиваться сравнением о Егории Храбром со сказанием о Гэсэре, то параллели можно приумножить сравнением с другими монгольскими сказками, имеющими отношение к Гэсэру, как, например, со сказками об Ирин-Сайне, Дзалута-мергене, Хан-гужире и о Чингисхане. Потанин же ограничивался указанием на сказку о Хангужире. Начало этой сказки напоминает Гэсэра: тут рассказывается о поимке коня для Хангужира. Пастух, который ловит коня, называется Зотон-хара. Тем же именем называется дядя Гэсэра. Дальнейший текст сказки содержит описание подвигов, которые Хан-гужир совершает по поручению царя Гули-хана. Эту часть бурятской сказки можно принять за иначе обставленный эпизод из Гэсэра о том, как он служит у ширай-гольского царя. Конец обеих сказок сходный: Хан-гужир убивает Гули-хана и женится на его дочери. Гэсэр-хан убивает Ширай-Голэн-хана и женится на его дочери.

Сказка о Хангужире дает следующие параллели для сказания о св. Георгии: родители румынского св. Георгия долго были бездетны. Родители Хан-гужира также. Георгий английского сборника, цитируемого Веселовским родился с чудными знамениями: на груди образ дракона, на правой руке крест цвета крови, на левой ноге золотая повязка. Хан-гужир родится, держа в правой руке знак победы над врагами, а в левой — знак зверей. Ирин-сайн, которого мы уже выше сравнивали с Гэсэром, родится, держа во рту алмыса (дьявола), в правой руке ком крови величиной с барана, в левой — драгоценность в кулак. Егорий в русских былинах родится «по колена ноги в чистом серебре, по локоть руки в красном золоте, голова его вся жемчужная». У новорожденного Хан-гужира верхняя часть туловища была из чистого золота, нижняя из чистого серебра. Эта черта есть и в сказании о Гэсэре, хотя и отнесена не к нему самому. Именно, в тибетской версии такой мальчик, наполовину из золота, наполовину из серебра, родится от Рогмо-гоа и Ширай-Голэн-хана.

В некоторых вариантах сказания о Георгии встречается рассказ о сне его: он спит, царевне угрожает змей, а она не может разбудить витязя. Она плачет, и витязь пробуждается от горячей слезы, упавшей ему на лицо. Хан-гужир ложится спать и просит свою невесту в случае опасности разбудить его золотым шилом. Во время сна витязя налетает чудовище. Царевна не может разбудить Хан-гужира и плачет. Слеза ее нечаянно попала в ухо витязя, и он проснулся. Та же черта в монгольской сказке о Дзалута-мергене, которая во многих пунктах сходится со сказкой об Ирин-Сайне, следовательно, также должна быть присоединена к свите Гэсэровских сказок. Змей, которого убивает Хан-гужир, как и в сказаниях о Георгии, выходит из озера. Вода перед его выходом волнуется и пенится.

В бурятской сказке, как и в румынском сказании о Георгии, появляется кузница. В румынском Георгий поступает в кузницу в ученье. Он работает год и так успешно, что возбуждает зависть в старшем подмастерье. Последний, чтобы погубить Георгия, посылает его за угольями в лес, где живет опасная «скорпия». Кто видел голову этой скорпии, тот умирал. О Хангужире бурятская сказка не рассказывает, что он был сам кузнецом. Он только обращается к девяноста девяти небесным кузнецам с просьбой сковать железный обруч, цепь и железный треног для ужасной собаки Гунир. «Девять небесных кузнецов», вероятно, то же самое, что «семь небесных кузнецов» (долон-дархат), которые фигурируют в бурятской мифологии. Это семь сыновей Хожира, черепа которых потребовались, как рассказано выше, Гэсэру. Хожир, вероятно, то же, что Гужир, мифологическое лицо, которому приписывается изобретение кузнечного дела и научение людей ковке железа.

В каком отношении былинные имена Казар и Хасар стоят к имени хазарского народа? Нам лично не известно, называли ли хазары сами себя хазарами, или этим именем называли их другие народы, а сами себя они называли как-нибудь иначе. Если хазары звали себя хазарами, тогда былинный богатырь Казар или Хасар может быть принят за эпоним хазарского народа. Это был предок хазар, о котором народ распевал песни, подобно тому, как и теперь у некоторых поколений Средней Азии есть песни о предках.

В Монголии до монголов господствовали один после другого два крупных народа — кидане и уйгуры. В тюркских и монгольских сказках Средней Азии нередко встречаются имена Кидан, Кодон, Адын, Хадын. Кроме того, к тому же старинному имени следует отнести и часть тех случаев, когда в сказке (собственно с мифологическим характером) появляются формы «китайский хан» или даже «китаец» (по-монгольски китан, во множественном китат). Все эти сказки были в связи с преданиями киданьского народа о его предках.

Что был эпоним и у уйгуров, об этом свидетельствует существование у якутов одного божества, которого они называют Уйгур-тоен. Об этом Уйгур-хане была легенда, и, может быть, варианты ее еще найдутся у якутов. Впрочем, можно, не ожидая открытия в якутских сказках, сказать, как начинался один из древних вариантов этой легенды. Китайские летописи сохранили начало предания об уйгурских (гао-гюйских) предках. У хуннуского хана было две дочери чрезвычайной красоты. Вельможи считали их богинями. Отец не захотел их выдавать замуж. Он посвятил их небу, построил вне города высокий терем и заключил в него своих дочерей, прося небо принять их. По прошествии трех лет явился волк, устроил себе под теремом нору и начал выть. Младшая сестра вышла за него замуж и родила сына. Потомки ее поэтому любят протяжные песни или воют, подобно волкам. Могли иметь подобные легенды и хазары о своем предке Хазаре. Но тогда спрашивается: если Гэсэр есть один из синонимов имени хазар, то чем объяснить существование сказаний о Гэсэре в Средней Азии, зная, что история Средней Азии не представляет ни одного народа, ни большого, ни малого, с этим именем?

Если хазары звали себя иначе, а не хазарами, то былинный богатырь Казар не мог быть эпонимом этого народа. Тогда все-таки остается связь этого имени с титулом хазар-хагана. Рашид-эддин дает имени Хасар значение «лев». Не были ли чем-то вроде волжских хазар-хаганов тяншанские арслан-ханы? У того же Рашид-эддина они называются арслан-сартактай. Может быть, в Средней Азии были такие, снабженные легендами, бродячие титулы вроде арслан-хан, чингис-хан, гур-хан (Рашид-эддин это имя приравнивает к имени Чингисхан), хазар-хаган. Выдающиеся лица могли присваивать такие имена из тщеславия или сам народ придавал их тем лицам, которых почитал. К этому обычаю могла вести также вера, что с известным именем соединена благодетельная сила.