Мать его растила 18 лет, а я должен убить его...

Война, это такая тема, о котором можно писать бесконечно. Но, так как мы сами там не были, нам сложнее представить себе то, что там было. О войне нам никто не расскажет так, как рассказывают ветераны. Я искала ветерана, который смог бы рассказать мне все это, ведь их осталось не так уж и много. В Акмолинской области, городе Акколь (бывшая Алексеевка) живет один ветеран Великой отечественной войны. И как говорят жители, во всем городе из ветеранов остался только он. Зовут его Трубицын Федор Гаврилович.

Федор Гаврилович родился в 1925 году 22 мая. Договорившись с его невесткой об интервью с дедушкой, 9 мая я пришла к нему домой. Поздравив дедушку с праздником, мы сразу перешли к разговору.

Дедушка, расскажите нам, где вы родились?

- Калининский район, Журавлевский сельсовет, село Новодонецк. Прожил там 17 лет. В Новодонецке было четыре класса, поэтому в пятом классе перевели в Журавлевку.

Как началась для вас война, откуда призывались?

- Когда началась война, нас забрал председатель колхоза. В село за 8 километров от Журавлевки. Там три месяца проучились мы на тракториста. Но, мы тогда не знали, что такое трактор. Потом и на ремонт, и после этого с Журавлевки нам прислали повестки. В повестке было написано, иметь питание на три дня. Нас отправили в Журавлевку, и оттуда в Акколь, с Акколя нас погрузили в вагон, человек сорок, наверное. И поехали мы в Петропавловск. Там нас выгрузили и прошли мы пешком 8 километров. Все вещи на себе тащили. Пришли, нас там 3 дня подержали, формировали. После формирования, построили там три палатки, в первую палатку зашли, разделись, документы смотрели, а какие у нас могут быть документы, свидетельство о рождении и повестка. Во второй палатке ополоснулись и в третьей палатке уже форму одели. Формы – это бушлаты, мы были третьим поколением, кто одевал эти бушлаты. Они уже были замусолены, пробыли мы в них и в 40 градусных морозах. Три километра от Боркового, в лесу, были лагери, учебные, там учили нас стрелять, ложиться. То, чему нас учили в тылу, там было совсем другое. Мы как раз пообедали, и дали боевую тревогу. Все сразу построились. Мы с товарищем вместе были, он тоже с Новодонецка, звали его Бондаренко Егор, попали вместе в учебную роту. А потом нас разбили, меня в другую роту и его в другую. Одежды было навалом, все лежало в куче, подходи и подбирай свой размер. Все подобрали, подогнали, подшили. Одели, обули и в вагоны. Шесть вагонов нас было, один вагон комендантский был, в каждом вагоне было по 40-50 человек. Привезли нас в станцию, ну как станция, ничего нет, разбито все. Для нас, конечно, это дико. Потому что, мы этого не видели, не знали, что там происходит.

Какая у вас была должность на войне?

- Нас сразу расформировали, построили. Спрашивают, кто был в заключении, а всем нам по 17 лет, ни один не вышел. Дальше спросили, кто был в связи, двое вышли, связисты. А потом подходят ко мне и к кому-то рядом стоящему говорят: «Ты и ты выходите!», и забрали. И привели к тем двум. А что мы знали в связи этой? Ничего не знали! Телефоны не знали, в кабелях не разбирались. «Научим!» сказали. «Вот вам ящик деревянный, две клеммы, вот одну клемму в землю, а другую в провод, все это называется УНФ». Ну, давай таскать на себе кабеля, каска, на верх станок такой, и еще сверху кабель и пошел учиться. И вот сутки прошли, наверное, и сказали нам: «Впереди немцы!» Ну ладно, немцы. Ведь его мать растила 18 лет, а я его должен убить. Как?! Я в жизни даже кошку не бил. Меня заставляют убить человека.

В этот момент на глаза дедушки навернулись слезы, было видно, что ему тяжело все это снова вспоминать. Мой дедушка тоже воевал, и никогда не рассказывал о войне. По словам сына дедушки, он тоже никогда прежде не рассказывал о войне в подробностях, говорил только поверхностно, поэтому его дети тоже записывали наш разговор в свой диктофон.

Что было дальше?

- Немцов всего было 6 человек, кто-то убитый, кто-то кривой, стонет. Это было мое первое крещение. Потом всех молодых привели к старым, смешали всех. Вот там, легче стало. Они нас учили, как стрелять, как смотреть.

Слышала, что вы получили ранение. А когда вас ранили?

- Уже в декабре 1942-го я получил ранение, а попал я сразу на Калининский фронт, когда мы наступали, нашего командира взвода ранили. У него палатка была, он его снял и отдал мне. Палатку давали только командирам роты и взводов. За палаткой немцы следили, особенно снайпера, вот меня и ранили. Тогда мы были одеты уже в зимнюю форму. Я весь в крови, командир роты меня вытащил, и сказал нам: «Ребята, кто может ползти, уходите. Иначе сейчас забросают минами и добьют вас». И давай ползти, потом подняли нас, взяли в санчасть. Потом в санбат привезли, я весь в крови, уже запекло. Приходят ребята в халате и говорят им: «Промыть». Они взяли шприцы, и промывали. Спереди меня держали за голову, а двое сзади. Приходит врач и говорит: «Скальпель». Как лежал я на животе, он подошел и вырезал. Не замораживал даже ничего. Замерили, записали, перебинтовали и вынесли в палатку. Нас там было навалом. Прошло час времени, пришла машина нас загрузили и в Кресты. Где станция Кресты я сам не знал. С Крестов нас привезли в другое место. Там нас раздели наголо. А как было дальше, я не знаю. Когда проснулся, дали мне чай с сахаром. Повезли нас в Иваново. Ой, вы и не представляете, что же там было, там было много раненных с Ивановска. Их хотят забрать домой, но им не дают, все плачут. Там мне делали операцию, чистку сделали, перевязали и в комнату. Там пробыл я месяца два или три, с ранением. Когда все зажило у меня, я начал ходить, нас всех собрали, человек 12, и отправили в 212 запасной полк. А там с запасного полка отправили в часть. Пришел генерал, спрашивает: «Вы завтракали?», мы говорим: «нет». Он так и ушел, не вернулся. Нас забрали, посадили, покормили и в передовую. Вот так и воевали мы. Нас не спрашивали. Мы уже были старыми вояками.

В ходе разговора к дедушке приходили гости, чтобы поздравить его с праздником. Радует, что о ветеранах не забывают. Ведь благодаря им, мы живем беззаботно и счастливо.

Куда вас направили после выздоровления?

- Мы в третий Белорусский фронт попали. Нам пришлось освобождать город Белоруссии, Оршу. С Орши пришли во второй эшелон. Не доходя километров 20 до Минска, нас повернули в Литву. Мы пошли в Литву. Перешли через реку Неман, и освободили города Каунас и Вильнюс. По дороге встретили немцев. Они нагрузили битюги (это порода тяжеловозных лошадей), примерно на 8-10 тонн, а бежать он не может. А немцы хотели убежать, наши их переняли, вернули их всех. Но там строго у нас было за мародерство. По дороге нам сказали: «Можете кушать все, яблоки, но ветки не ломайте». За это срок было. Но мы и не трогали. Без их яблок обошлись.

А когда вы получили ранение осколком мины?

- Под Калининградом нас соединили, пятая армия и одиннадцатая. По канатам нас переправили, нас не видели, ведь ради этого мы оделись, обулись и пошли. Пошли мы в подсобку, и старшина нам принес консервы, желтые такие (именно эти слова дедушка говорил с таким восхищением, ведь консервы для них на тот момент были деликатесом). Нас в роте с командиром роты осталось семь человек. Мы распечатали банку, покушали и по банке положили себе в мешок. И как мы выскочили с подсобки, пали от мины, и мне осколок попал. Ко мне двое подскочили, перевязали. И кое-как переправили. Три дня меня за ручку водили.

Как для вас закончилась война?

- Перед наступлением в Кенигсберг меня вызвали, сказали, пойдет, годен к боевой службе и мне дали направление в артполк. Я с этим направлением пришел в часть, как раз там был капитан Ткаченко, командир дивизиона, он смотрит на меня и говорит: «Слушай, пойдешь ко мне, я тебя забираю». Предписание взял и забрал меня. И я вместе с ним закончил войну.

Как сложилась ваша жизнь после войны?

- Нам дали предписание, соединили 11-ую и 5-ую армию, и преобразовались мы в Прибалтийский военный округ. Команда уже не Черняховская была. Капитан Ткаченко, после войны в 1945-ом году, через пять месяцев после победы отправил меня в округ, на три месяца, киномехаником. Но, нас было целых 30, и мы учились собирать аппаратуру. Три месяца проучились, получили удостоверение. После этого в часть я не попал. С полка сделали артиллерийскую бригаду, а бригаду, куда отправили неизвестно. Меня направили в город Гусев, бывший Гумбиннен. Там начальник дома культуры (дома офицеров) дал мне новую аппаратуру.

Вы же были киномехаником. А вы помните, как вы показывали свое первое кино?

- При показе первого кино, был один эпизод. Привел один парень свою мать, видимо мать, когда она увидела, что люди бегают, стреляют начала креститься, молиться. Потом встала и ушла. Не стала смотреть. В доме офицеров я пробыл где-то месяцев три или четыре. Потом ввели штатную работу, гражданские киномеханики, гражданское обслуживание, список и все такое. А меня опять в часть 56960 направляют. И так я закончил службу, в городе Черняховск. Тогда и войны уже не было.

В каком году вы приехали в свои родные края?

- В 1956 году с Калининградской области приехал в Акколь. Работал трактористом. В начале, директор был Дюдин, а потом Романенко. Работал и в нефтебазе и оттуда пошел на подстанцию. Пошел на курсы на месяц «Целинэнерго». Я там учился потом работал электрослесарем на подстанции. Там же мне дали Орден Трудового Красного знамени.

Дедушка, большое Вам спасибо за интересный разговор, но прежде за то, что вы подарили нам этот мир. Здоровья Вам и благополучия!

По словам сына дедушки, Сергея Федоровича Трубицына, с семьи дедушки Федора на войну забрали троих. Остальные были маленькие. Так же, по дороге он рассказал мне историю о взятии Кенигсберга.

«Когда Калининград брали, бывший Кенигсберг, ушло два или три месяца. Сколько было укреп районов, сильнейших, немцы, так сказать сделали там, непреступную крепость. Они столько пробовали, по всякому, и с боковой, и спереди, и сзади, а потом просто все его окружили, и все войска пошли на Берлин, а вот отца и часть армии оставили под Кенигсбергом. Два-три месяца готовили их, потому что немцы не сдавались. И когда уже солдаты знали, как на стены лезть, как преодолевать все ограждения, только тогда они пошли на штурм. Самый крепкий орешек из всех городов был этот Кенигсберг. За это отец получил медаль «За взятие Кенигсберга».