Тюлюбаева Акмарал. Дочь степей, Умит 12+

Стояла морозная погода. Северный ветер, казалось, задувал даже под тундик[1]. Молодая, невысокого роста девушка стояла посреди жилища кочевников и обливалась водой. Прохладная вода текла по длинным, ниже колен, волосам, по красивому, стройному телу Умит[2] и звонко ударялась о медный таз, словно подпевая мягкому голосу девушки. У Умит был от природы нежный и приятный голос. Именно услышав этот голосок, распевающий «Көзімнің қарасы»[3], мой дедушка, будучи высоким, статным джигитом, влюбился в байскую дочь, которая даже не повела бровью, увидев плечистого смуглого парня с большими мозолистыми руками на одном из аульских празднеств. А ведь именно он, простой паренек незнатных кровей, спасет в последующем жизнь своей Умит, которая останется сиротой в свои 18 лет и станет нищей в результате раскулачивания[4] ее родителей. Она еще долго будет скрывать, от своих детей и внуков, что в их венах течет также байская кровь, боясь за свою жизнь и жизнь своих потомков.

Но сейчас не об этом. Сейчас она наслаждалась ранним утром, беззаботным отрочеством. Ей даже не могло прийти в голову, что это одни из последних дней ее светлого и веселого детства, что никогда больше она не запоет так легко и непринужденно. Она еще не знает, что ее ждет долгая, трудная, полная испытаний, но, все же, счастливая жизнь. Она доживет до глубокой старости и будет доставать для своих внуков из своих бездонных карманов по-особому вкусные конфеты, оставшиеся от саркыта[5]. У нее родится более 10 детей, половина из которых уйдут из жизни по болезни в младенчестве или раннем возрасте. В то время это было делом привычным иметь более 8-10 детей. Но больше всего она будет оплакивать своих старших сыновей, так как нет ничего тягостнее на свете, чем провожать в последний путь своих взрослых детей, которые уже имеют своих собственных детей и внуков. Нет, Умит звонко смеялась и радовалась наступившему утру и восходившему солнцу, тепло которого она чувствовала через толстый кийиз[6]. 

Она быстро обтерлась мягкой тканью и одела свою лучшую одежду: длинное светло-розовое платье, сшитое специально для нее из ткани, купленной ее любимым отцом, Тогайбаем, и роскошно вышитый вручную камзол. Тогайбай слыл среди жителей аула своей щедростью и справедливостью. Он всегда помогал своим сородичам и соплеменникам. Может быть именно его благие деяния помогли спастись его единственной дочери от голода и разбойников, которые напали на их аул, когда родителей Умит уже не было в живых. В ту ночь она поспешно собрала котомку вещей и драгоценностей, которые ей остались от богатых родителей и которые не смогли найти большевики, расшвыряв все вещи и утварь по юрте. Они искали золотые и серебряные изделия, они знали, что в казахских степях не только умели разводить скот и мять войлок, но и владели искусством чеканки монет, умели делать ювелирные изделия из золота, серебра, меди и других драгоценных металлов. Но они даже не догадывались, что драгоценности у них были перед носом: украшения были поспешно спрятаны в копченом мясе, которое висело под куполом юрты.

Так вот, Умит взяла самое необходимое и бежала под покровом ночи в сторону реки. Камышовая заросль могла укрыть ее от преследователей, которые могли погнаться за ней. Вдруг она услышала топот копыт позади себя. Сердце забилось еще сильнее. Как они могли ее обнаружить и нагнать, ведь она была осторожна и быстра, как дикая лань? В темноте показались две фигуры всадников. Сил уже не было пробираться через густую заросль прибрежного камыша и воду, которая была по пояс. Слезы отчаяния текли по ее светлому лицу. Очередной раз обернувшись назад, чтобы оценить свои шансы скрыться от преследователей, она невольно вгляделась в силуэт одного из всадников, такой знакомый показался он ей. Конечно же, это был Жумадильда, тот самый широкоплечий, добродушный парень из простой семьи, который давно уже выказывал знаки внимания байской дочери, но которые Умит не замечала или делала вид, что не замечала, потому что гордость казахской девушки и благочестивое воспитание байской семьи не позволяли открыто показывать чувства. Рядом был, как оказалось, его друг. 

В этот момент чувство облегчения охватило ее, дрожащие от прохладной воды и страха руки успокоились, и она почувствовала, что с ее плеч словно сняли тяжелую ношу, непосильную для таких хрупких плеч. Она быстро плеснула речную воду себе на лицо, чтобы никто не увидел стекавшие ручьем слезы. 

«Умитжан, я думал уже никогда не смогу найти тебя и потеряю навсегда свою НАДЕЖДУ». 

«Как ты нашел меня?» - убирая локоны мокрых, вьющихся черных волос с высокого и широкого лба, форма которого свидетельствовала о наличии ума.

«Я сразу почувствовал опасность для тебя, когда узнал, что чужие в ауле, и побежал к тебе. Но твоя тетушка сказала, что ты убежала к реке,» - спрыгнув с седла, сказал Жумадильда. Он помог Умит сесть верхом на своего коня, а сам сел позади, обхватив ее за талию. Его горячее дыхание и энергия молодого тела согревали Умит. Все было понятно без слов. 

Умит больше никогда не покидала Жумадильду. И Жумадильда – Умит. Они прожили вместе до глубокой старости. Дедушка ушел по болезни в 73 года, на 11 лет опередив бабушку Умит. 

_____________

Окончательно обсохнув после купания, молодая Умит напевала казахские народные мотивы, выходя из богато убранной юрты. В ее длинные толстые косы были вплетены шолпы[7], а на запястье и пальцах красовались серебряные украшения и браслеты. Ювелирные мастера, зергеры, всегда относились к своей работе очень трепетно, с завидным профессионализмом создавая своими руками украшения индивидуально для каждой девушки. По витиеватым узорам украшений было видно, что это уникальная работа какого-то мастера.

____________

На деформированных от ревматоидного артрита пальцах рук и на запястьях Умит блестело на солнце серебро, то самое, которое передавалось из поколения в поколение. Некоторые украшения также были куплены и ее супругом, моим дедушкой.

Маленькая внучка, приехавшая с города, смотрела любопытными глазками на бабушку и недоумевала, почему бабушка не снимает свои серебряные браслеты и кольца, ведь под ними могут «затаиться» микробы и попасть потом через тесто в бауырсаки[8], которые бабушка Умит с любовью делала для своих приезжающих на летние каникулы многочисленных внуков.

Только чуть позже внучка вырастет и прочтет в книгах про свойства серебра и поймет глубокую мудрость своего народа, что серебряные изделия были не просто украшениями для девушек и оберегали их от злых духов и сглаза, но и обладали бактерицидными свойствами.

Взгляд девочки упал на лицо бабушки, пронизанное морщинками, потом на глаза, выцветшие с возрастом. Взор бабушки Умит был устремлен куда-то вдаль, в бескрайние казахские степи. Ее тело было здесь, во дворе дома, возле ее внучки, но мысли были где-то далеко.

«Әже[9],» - прервала ход мыслей внучка своим тонким голоском. Бабушка Умит словно очнулась ото сна, взяла свою трость и пошла домой читать намаз[10].

Даже согнутая нелегкой судьбой и тяжелым трудом в военные годы, а затем ежедневным трудом простой замужней казахской женщины, держа для опоры трость в свои 70 с лишним лет, бабушка Умит никогда не роптала на судьбу, а наоборот всегда благодарила Всевышнего в своем ежедневном пятиразовом намазе. Высокомерие, даже некая надменность прослеживалась в ее манерах, когда она усаживалась за низкий круглый стол. Чувствовалось аристократическое воспитание, врожденное благородство и достоинство. Самообладания и спокойствия ей было не занимать. Достойные манеры и сабр[11], которых так не хватает нам в повседневной жизни, еще не раз спасут ее от стрессовых ситуаций в жизни, измены мужа, потери близких и родных. Да и можно ли было назвать это изменой, не нам судить. Дедушка всегда помогал нуждающимся, малоимущим, подкармливал студентов, приезжающих в аул на практику. И в этот раз он помогал вдове из соседнего аула, оставшейся с детьми на руках. А что дальше случилось, никто точно не знает. Может случилась страсть? Но факт в том, что бабушка Умит не закатывала скандалов, никогда не кричала на своего мужа и не выясняла отношения с ним при детях и посторонних. Никто не слышал от нее ругани или плохих слов в адрес кого-либо, настолько надо быть мудрой женщиной. 

Бабушка Умит прожила 94 года и, может быть, прожила бы еще дольше, если бы не пневмония. Приученная с детства к чистоплотности, не боясь мартовской стужи, гордая дочь казахских степей, Умит никогда не подпускала к своему телу посторонних и предпочитала сама делать омовение, даже если члены тела уже не так слушались, как раньше. Она вышла, как обычно, на улицу для омовения перед ранней утренней молитвой, поскользнулась, упала и так пролежала, пока ее чуть позже не нашли домочадцы, которые спохватились ее, не найдя в своей постели.

________________

Прошла неделя. Родственники, дети, внуки и правнуки сидели у изголовья бабушки Умит. Измученное тяжелым кашлем исхудавшее тело лежало на белоснежной постели. Она посмотрела на всех своих потомков, слегка улыбнулась, словно прощаясь со всеми, и закрыла глаза. 

В этот момент один из младших правнуков, спавший в соседней комнате, проснулся и прибежал в спальню бабушки, сказав: «Әже». «Где?» - спросила его тетя. «Вот летит в белом,» - указывая куда-то в верхний угол комнаты, сказал двухлетний малыш. Все поняли, что душа бабушки покинула тело и скоро направится в небеса…

_______________

Умит – надежда – она никогда не покидала мою бабушку, не зря ее родители дали ей такое имя. Казахи вкладывали большой смысл в имена своих детей, ведь имя предопределяло судьбу человека.

[1] Түндік - войлочное покрывало, закрывающее верхнее отверстие юрты

[2] Үміт - с каз. Надежда

[3] «Көзімнің қарасы» - стихи казахского великого поэта Абая Кунанбайулы «Ты - очей моих свет», переложенные на его же музыку

[4] В январе 1930 года на основании постановления ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 года «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» в Казахстане началось массовое раскулачивание и выселение кулаков и баев – так называемая кампания ликвидации кулачества и байства как класса. К 1933 году массовое раскулачивание было завершено, но индивидуальное продолжалось.

[5] Сарқыт – с каз. гостинцы, принесенные из гостей

[6] Киіз – кошма, войлок, которые делались из овечьей или верблюжьей шерсти и которыми покрывалось жилище кочевников

[7] Шолпы -  украшения в виде подвесок на волосы, издающие при движении мелодичный звон, который защищал хозяйку, по поверьям казахов, от нечистой силы

[8] Бауырсақ – традиционное мучное изделие казахов и некоторых других народов Центральной Азии, алтайских, тюркских народов

[9] Әже – с каз. бабушка 

[10] Намаз – молитва мусульман

[11] Сабр – с араб. терпение, выносливость