НАХЛЕБНИЧЕК

Однажды тёмным вечером в дверь дома семейства Лохмотьевых кто-то постучался. Лохмотьевы, что сидели в кухне у камина, переглянулись и удивились: кого это к ним несёт в такой поздний час? Хозяин дома Лев Лохмотьев поднялся со стула, распахнул дверь и увидел, что на пороге стоит замёрзший бедняжка. Ма-а-аленький совсем, не выше дверной ручки.

– Здравствуйте! – сказал малыш.

– Это ещё кто такой? – Чтобы лучше разглядеть того, кто пришёл, мать Лохмотьева поднялась из мягкого кресла, а дядя Вонифатий приставил пенсне к глазам.

– Возьмите меня к себе, пожалуйста! – вновь раздался голосок.

– В смысле как это тебя к нам взять? – удивилась бабушка Лохмотьева. – Насовсем?

– Угу.

– Вот это да! – ахнули дети Лохмотьевых.

Ахнули и остальные.

– А ну зайди, не то весь дом выстудишь! – велел отец Лохмотьев.

Малыш сделал шаг вперёд, поближе к теплу. Он никак не мог расцепить замёрзшие пальчики, оглядывался по сторонам.  И боялся.

– И что же ты у нас будешь делать? – поинтересовалась тётя Помпония.

– Жить... – ответил маленький и так доверчиво улыбнулся ей, что тётя Помпония зажмурилась, всплеснула руками и воскликнула:

– Нет, ну вы гляньте!

Дядя Вонифатий протёр пенсне краем пледа и тщательно глянул. Остальные последовали его примеру.

– А зачем ты нам нужен, приблудный? – спросил отец Лохмотьев, наклонившись к самому носику бедняжки.

– Я не знаю... – прошептал этот самый приблудный. Большой Лохмотьев был очень страшен. – Но на улице так холодно... И жить очень хочется.

Как раз в этот вечер гостил у Лохмотьевых городской почтальон. Он принёс им свежие новости, да и задержался, чтобы переждать непогоду.

– Ты совсем ничей? – спросил почтальон.

– Совсем.

– Господа Лохмотьевы, – произнёс он тогда, – а не сделать ли вам доброе дело? Возьмите-ка вы его к себе в нахлебники! Пусть живёт, помогает по хозяйству. А в городе станут говорить про вас: «Ах, какие Лохмотьевы щедрые! Ох, какие заботливые! Как они помогают несчастным, как любят голодных. Это очень добрая семья. Посмотрите, кого они приютили!» Слава о вас пойдёт.

– Слава... Да. Она нужна нашему делу. – Почесал голову отец Лохмотьев и стал ещё более внимательно прислушиваться к словам почтальона.

– А о том, что вы из жалости взяли нахлебника, узнает весь город. – Улыбнулся почтальон. – Я уж постараюсь!

Лохмотьевы переглянулись. Добрая слава – это же очень надо, особенно сейчас, когда их дело пришло в упадок.

– Хорошо, берём его в нахлебники! – принял решение отец Лохмотьев, перед этим пошептавшись с матерью. – Ну-ка, иди сюда!

– Давай посмотрим – не больной он, не паршивый? – сказала мать, и вместе с отцом принялась крутить-вертеть нахлебника, рассматривать со всех сторон.

– Нет, нет, я здоровенький! – мотаясь туда-сюда в их руках, пискнул нахлебник.

Лохмотьевым и вправду не удалось отыскать на нём ничего подозрительного. Мать вытащила из шкафа полотенце и протянула его малышу.

– Иди в баню! – велела она, а отец Лохмотьев провёл его по тёмному коридору до самой двери, и, открыв её, отвесил своему нахлебнику воспитательный пинок.

Дверь тут же захлопнулась. Маленький нахлебник Лохмотьевых влетел в баню и остался один. Огляделся – ничего страшного. Пыхтела каменная печка, по лавкам стояли ковши и тазы, шуршали мокрыми листьями берёзовые веники.

Ох, до чего ж хорошо было Нахлебничку плескаться в тёплой воде! От душистого мыла летели разноцветные пузыри, с весёлым треском лопались у него перед носом... Долго мылся Нахлебничек, а как намылся и вытерся свежим полотенцем, немедленно отправился в кухню, к своим благодетелям.

– Всё! Я намытый, я чистенький! – с благодарностью воскликнул он, от тепла и счастья засыпая на ходу. – Спасибо.

Ах, какой оказался чистый, какой душистый, какой милый Нахлебник! Очень хотелось взять его на руки, приласкать, убаюкать.

Но все Лохмотьевы уже легли спать. Одна бабуля прошмыгнула по кухне, бросила Нахлебничку лоскутное одеяло и тоже отправилась на боковую – в свою спальню вверх по лестнице.

– Марш за печку! – скомандовала она.

– Ага! – и Нахлебничек юркнул за печку.

Там, в уголке и тепле, тоже было очень хорошо. Нахлебничек долго гнездился, сопел, пыхтел, устраиваясь поудобнее, наконец, свернулся калачиком и сладко уснул.

И теперь в семье Лохмотьевых было восемь ртов и один нахлебник.

Нахлебник сразу понял, что он нахлебник, и старался есть поменьше. Он очень стеснялся. «Я съем совсем чуть-чуть, я не объем вас!» – преданно глядя в глаза Лохмотьевым, повторял про себя Нахлебник.

Тётя Помпония тщательно следила за его питанием. Чтобы Нахлебник не ел ничего лишнего. Когда он помогал на кухне, тётя заставляла его надевать ватно-марлевую повязку. Нахлебник каждый раз дрожал, когда тётя Помпония повязывала ему на мордашку эту тряпичную вещь. Повязка, считала Помпония, не позволяла ему, бывшему уличному беспризорнику без прививок, начихать на продукты и в готовые блюда, а главное – незаметно сунуть в рот кусок чего-нибудь съестного. Так и бегал Нахлебник целый день в намордничке, иногда, правда, потихоньку высовывал нос, принюхивался и улыбался, представляя, от какой вкусной еды может так замечательно пахнуть.

Он очень старался всем понравиться. Носился по дому, хватался за любую работу, чтобы помочь, услужить Лохмотьевым. Очень, очень ему хотелось, чтобы всё было хорошо!

 

У семейства Лохмотьевых имелось своё дело, ещё древние Лохмотьевы основали его. Они были старьёвщиками, тряпичниками, и это многие годы приносило им доход.

Каждый день отец Лохмотьев появлялся на улицах города с тележкой. Он медленно ехал с ней вдоль домов и призывно кричал:

– Старьё берём! Старьё берём! Утиль, утиль!

К нему выбегали дети и хозяйки, выносили старые тряпки, кости, бумаги и железяки. Отец Лохмотьев складывал их в тележку, а за это добро выдавал кому нитки-иголки, кому набор рыболовных крючков, кому зеркальце. Когда тележка наполнялась, отец Лохмотьев возвращался домой.

И начиналась работа: на заднем дворе дома Лохмотьевы раскладывали всё по кучкам: кости в одну кучку, бумаги в другую, тряпки в третью, железяки в четвёртую. Железный лом, как самый ценный, отец Лохмотьев сдавал на переплавку, бумагу и тряпки мать заталкивала в сумки и носила на склад макулатуры. А некоторые находки ещё вполне можно было продать на блошином рынке – постирать их только как следует, почистить, подлатать. И у вещи, которую вытащили из мусора, начиналась вторая жизнь.

Последнее время плохи были дела Лохмотьевых. В городе объявились их удачливые конкуренты – компания братьев Золотарёвых. Они умели особенно ловко выманивать старьё у населения, так что на долю Лохмотьевых оставалось всё меньше и меньше городского утиля.

Поэтому они были очень опечалены таким положением вещей.

Целый день рылись Лохмотьевы в кучах старья, показывали друг другу ценные находки, иногда ссорились и дрались из-за них. Нахлебничек помогал им, рьяно копался в отбросах, выбирая то, что понравилось бы Лохмотьевым. Но ему доставались самые плохие, небогатые на добычу кучи. Поэтому хвалить Нахлебника было не за что, и Лохмотьевы от всей души ругали его, нерасторопного и невнимательного.

А из костей дед Лохмотьев варил клей. Некоторые кости, особенно большие коровьи мослы, он дробил в специальной машинке. А готовый клей разливал по бутылочкам и продавал в городскую канцелярию.

…Однажды Нахлебник помогал дедушке: очищал кости от мусора и подавал ему.

Раздавался страшный треск и хруст – это дед молотил кости в своей машинке. Нахлебник пугался этого хруста, зажимал уши, отчего ронял кости на пол, и дедушке приходилось отвешивать ему оплеухи. Но скоро всё это закончилось, и дед принялся мешать в огромной кастрюле своё костяное варево.

Клей остыл только поздно вечером, и дедушка стал разливать его по бутылочкам, которых Нахлебник набрал в мусорной куче и тщательно намыл. Обычно дедуля сам отправлялся в канцелярию сдавать клей и получать за него деньги. Но сегодня что-то очень он устал, да и было уже так поздно, что решил дед Лохмотьев послать в канцелярию Нахлебника. А для чего ж он ещё нужен, если не для побегушек? Вот и пусть бежит!

– Ну, неси! – велел дед, вручив Нахлебничку сумку с бутылками. И, пощёлкав большими деревянными счётами, посчитал-умножил, сколько денег за клей должен он выручить. – Смотри у меня, бутылки не потеряй, деньги не прикармань!

Помчался Нахлебничек. Повсюду уже гасли огни, все ложились спать. Так что, когда он прибежал в городскую канцелярию, там тоже было тихо и безлюдно.

– Стой! Ты кто такой? – раздался вдруг голос у Нахлебничка над ухом. – Чего в окна заглядываешь? Отвечай мне, канцелярскому сторожу!

– Я  нахлебник семейства Лохмотьевых. Клей принёс! – ответил Нахлебничек и протянул сторожу сумку.

– А что ж ты такой бестолковый, нахлебник? – удивился сторож, выводя малыша под свет фонаря и разглядывая его. – Кто ж ночью-то в канцелярию приходит? Все ушли, спят уже, знаешь об этом?

Нахлебник догадывался. Но раз уж послали его, надо было бежать. Поэтому он сказал:

– Дядя сторож, тогда передайте, пожалуйста, эти бутылочки для нужд канцелярии.

– А деньги, глупая твоя голова? – всплеснул руками сторож. – Кто ж тебе деньги за клей заплатит? Я не могу.

– Деньги… – расстроился Нахлебничек. – Не знаю. Ой, что же делать? Тогда буду ждать.

И он уселся на ступеньки, собираясь ждать наступления утра. Но сторож поднял его и поставил на ножки:

– Беги домой, вот дурачок! Завтра бутылки свои принесёшь.

Но Нахлебник снова уселся.

– Как же – завтра? Мне сказали – сегодня.

– Ругаться будут? – с жалостью спросил канцелярский сторож.

– Нет, нет! – отчаянно замотал головой Нахлебничек.

Но старого сторожа обмануть было сложно.

– Понятно. Тогда вот что. – сказал он. – Клей свой тут оставляй. А за деньгами завтра придёшь. Вот тебе расписка – что я, сторож городской канцелярии, взял у тебя канцелярский клей. И по предъявлению этой расписки тебе завтра здесь выдадут деньги. Отдашь их своим Лохмотьевым.

– Вот спасибо! – как же обрадовался Нахлебничек, прямо чуть не расцеловал доброго дядю сторожа.

– Ну, беги домой! – и сторож аккуратно подпихнул Нахлебничка в спину.

– До свидания!

И побежал Нахлебничек обратно. На город опустилась ночь. Где-то далеко выли собаки – так громко, что даже луне было страшно. Она тряслась на небе и старалась спрятаться за тучи. Так что вокруг было темно и очень страшно.

И вдруг как из-под земли перед Нахлебничком появилась чёрная фигура.

– Стой! Отдавай деньги! – схватив Нахлебничка за шею, зарычала фигура.

– Ой, а у меня нету! – пискнул Нахлебничек.

Но фигура не поверила.

– Ха-ха-ха! – захохотала она. – Говори, да не ври! Никто и никогда не врёт мне, разбойнику Одихмантию. Видел я, как ты в канцелярию бежал, бутылками звенел. Давай деньги!

– А мне там не дали денег! – честно признался Нахлебничек.

Разбойник Одихмантий рассвирепел.

– Ну, тогда прощайся с жизнью! – воскликнул он и выхватил острый ножик.

– До свидания! – попрощался Нахлебничек.

Нож дрогнул в руке Одихмантия.

– Не понял: кто – до свидания?

– Жизнь. – ответил Нахлебничек.

– Чья?

– Не знаю. – Нахлебничек растерялся. – Моя, наверное, да?…

Такого разбойник Одихмантий не ожидал.

– Ты глупый, что ли? – поинтересовался он, отпустив шею Нахлебничка.

Тот плюхнулся на землю, вскочил на ножки и с готовностью спросил:

– А что надо делать-то, дядя Одихмантий?

– Бояться! – рыкнул разбойник.

– Я боюсь!

Но то, как его боится Нахлебничек, разбойнику, видимо, не понравилось.

– А я не вижу! – взревел он. – Плохо, ух, плохо ты боишься разбойника Одихмантия!

Нахлебничек, чуть не плача, заглянул разбойнику в глаза:

– Так мне бояться или прощаться? Вы только скажите…

И разбойник Одихмантий уронил свой ужасный ножик.

– Слушай, а чего это ты такой покладистый? – присев на корточки возле Нахлебничка, спросил он. – Кто таков-то?

– Состою на хлебах у Лохмотьевых! – бодро и задорно воскликнул Нахлебничек.

Разбойник Одихмантий фыркнул:

– Ну и как тебе в нахлебниках живётся?

– Замечательно!

Слеза выкатилась из глаза разбойника. Не скупая, а очень щедрая, от всей души такая слезища. Одихмантий протянул свою загребущую разбойничью руку и осторожно погладил Нахлебничка по голове.

–Ишь ты, маленький… – проговорил он. – Ты знаешь что… Отправляйся домой. А если кто обидит, сразу обращайся ко мне. На большую дорогу к разбойнику Одихмантию. А я уж порядок наведу. Такого задам обидчикам жару и перцу! Ух!

– Спасибо, дяденька Одихмантий! – поблагодарил его Нахлебник.

До самого дома Лохмотьевых проводил Нахлебничка страшный разбойник. А у дверей – там, где малыш был уже в полной безопасности, развернулся и умчался  прочь. Большая дорога ждала его.

Нахлебничек стучался, стучался… Но напрасно. Он не знал, что Лохмотьевы, решившие, что тот обманул их и исчез вместе с деньгами в неизвестном направлении, заперлись на все замки и улеглись спать. Дольше всех не мог уснуть дед, который очень переживал, что так много клея приготовил зря. Он кряхтел, ворочался, причитал – и совершенно не слышал, как маленький Нахлебник скрёбся в дверь, в окошки и просился…

Просился долго. Бегал вокруг дома и очень надеялся, что его впустят.

– Это я, ваш Нахлебник! – бормотал он то в щёлочку двери, то пытаясь дотянуться до окна. – Пустите меня, пожалуйста! Я опоздал, но я больше так не буду! Ой, а что это у вас там, на столе? Наверное, что-то вкусное? А мне можно тоже? Я только чуть-чуть попробую! Пустите меня, пожалуйста!

Но его никто не слышал. Лохмотьевы сладко спали. Тогда Нахлебничек улёгся под окнами на лавочку, сжался в комочек, закрыл глаза…

– Ты любишь меня, Помпония? – услышал вдруг он.

Нахлебничек испугался и лежал, боясь пошевелиться. Завывание повторилось снова. Голос был грустный. И такой таинственный...

Тихонько скрипнула створка. Открылось окно.

– Уходи, бесстыжий! – послышался ещё один голос, кокетливый, в котором Нахлебник узнал голос тёти Помпонии Лохмотьевой.

– Ответь же: ты любишь меня, Помпония? – завыли с улицы.

Вместо ответа в окно выплеснулся таз воды. Окно захлопнулось.

– Ой! – пискнул Нахлебничек, на которого вся вода и обрушилась.

– Кто здесь? Что здесь? – испугался неизвестный в темноте.

– Это я здесь. – ответил мокрый Нахлебник. – Простите, пожалуйста.

– Ты кто?

– Нахлебник.

– А что ты тут делаешь?

– Прошусь. То есть сначала просился, а теперь сплю.

– Нечего спать. – заявил неизвестный, схватил Нахлебничка за шиворот и вытащил под свет фонаря. – Сейчас ты мне поможешь. Любовь, знаешь ли…

– Помогу. Конечно. – согласился Нахлебничек, перед носом которого тут же оказался огромный букет цветов.

– Иди, постучи в дверь, передай букет Помпонии! И вот это. – незнакомец сунул Нахлебничку толстый конверт. – Ну, вперёд!

Он подпихнул Нахлебничка в спину. И тот заторопился к тёмному дому.

Тук-тук-тук! – старательно постучался он.

Дверь открылась так неожиданно и так широко, что Нахлебничка откинуло далеко на клумбу. А букет, по которому пришёлся основной удар двери, рассыпал листки и лепестки по всему крыльцу.

– Это ещё что такое?! – рявкнули из двери. Это была тётя Помпония, которая или любила, или не любила того, кто пытался выяснить это.

Раздался топот – незнакомец дал дёру.

– Что это такое, я спрашиваю?

– Вам букет… Был… – проговорил Нахлебничек, с жалостью глядя на рассыпанные лепестки.

Тётя Помпония тоже уставилась на посыпанные цветами ступеньки.

– Ой, я сейчас всё подмету. – засуетился Нахлебничек. – Можно взять веник?

– Ах, веник тебе! – фыркнула тётя Помпония. – Шляется неизвестно где. Тебе надо не веник, а веником!

– Не надо, не надо! – взмолился Нахлебничек.

Тётя Помпония тоже решила, что не надо, и что лучше уничтожить следы пребывания поклонника, о котором, кажется, никто в доме не догадывался.

– То есть можно взять веник. Мети. – разрешила она. – Только тихо.

В руках у Нахлебничка очутился веник, и он принялся быстро подметать крыльцо.

– Хорошо метёшь. – заметила тётя Помпония, которая очень не любила домашнее хозяйство, но обожала чистоту и уют.

– Я стараюсь! – не сводя с неё глаз, пролепетал Нахлебничек. – Пустите меня домой!

Тётя Помпония посмотрела на него внимательно, помолчала, а потом сказала:

– Хорошо.

И Нахлебничек вслед за ней шустро прошмыгнул в дом. Дверь захлопнулась.

– Но. – продолжала шёпотом тётя Помпония. – За то, что я тебя, так и быть, пустила, ты должен помогать мне.

– Да! – согласился Нахлебничек, довольный, что всё хорошо, всё как раньше.

И тётя Помпония, оглядев тёмную кухню, на всякий случай притянула к себе Нахлебничка за ухо и долго шептала ему что-то. Он кивал и со всем соглашался.

 

Утром Нахлебника долго ругали.

– Где деньги, жулик? – размахивая костью у него перед носом, кричал дед.

– Украл! Он ворует! – возмущалась бабка.

– Воришка!

– Деньги… – расстроился Нахлебничек. – Вот и дядя Одихмантий денег просил. А у меня денег нету. Только расписка. Посмотрите, в канцелярии дали! За клей! – с этими словами он протянул Лохмотьевым канцелярскую расписку.

– Ха-ха-ха! – засмеялись все.

– Филькина грамота!

– Обманщик!

– Ворюга!

– Какой такой дядя Одихмантий?..

– На большой дороге мне попался. – честно признался Нахлебничек. – Он сказал к нему обращаться, если кто обидит. Давайте обратимся?

Лохмотьевы опешили. Некоторые, самые нестойкие – детишки Тоня с Лёней, бабуля и дед даже шлёпнулись на пол.

– Зачем? – в один голос ахнули они.

– Дружить будем… – ответил Нахлебничек, понял, что сказал что-то не то – и испугался.

– Вы видели, какие у него друзья? – взвился дядя Вонифатий, больше всех возмущённый этим. – Разбойник Одихмантий! Кошмар! И зачем мы его только взяли с улицы? Возможно, они сообщники. Потому что наукой доказано – нахлебники берутся из разбойников!

– Надо его выгнать – разбойника и вора! – стукнув Нахлебника по лбу костью, воскликнул дедушка.

– Не выгоняйте меня, пожалуйста! – заплакал маленький Нахлебничек.

– За кражу мы тебя накажем! – решила мать Лохмотьева.

– Иди сюда, буду тебя ремнём лупить. – сказал отец Лохмотьев и стал засучивать рукава, чтобы лупить Нахлебника.

Но в это время раздался громкий стук в дверь. Через секунду она сама распахнулась, и в дом шагнул хорошо знакомый Нахлебничку сторож городской канцелярии.

– Эй, хозяева! – гаркнул он. – Я сторож канцелярии. Чей нахлебник вчера прибегал? Ваш нахлебник?

– Нет, нет, не наш! – Лохмотьевы тут же испугались его сурового голоса.

И отказались от Нахлебника:

– Мы вообще его не знаем!

– Это кто вообще такой?

– Нет у нас никаких нахлебников!

Сторож скрипнул смазанными салом сапогами, шагнул на середину кухни, вытащил из кармана свёрток и сказал:

– Ему тут деньги полагаются. Забирайте.

Дедушка тут же услышал звон монет, бросился к сторожу и схватился за свёрток.

– О, давайте-давайте!

– Так нахлебник же не ваш. – проговорил сторож и подмигнул Нахлебничку.

– Наш! – в один голос завопили Лохмотьевы.

Дядя Вонифатий, совсем недавно кричавший про филькину грамоту, с этой же самой филькиной грамотой подскочил к сторожу:

– Вот и расписочка имеется.

– Точно. – согласился сторож и забрал расписку. – Она самая. Тогда получите деньги. Очень сознательный у вас нахлебник. Вы уж купите ему что-нибудь подарочное.

– Конечно, конечно! – уверили его Лохмотьевы.

Сторож торопился, а потому быстро покинул дом Лохмотьевых, ещё раз подмигнув Нахлебничку. Тот тоже подмигнул дяде сторожу.

Но подарка не получил.

Ему и так было хорошо.

 

***

– Не пойду я сегодня никуда! – услышал Нахлебник с раннего утра. Он высунул нос из-за печки и увидел, как отец Лохмотьев ходит по кухне из угла в угол в страшном гневе. – Не потащу эту тележку! Что толку бродить по городу, если никто ничего в неё не сдаёт!

– Ну как же ты не пойдёшь? – удивлялась мать, помешивая в котелке кашу. – Наша семья тогда умрёт с голоду.

– Не умрёт. – ответил отец. – У нас вон сколько дармоедов! Братец Вонифатий…

– Но ему нельзя работать, Лев! Он же занят научной деятельностью! – заступилась за брата тётя Помпония. Она сидела за столом и вышивала салфеточку. О том, чтобы ей самой пойти просить старьё берём, не было и речи.

Отец Лохмотьев задумался. Старые дед и бабка в расчёт не шли – они уже не могли таскать по городу тележку. Детям Лохмотьевым тоже нельзя. Они школьники.

– Ага! – взгляд отца Лохмотьева упал на Нахлебничка. – Вот кто! Нахлебник наш отправится!

– По-моему, это отличная мысль! – захлопала в ладоши тётя Помпония. Теперь уж точно никто её с тележкой попрошайничать не отправит. – Умница, Лев!

И не успел Нахлебничек опомниться, как его вывели из дома, подкатили к нему тележку и выпроводили за ворота – собирать старьё и лом.

– Помни: товар должен быть самого лучшего качества! – наказал отец Лохмотьев. – И с пустой тележкой не вздумай возвращаться!

Нахлебничек покатил тележку. Только что встало солнце, в кустах пели птички, тут и там по обочине дороги показывалась зелёная трава и первые цветочки – ведь пришла весна!

Из окон кухонь раздавался стук ножей, звон посуды, пыхтенье чайников. Нахлебничек, который раньше слушал эти звуки чужой домашней жизни и плакал, потому что своего дома у него не было, теперь веселился. Ведь сейчас эта радостная домашняя музыка играла и для него. Он был с Лохмотьевыми – и ничего, что нахлебником. Даже то, что он не успел сегодня поесть и сразу отправился с тележкой, не обижало его. Он заработает, заслужит, чтобы Лохмотьевы накормили его – их хлеб он будет есть не зря.

– Старьё! – на ходу крикнул Нахлебничек. – Старья дайте, пожалуйста!

Кричал он тихо, поэтому никто на утренней улице его не услышал. Тогда он остановился у одного из домов, набрал побольше воздуха и как мог громко попросил:

– Старые вещи ненужные берём! Ау!

Румяная красивая тётя выглянула из окна.

– Старьё, говоришь, маленький? Сейчас принесу.

Через минуту она появилась на улице с большой сумкой и вытряхнула из неё в тележку Нахлебничка много чего-то, наверное, ненужного.

– Спасибо! – обрадовался Нахлебничек. – Нате вам, тётенька, за это бусики.

И протянул ей гроздь блестящих камешков на нитке.

– Что ты, милый, бери так! – улыбнулась тётя. – Пойдём лучше ко мне, я тебя свежими пышками накормлю.

Но Нахлебничек решительно покачал головой. Он был верный.

– Не могу! – сказал он тёте. – Я чужой нахлебник. Лохмотьевых. Я сытый. Меня очень хорошо кормят. А вам спасибо ещё раз!

Он помахал доброй тёте и покатил тележку дальше.

– Старьё берём! Старьё берём! – кричал он тут и там.

Не прошло и часа, как тележка наполнилась до самого верха. Всем так понравился маленький Нахлебничек, что ему кидали что придётся – кто очень даже нужные вещи, кто интересные книжки, кто кости с мясом, кто одежду. И такую тяжёлую тележку Нахлебник сдвинуть с места уже не мог.

Но что оставалось делать? Ведь Лохмотьевы с нетерпением ждали свой товар, волновались – куда же пропал их нахлебник? Плакали, может быть, даже… Подумав об этом, Нахлебничек взбодрился – он не любил, когда кто-то плакал. Собрался с силами и толкнул тележку. Она медленно покатилась по дороге. Нахлебничек старался как только мог, пыхтел, упирался.

И вдруг…

– Здравствуй, Нахлебничек! – это разбойник Одихмантий неожиданно появился возле тележки.

– Ой, дядя Одихмантий! Здрасьте! – обрадовался Нахлебничек. – Вы грабить, да?

– Ну, в общем, нет… – замялся Одихмантий, но быстро справился с собой, подхватил ручки тележки и легко покатил её по дороге. – Просто дай, думаю, помогу маленькому Нахлебничку. Сам когда-то из нахлебников в разбойники подался. Очень уж меня допекли – не любили. Гоняли, шпыняли, есть не давали. Так вот и оказался на большой дороге.

Нахлебник, что бежал теперь, едва успевая, рядом с тележкой, очень удивился: ведь он слышал, что наоборот – из разбойников в нахлебники!

– Врут. – заявил Одихмантий. Ему так хотелось заглянуть в тележку старьёвщиков и как следует там покопаться – наверняка богатств в ней было не счесть. Но Одихмантий не мог грабить друзей. Для него это было как-то низко.

Поэтому вместо того, чтобы от души пограбить, он всё помогал и помогал Нахлебничку.

И вот показался Лохмотьевский дом. Остановив тележку, дружелюбный разбойник постучал кулаком по воротам.

– Будь здоров, маленький! – улыбнулся он Нахлебничку.

– Спасибо! – с благодарностью сказал тот.

– Да не за что. – махнул рукой Одихмантий, прислушиваясь к жизни за воротами. Там кто-то пыхтел и шебуршился. – Мы, разбойники, которые из нахлебников, все такие. 

 Заскрипели, отворяясь, ворота. Ш-шух! – и разбойника как ветром сдуло.

За ворота вышел отец Лохмотьев, оглядел тележку. Тут же сбежалась вся семья. Тележку быстро закатили во двор и бросились на кучу добра, которую насобирал Нахлебничек.

– Ай, молодец! – повторяли Лохмотьевы на разные голоса.

– Вот молодец!

Что и говорить, такой богатой добычи они не ожидали. На миг оторвавшись от кучи старья, отец Лохмотьев подпихнул Нахлебничка к тележке и весело скомандовал:

– Ну-ка, отправляйся ещё раз!

И снова Нахлебник оказался за воротами. Он опять катал тележку по городу и кричал: «Старьё берём!» Когда тележка наполнялась, Нахлебничек толкал её к дому и радовался – он хороший, он нужный.

 

***

Дядя Вонифатий был очень учёный. А ещё он учил других. Только это совсем не нравилось его ученикам – дядя Вонифатий был таким нудным, что ученики разбегались от него кто куда. И скоро разбежались все.

А страсть к науке у дяди Вонифатия осталась.

Тогда он принялся учить Нахлебника. Когда тот бывал не занят, дядя Вонифатий  отправлялся с ним на рынок. Там, прохаживаясь вдоль длинных рядов с продуктами, он рассказывал Нахлебнику, какие бывают разновидности еды, и что с чем нужно правильно есть. Он давно понял, что продукты – это большой пробел в знаниях Нахлебника. А Нахлебничек, которому обычно доставались лишь остатки и оплёски, охотно с ним соглашался: да, есть пробел, я неучёный, много пищи не видел. Но очень её люблю, такая она хорошая! И потому познавательные экскурсии казались дяде Вонифатию необыкновенно полезными. Ведь он давал знания чьей-то тёмной голове.

– Понял, Напродуктник? – рассказав об очередном деликатесе, спрашивал он у Нахлебничка, который то и дело вздыхал и облизывался, глядя на вкусную еду.

Дяде Вонифатию очень нравилось называть его всякими продуктовыми именами – и тут он не жалел фантазии.

– Конечно! – старательно отвечал Нахлебничек.

– У, не дурак ты, Насалатник. А хочешь попробовать? – тут же задавал вопрос дядя Вонифатий.

– Да, да! – поначалу радостно кричал Нахлебничек.

Но всякий раз дядя Вонифатий поднимал палец к небу и назидательно говорил:

– А вот накося, Набисквитник! Выкуси! – быстро заворачивал этот палец между двумя другими, создавая кукиш, – и совал его Нахлебничку под нос.

Бедный Нахлебник шарахался, а учёный дядя Вонифатий непременно добавлял:

– Тебе нельзя, Насырник. Не заработал. Ха-ха!

Тогда Нахлебничек стал отвечать, что совсем не хочет никаких вкусных продуктов. В такие моменты дядя Вонифатий тряс у него перед носом тем же пальцем, который до этого входил в состав кукиша, и говорил:

– А надо хотеть! Для кого ж это всё наготовлено? Отвечай, Напирожник!

Нахлебничек не знал ответа на такой вопрос, пожимал плечами и разводил руками.

– Не знаю. – говорил он, и тогда дядя Вонифатий научно и громко хохотал на весь рынок. 

Это было не так обидно, как кукиш, поэтому теперь Нахлебник всегда отвечал «нет». И тогда познавательная экскурсия вдоль продуктовых рядов продолжалась.

 

***

Как-то раз отец Лохмотьев вытащил из кучи старья-берём ботиночки. Он намётанным глазом осмотрел их, подозвал к себе Нахлебника и велел:

– Примерь!

Нахлебничек примерил.

– Носи! – щедро разрешил отец Лохмотьев.

И Нахлебник стал бегать в этих башмаках. Он представлял себе, кто и куда ходил в них до него, сколько дорог они повидали, где побывали. Выбегать ранним утром на улицу с тележкой было очень зябко, Нахлебнику приходилось нестись очень быстро, чтобы согреть пятки и пальчики. А теперь, в ботинках, – просто замечательно!

Очень рад был Нахлебник, старательно мыл и чистил свои башмаки, гладил их ладошкой, даже целовал в носики. И думал, что ему в жизни очень повезло.

 

***

По городу, как и обещал почтальон, распространилась весть о том, до чего же благородное семейство Лохмотьевых, и какой же милый Нахлебник у них живёт.

Однажды в дом Лохмотьевых пришли из городского управления, посмотрели на чистенького, аккуратного Нахлебничка, погладили его по голове и наградили Лохмотьевых дипломом почётных благотворителей. Так обрадовались Лохмотьевы, что в этот день за обедом выдали Нахлебнику самую свежую булку.

А как радовался Нахлебничек! Как благодарен он был семейству, которое, несмотря на свои восемь ртов, пригрело его! У него ведь не было ничего своего, поэтому ни на что хорошее он права не имел. Значит, ему нужно ещё больше стараться – и Нахлебник старался. Радостно-радостно.

Тем временем дела Лохмотьевых пошли в гору. Вместе с Нахлебничком в их дом пришла удача. А братья Золотарёвы, к сожалению, разорились – ведь все кидали мусор только в тележку Лохмотьевых! Братья уехали в лес, устроили там лесопилку и пилили доски.

Теперь Лохмотьева-мать целыми днями стояла на блошином рынке, торговала улучшенным старьём. Горы бумаги на макулатуру, кучи металла в металлолом, ряды бутылочек с клеем – всё это приносило деньги. У Нахлебничка не было ни одной свободной минуты – до самой поздней ночи возил он по городу тележку.

Несколько раз Лохмотьевы пытались отправить собирать товары и своих родных детей. Но Тоня с Лёней быстро уставали и возвращались ни с чем. На старьё везёт только Нахлебнику – не сомневались теперь Лохмотьевы. И о том, что с тележкой будет ходить кто-то другой, больше не помышляли. 

 

***

А ночами под окна дома приходил поклонник – поинтересоваться, любит ли его Помпония. И Нахлебничек не спал, караулил. Рядом с ним стоял тазик, полный воды. Эту воду нужно было выплеснуть на поклонника. Мелкими шажками, стараясь не мелькать, Нахлебничек перебегал от окна к окну и был всегда наготове.

 Но поклонник оказался хитрым, его вой: «Ты лю-у-бишь меня, Помпо-о-ния?!» раздавался иногда и от двери.

– Туда! – командовала тётя Помпония.

Нахлебник бежал туда, но, бывало, спотыкался, ронял тяжёлый таз, вода выплёскивалась. Поклонник выл, откуда хотел, бросался букетами в окна.

А бедный Нахлебник слушал, как ругается тётя Помпония. И всю ночь то стоял в ожидании, то бегал с тазом туда-сюда. Он научился лихо выплёскивать воду точно мимо, чтобы не замочить, не простудить такого верного и постоянного поклонника.

…Как-то тёмной ночью караулил Нахлебничек на улице – такой пост выбрала ему тётя Помпония. Сама она, прихорашиваясь в кухне у зеркала, и так и эдак поворачиваясь, кокетливо бормотала сама с собой: «Хо-хо-хо! Вы влюблены? Ха-ха-ха! Ах, пустое...»

Что-то давно поклонник не приходил – больно уж долго не хотела отвечать на вопрос про любовь прелестная Помпония. Бедный Нахлебник, который умаялся за день, еле держал таз. И зевал.

– Эй! – раздалось из кустов.

– Ой! – испугался Нахлебничек.

– Не «ой», а дядя Одихмантий! – и к изумлённому Нахлебнику вышел его старый друг с большой дороги. – Чего не спишь?

– Не хочется…

– А чего хочется?

– Не знаю…

Дядя Одихмантий уселся на клумбу под окном, закатил глаза:

– А знаешь, чего хочется мне, грозному разбойнику Одихмантию? Еды поесть. Лепёшку или коврижку какую сейчас бы умял. Трудно нам, разбойникам, хлеб достаётся.

Нахлебничек, у которого в заветном уголке с обеда была припрятана булка, попросил дядю Одихмантия подержать таз – и шмыгнул в дом.

– Ты любишь меня, Помпония? – раздалось под окном.

Это услышал и разбойник Одихмантий, что остался караулить вместо Нахлебника.

– Помпон и кто? Кто «я»-то? – удивился он. –Я тут один, без всякого помпона. Я – разбойник Одихмантий.

Бедный поклонник, который только-только выполз из-под куста и устремился к окошку прелестницы, в ужасе замер – и ни ногой, ни рукой пошевелить не мог.

– Я к Помпонии… – пробормотал он.

– А это ктой-то?

– Это женщина-мечта! – ахнул поклонник.

– Влюблён? – догадался разбойник.

– Да…

– А чего ж не женишься?

– В безответной неопределённости нахожусь… – пожаловался поклонник.

– А хочешь, – предложил Одихмантий, – я тебе твою Помпонию украду?

Однако для поклонника очень важно было сначала выяснить, любит ли его Помпония. Но деятельный разбойник уже всё придумал.

– Ты быстрей давай спрашивай, а я её ловить буду – вот этим тазом. – скомандовал он. – Понял?

– Понял! – согласился уставший от неопределённости поклонник. И, вытянув шею, призывно заголосил в сторону двери. – Ты любишь меня, Помпония?

Выплеснув воду из таза – чтобы она не мешала ловить пташку-Помпонию, разбойник Одихмантий приготовился. А вода как раз попала в кудрявую причёску тётушки, которая высунула голову в окно, чтобы посмотреть, появился ли поклонник.

В этот момент открылась дверь – и, взмахнув тазом, Одихмантий накрыл им любовь поклонника.

– Хватай её и беги! – скомандовал разбойник.

Но поклонник был благородный. Так он поступить не мог.

– Ах ты, нахлебник-дармоед! – раздалось тут у него над ухом. И в этот же миг поклонник получил удар веником.

Это Помпония выскочила из дома.

– Ошибка вышла! – охнул разбойник. – Эй, Нахлебничек, ты где?

– Тут я, под тазиком! – донеслось со ступенек.

Услышав шум, в тёмную ночь выскочила на порог и вся семья Лохмотьевых.

Перепуганный поклонник умчался.

– Держите его! – воскликнула тётя Помпония, которая именно в этот миг наконец решилась сказать верному поклоннику «Да!»

И Лохмотьевы бросились за ним.

– Бежим и мы! – выхватив малыша из-под тазика, воскликнул Одихмантий и помчался на большую дорогу.

Нахлебничку пришлось припустить вслед за ним.

Светила большая круглая луна, похожая на сыр. Или булочку. Которую протянул своему другу маленький Нахлебник.

– Ой, бу-у-улочка! – обрадовался грозный разбойник. – Мне? Ай, спасибо, Нахлебничек! У тебя их, много, что ли?

– Ага! – честно соврал Нахлебник.

– Стало быть, ты и правда хорошо живёшь, сытно. – заулыбался разбойник. – Ух, ням-ням-ням! Нет, не обманешь – глазёнки-то твои голодные так и сверкнули. Разделим булку по-братски.

Разломив булочку, добрый разбойник протянул половинку Нахлебнику. Тот благодарно вздохнул и принялся её уписывать. Хороша была булочка, что и говорить!

На небе сияла булочка-луна. Яркая, глазастая. Она освещала дорогу – большую, уводящую далеко из города.

– Что, Нахлебник, попадёт тебе за то, что я с тёткиным кавалером так обошёлся? – поинтересовался разбойник Одихмантий.

– Нет, конечно! – снова попытался обмануть Нахлебничек.

– Уж меня-то не надуешь. – нахмурился Одихмантий, отправляя в рот последний кусок булки. 

  На самом деле Нахлебничек очень боялся, что его теперь вообще не пустят домой бедные Лохмотьевы, которые носились сейчас по городу и ловили сбежавшего поклонника. Ему стало грустно и страшно, но виду он старался не подавать.

– Тоска, Нахлебничек. – вздохнул Одихмантий. – А давай-ка с тобой на луну повоем.

– Зачем? – удивился Нахлебник.

– Не знаю. – пожал могучими плечами разбойник – бывший нахлебник. – Привык. Нету ведь у меня ни роду, ни племени. Одна только эта большая дорога. И луна. Частенько я тут вою. То от голода, то от холода. А то обижусь крепко – и тоже вою.

Сказал так Одихмантий и завыл. Громко, протяжно: у-у-у-ва-а-а!

– У-у-у! – завыл вместе с ним и Нахлебничек.

– О-о-о! – беззвучно подвывала им луна, сложив рот бараночкой.

И правда, помогло. Повыли – и стало не так грустно.

– Ну, Нахлебничек, отправляйся-ка ты домой. – сказал разбойник. – Наверняка хватились тебя Лохмотьевы. И простили – это точно!

– Правда? – с надеждой воскликнул Нахлебничек.

– Конечно!

И Нахлебник подумал о своих дорогих Лохмотьевых очень-очень хорошо.

– Дядя Одихмантий, а может, вам тоже к ним попроситься! – предложил он.

– Куда? Опять в нахлебники?

– Ага!

Разбойник Одихмантий раскатисто захохотал:

– Какой же ты глупыш! Где ты видел таких здоровенных нахлебников? Да ещё с большой дороги. Нет, мне уже поздно. Я в люди выбился. Тут, на большой дороге, вольному разбойничку хорошо. Так что обо мне не беспокойся и беги-ка, дружок.

Долго махал Нахлебник Одихмантию – пока тот не слился с ночной темнотой.

А затем вошёл в пустой дом, запалил камин и стал ждать убежавшее семейство. Расстроенные Лохмотьевы появились скоро. Поклонника им поймать не удалось.

Тётя Помпония страдала.

 

И с этой поры перестал поклонник приходить под окна. И ни слуху от него, ни духу. Убежал он, видно, очень далеко. Напрасно Нахлебничек, как родного, караулил его под окнами. Напрасно не спали Лохмотьевы, ожидая, что тот придёт, и о его серьёзных намерениях им удастся как следует разузнать.

И уж тем более напрасно наряжалась тётя Помпония, чтобы, как обычно, мелькнуть ночью в окне или на мгновенье появиться в открытой двери. Никто не завывал с улицы, не спрашивал: «Ты любишь меня, Помпония?»

Настроение у тёти Помпонии было очень злое.

Однажды в дом пришёл городской почтальон и вручил Нахлебнику, который открыл ему дверь, конверт с письмом для Помпонии Лохмотьевой. Простившись с почтальоном, Нахлебничек со всех ног бросился к тёте, протянул ей письмо. И…

– Что ты мне такое принёс! – не своим голосом закричала тётя. – Ты будешь наказан, дармоед!

На пол упало письмо от поклонника, который сообщал, что взаимной любви он не дождался, а потому – прощай, Помпония, навсегда!..

На крик несчастной Помпонии сбежалось всё семейство, бедная тётя в слезах умчалась прочь, а Нахлебник так и остался стоять у рокового письма.

Конечно, его немедленно приструнили – урезали количество еды, которую давали ему за завтраком, обедом и ужином. Так что теперь не каждый день бывал он насупником и накартошником. А уж наконфетником – и вовсе никогда.

Так Нахлебник пострадал за любовь.

 

***

Шло время. В любую погоду видели Нахлебничка на улицах города. Он бегал туда-сюда со своей тележкой – такой хороший, такой милый, что каждому хотелось пожалеть его, накормить досыта, приютить. Но он никому не давался в руки, потому что был благодарен той семье, которая первой пригрела его. И старался сделать всё для процветания Лохмотьевых.

– Что же ты всё бродишь, маленький Нахлебничек? – спрашивали у него. – Почему не сидишь дома у тёплой печки, как другие дети?

 Но Нахлебник только улыбался и отвечал, что скоро тоже отправится в тепло и уют.

– Почему же Лохмотьевы так плохо обращаются с ним? – говорили не раз. – Почему заставляют так тяжело работать?

И однажды в дом Лохмотьевых снова пришли из городского управления, хотели отобрать диплом почётных благотворителей. Нахлебничек как раз привёз очередную тележку старья – и через минуту появился перед комиссией весёлый и чистенький.

– Мне хорошо живётся! Я тут всех очень люблю! – сказал Нахлебничек и улыбнулся. – Мне так здорово в тепле и уюте!

Комиссия из городского управления погладила Нахлебничка по голове и ушла. Почётный диплом остался у Лохмотьевых. Которые уже и сами не знали, радоваться этому или наоборот.

Обрадовался только Нахлебник. Ведь часто ему казалось, что вот-вот – и его выгонят.  А теперь стало понятно – не выгонят. Он останется домашним.

Когда вечером маленький Нахлебничек устроился спать за печкой, сны ему снились особенно сладкие и счастливые.

 

***

Замяли, замяли Нахлебника! Еле выбрался он из-под кучи-малы.

На большом городском празднике проводилась лотерея – с украшенного и гирляндами помоста в толпу бросали большие пироги: и простые, и с сюрпризом. Кто поймает пирог с начинкой из денег – тот лотерею и выиграл. И надо же, так совпало, что самый большой, самый тяжёлый пирог с деньгами полетел прямо в Нахлебника, который вместе со всеми Лохмотьевыми, умытый и причёсанный, стоял в гуще народа. Большущий пирог пришлёпнул маленького Нахлебника к самой земле – и напрасно Нахлебничек попытался отмахнуться. Наоборот получилось – пирог он поймал, да с ним и шмякнулся. Тут уж на него все и напрыгнули – ух, как бросились давиться и стараться отнять лотерейный выигрыш! Нахлебника-то тут и замяли, но он всё-таки выбрался, подбежал к Лохмотьевым и с гордостью протянул добычу им. Они разломили пирог, увидели, что в нём начинка из денег. И обрадовались, ух!

– Кто поймал пирог с деньгами? – раздался над площадью громкий голос.

– Мы поймали! – закричали Лохмотьевы и замахали руками. – Мы, Лохмотьевы!

– Тогда забирайте себе! – крикнули в медный рупор. – И идите сюда! Добавку будем вручать!

Лохмотьевы поспешили туда, куда их позвали. Вокруг все пинались, толкались, но Лохмотьевы так хорошо работали локтями, что скоро добрались до того места, где их, как победителей, уже ждали. Нахлебничек, которого сквозь толпу тащили за руку, – чтобы предъявить, если надо, тоже оказался в центре внимания.

– Самые ловкие, самые сильные, самые умелые участники лотереи награждаются почётными венками! – и весёлые клоуны надели Лохмотьевым на шеи пышные венки.

– Поздравляем! Поздравляем! – неслось со всех сторон.

Мать Лохмотьева, которая крепко держала в руках выигрышный пирог, подняла его над головой и потрясла им в воздухе. А после этого разделила на части – и всем, даже Нахлебничку, досталось по большому куску. Нахлебник в один миг сгамкал его – вкусный такой пышный пирожочек. Деньги отец Лохмотьев тщательно упрятал в самый надёжный карман. Довольная семья отправилась к каруселям. Как вдруг…

– Везут, везут! – раздалось со всех сторон.

– Где везут? Кого везут? – заинтересовались Лохмотьевы.

И выяснилось, что они не знали самого главного – городской праздник был устроен в честь того, что наконец-то поймали злого разбойника Одихмантия! Ура! Больше никто не будет безобразничать на большой дороге! Вот горожане и радовались этому, вот и летали в воздухе лотерейные пироги.

– С дороги, с дороги! – кричал возница, размахивая длинным хлыстом.

Толпа расступилась – и Нахлебничек с ужасом увидел, что его друга, весёлого разбойника Одихмантия, везут в железной клетке!

– А вот и он! – радостно кричали клоуны, которые только что поздравляли Лохмотьевых.  – Он, ужасный злодей и разбойник Одихмантий, гроза нашего города, наконец-то схвачен! Не бойтесь, граждане, клетка надёжная! Он не выскочит и не набросится на вас!

Со всех ног кинулся Нахлебничек к телеге, прижался к железным прутьям.

– Дядя Одихмантий, почему вы в клетке? – закричал он.

Грустный Одихмантий – ещё грустнее, чем тогда, когда они выли на луну, улыбнулся Нахлебничку и сказал:

– Потому что праздник, малыш. Очень трудно быть разбойником.

– А куда вас везут?

– В тюрьму. – загремел цепями Одихмантий. – Буду теперь там жить.

Маленький Нахлебник был с этим не согласен.

– Что же это за дом такой – тюрьма? – воскликнул он, схватился за толстые прутья и изо всех сил крикнул. – Отпустите его, пожалуйста!

Но к нему уже пробирались суровые полицейские.

– Это кто такой? – гаркнули они. – Сообщник разбойника?

– Нет, это наш глупый нахлебник… – испуганно принялись оправдываться Лохмотьевы.

– Тогда увести немедленно. – приказали полицейские, подхватили Нахлебничка и передали  Лохмотьевым из рук в руки.

– Дядя Одихмантий хороший! – крикнул малыш и заплакал.

– Не горюй, Нахлебничек! – бодро воскликнул ему вслед Одихмантий. – И не ходи на большую дорогу, не будь разбойником! Пусть у тебя жизнь счастливенько сложится, дружок!

Больше Нахлебник не видел его. Лохмотьевы постарались как можно скорее затеряться в толпе – чтобы не привлекать к себе внимания, которое притягивал ставший опасным Нахлебник. Как можно скорее они кинулись развлекаться – качели, карусели и весёлые конкурсы ждали их.

Нахлебничек не замечал ничего вокруг. Он думал о своём несчастном друге. Как помочь ему, что сделать? Ничего не придумал. А потому было ему не по-праздничному горько и обидно.

Долго веселились Лохмотьевы. Наступил вечер. Довольные, уставшие, они отправились домой.

Нахлебничек брёл позади. Если на праздник он радостно мчался впереди всех, стуча каблуками начищенных башмаков, подпрыгивал, пел, смеялся, то теперь было его не узнать.

Придя домой, Лохмотьевы долго смотрели на своего Нахлебника, качали головами, советовались... И, наконец, дед поманил его пальцем.

Нахлебничек подошёл.

– Что ж мы тебя не любим-то, Нахлебник? – спросил у него дед.

– Вот живёшь ты у нас, кормим-поим мы тебя, а не любим. – поддержала его тётя Помпония. – Как быть?

Нахлебничек так удивился, что даже «Не знаю» ответить не смог. Но если раньше он обязательно постарался бы показаться дорогим благодетелям Лохмотьевым в самом хорошем свете – наверняка запел бы тоненьким голоском, затопотал бы, закружился, то сейчас – нет. Нахлебнику было жалко бедного Одихмантия, и он мог только плакать.

– Может, нам завести другого нахлебника? – предложил отец Лохмотьев.

– Да, и тогда мы его полюбим. – вздохнула мать. – А то этого никак не можем.

– А может, никакого не надо? – сказали Тоня и Лёня.

– Но работает-то хорошо. – развёл руками дед.

–Наплюшник – дармоед! – заключил дядя Вонифатий таким научным голосом, что всем пришлось с ним согласиться.

Лохмотьевы дружно прослезились, но делать было нечего. Они положили сухариков в узелок, налили в бутылку водички. И поздним вечером, когда в городе уже редко где горели огни, выставили Нахлебника за порог.

– Иди, Нахлебник, куда-нибудь ещё. – сказали Лохмотьевы на прощанье. – Что поделать – не можем мы тебя любить. Не умеем.

– Спасибо вам всё равно! – сказал Нахлебник, повесил узелок на палку и шагнул в темноту.

На следующий день многие рассказывали, что видели, как Нахлебничек убегал из их города.

– Он сам! – уверяли Лохмотьевы.

И это было почти правда.

 

***

Всю ночь и весь день бежал по дороге маленький Нахлебник. Он очень устал, до крови стёр пяточки, но остановиться не мог. На бегу он съел все сухари, с благодарностью выпил воду из бутылки, которую дали ему с собой Лохмотьевы.

Как хорошо жилось Нахлебничку в их большом доме! Он просыпался с первыми птичками, умывался и бегал на цыпочках тут и там. Где нужно помочь? Что сделать? Он был благодарным нахлебником, и ел совсем мало.

Но его всё равно выгнали. И теперь у него снова не было дома.

Значит, решил Нахлебничек, он делал что-то не так, не сильно старался. Но теперь-то он обязательно кому-нибудь понравится, обязательно заслужит, чтобы его полюбили!

 

…В этот городок он вошёл поздним вечером. Тщательно оглядел себя – стряхнул грязь, выбил пыль из одежды, пригладил волосы. Но от башмаков остались, считай, одни шнурочки – подошвы совсем стёрлись по дороге. В таком виде появляться было нельзя. Башмаки пришлось снять. Но без них, босиком, Нахлебничек тоже выглядел не очень…

Темнело. Горожане сидели в своих жилищах. И только маленький Нахлебник бегал от дома к дому и заглядывал в освещённые окошки. Он поднимался на цыпочки, вытягивал шейку и старался разглядеть, что же там происходит, в тёплой уютной комнате, где горят яркие огни?

«Что там у вас такое? – шептал Нахлебничек и осторожно скрёбся в окошко. – У вас там, наверно, хорошо. Вы едите что-то вкусное? И я, я тоже очень хочу! Возьмите меня к себе, пожалуйста!»

Но никто в доме не замечал, как Нахлебник скребётся в окошко, не слышал, как он просится войти. Нахлебничек бежал к следующему дому. Но и там никто его не слышал и не ждал.

Нахлебничек вспоминал своего бедного друга – лихого Одихмантия, и слёзы катились из его глаз. Бедный, бедный Одихмантий – ведь, думал Нахлебничек, Одихмантию там, в тюрьме, гораздо хуже, чем ему.

Подбиралась ночь. Нахлебник решил затаиться в тёмном тупике на куче пожухлых листьев. Здесь было тихо – ветер почти не задувал. Долго шуршал Нахлебничек листьями, устраиваясь поудобнее, наконец, улёгся, сложил ручки калачиком и уткнул в них нос. Устал, Нахлебничек очень устал – и когда бежал по большой дороге, и когда просился по чужим домам. Сон сморил малыша.

А ранним утром дворник шуганул его большой колючей метлой. Нахлебничек вскочил и помчался прочь от ругачего дворника, который, сам испугавшись спящего в листьях оборванца, грозно тряс метлой и свирепо ругался.

 

И вот теперь Нахлебник снова бежал, не чувствуя под собой ножек. А навстречу ему летел румяный и довольный жизнью дяденька. В одной руке он держал пышную поджаристую булку, в другой большой надкушенный пирог. Его карманы были набиты мукой, иногда она вылетала и зависала в воздухе белым прикарманным облачком.

– Здорово, молодёжь! – бодро воскликнул дядя. – Ты кто будешь? Чего несчастный-то такой?

– Я Нахлебник. – ответил Нахлебник.

– Ха! Да ты ж со мной одного поля ягода! – обрадовался дяденька. – Ну, так и есть! У меня нюх! Я своих за километр чую!

– Кого – своих? – удивился Нахлебничек.

– Свою братию. Нахлебников. – уверенно заявил дяденька. – Знакомься: я дядя Нахлеб. И ты знаешь, что я только что сделал? От булочника ушёл. Да!

Конечно, судя по пинку, который дядя Нахлеб только что получил из двери, было понятно, что ушёл он от булочника не сам. Но маленький Нахлебник об этом не догадывался.

– Да, дружок, – продолжал дядя Нахлеб, откусывая то от пирога, то от булки. – И скажу тебе, что у булочников нахлебникам самая сладкая жизнь – постоянно на свежих сытных хлебах. Так что иди-ка ты меня смени – попросись к булочнику. А я к мяснику в нахлебники подамся.

– Будете Намясник? – с восторгом закатив глазки и мечтательно облизнувшись, сказал Нахлебничек.

– Ага! Нам, нахлебникам, что нужно: сытно есть, в тепле спать и жить на всём готовеньком.

Сказав это, дядя Нахлеб по-свойски, как нахлебник нахлебнику, подмигнул малышу, сжевал остатки пирога, потрепал Нахлебничка по щеке и помчался вперёд. Лавка мясника была недалеко.

Нахлебник посмотрел ему вслед. И решил, что такая у него судьба – ко всем проситься. Была, не была – надо идти к булочнику. Тем более что порог его дома оказался совсем рядом – ведь именно оттуда стартовал дядя Нахлеб.

 

… –Нахлебник? – строго спросил булочник.

– Да. – ответил Нахлебничек и заплакал.

Он испугался сурового булочника. И понял, что, наверно, он ему никогда не понравится, нечего даже и стараться. Но раз булочник разрешил жить у него – то жить надо.

Целыми днями Нахлебничек работал – таскал тяжёлые кули с мукой. Есть он совсем не просил, потому что думал: раз он уже живёт у булочника на хлебах, то его и кормить тут не обязаны. Много раз Нахлебник совал нос в муку, пробовал её есть, чихал и плакал.

Теперь он плакал всё время. Слёзы капали в муку, Нахлебничек вытирал их со щёк и носа, перемазывался в муке и был очень даже страшненьким.

Булочник никак не мог привыкнуть, что после ленивого и хитрого дяди Нахлеба у него живёт маленький покладистый Нахлебничек, который не ворует и не спит на мешках целыми днями. Он почти не кормил его, всё время ругал – говорил всё то, что не успел высказать дяде Нахлебу.

– Слушай, а может, ты и не нахлебник вовсе? – спросил он однажды у Нахлебничка.

–Нахлебник, Нахлебник! – подтвердил Нахлебник.

Он был уверен, что его так и звали всегда – Нахлебник.

– А откуда же ты взялся? – как-то спросил булочник.

– Как родился, так вот и брожу, прошусь. – улыбнулся Нахлебник и заплакал. 

– Ну, иди работай. – велел ему булочник. Других слов он не знал.

И Нахлебничек помчался работать. Он был расторопным и успевал везде.

 

Когда становилось совсем уж грустно, Нахлебничек бежал на поля и луга, что раскинулись за городом. Там он гулял, забирался на горки и смотрел вдаль.

Однажды мимо него проходило стадо баранов. Нахлебничек сидел в траве среди колокольчиков. Один баран подошёл к нему.

– Что ты плачешь, маленький? – спросил его баран. – Как тебя зовут? Меня зовут баран Бяша. Давай поиграем?

И они начали играть, носиться по лугу. Нахлебничек так заигрался, что опоздал к своему булочнику.

Тот сильно ругался, но на следующий день Нахлебник снова прибежал к Бяше. Так они подружились. Нахлебник был гордым и плакать перестал: ведь у него появился новый друг!

Баран Бяша грел его своей длинной кудлатой шерстью, Нахлебничек зарывался в неё и спал на пастбище. Если удавалась возможность, он припрятывал для барана Бяши вкусные пироги и плюшки, которые иногда выдавал ему булочник: кривые, подгорелые – те, что никто бы не купил.

 Так прошло лето, и наступила осень. К старому булочнику пришло счастье: он разбогател, а вскоре в доме появилась молодая булочница – его жена. Теперь и она тоже стала следить за тем, чтобы Нахлебник был как следует занят работой, так что трудиться он стал в два раза больше. Бегать в поля к барану Бяше удавалось лишь изредка. Нахлебничек тосковал.

И молодой булочнице он не нравился. Однако, как выгнать его, она не знала.

 

Однажды возле дома Нахлебничку повстречался дядя Нахлеб.

– Ну, как жизнь, лежебока? – поинтересовался он. Вид у дяди Нахлеба был такой же бодрый, румяные щёки чуть не лопались от здорового жира. А синяк под глазом только придавал дяде Нахлебу значительности.

– Хорошо жизнь. – ответил Нахлебничек, затаскивая в дом огромный мешок муки.

– Ну тогда иди-ка мне булку стащи. – велел дядя Нахлеб и  подмигнул как заговорщик: мол, такое уж наше дело, нахлебницкое!

– Как? – Нахлебничек чуть не споткнулся.

– Очень просто. Булочку хочется. А то мне одно мясо и колбасу есть, без хлеба, во уже как надоело! Ну, беги!

Он оторвал Нахлебничка от мешка и подпихнул к двери.

– Дайте мне, пожалуйста, булочку. – попросил Нахлебник тётю булочницу.

Сам он взять не решался. Но дядю Нахлеба было очень жалко: такое лицо у него было жалобное, когда он булочку просил, Нахлебничек прямо чуть не заплакал.

– Ах, ты ещё и попрошайка! – рассердилась булочница.

Нахлебник не знал, что, услышав крики булочницы, дядя Нахлеб благоразумно сделал ноги, так что булочка теперь была ему без надобности.

А булочница продолжала, грозно тыкая пальцем в Нахлебничка:

– Выгнать его! Слышишь, муж! Какая нам польза от нахлебника? Возьмём лучше работника! От него пользы больше, чем от нахлебника твоего слабосильного. А едят они одинаково.

Она свистнула в окно – и на пороге появился молодой, красивый и сильный работник, который мог перетащить в сто раз больше мешков, чем маленький Нахлебник. И нравился он хозяйке-булочнице куда больше.

Булочник вздохнул и согласился поменять нахлебника на работника. Он дал Нахлебничку калач и отпустил на все четыре стороны.

Нахлебничек бросился бежать – мимо лавки мясника, из окна которой высунулся с куском колбасы в руке дядя Нахлеб,  мимо домов, магазинов и лабазов.

К Бяше, он бежал к барану Бяше.

 

А на пастбище уже никто не гулял. Нахлебничек нагнал стадо возле самых ворот фермы.

Ни барана Бяшу, ни его товарищей было не узнать – они оказались постриженными, тощими, бедненькими.

– Прощай, Нахлебничек! – сказал баран Бяша. – Сегодня последний день выходили мы на луга. Наступает зима, и мы, бараны, будем жить в хлеву.

– Хлев – это твой дом? – спросил Нахлебничек. Он понял, что друг баран Бяша покидает его.

– Да. – ответил баран Бяша. – Дом. Там я проведу всю зиму. Хозяин о нас позаботится. Кого-то, конечно, пустят на мясо… Может быть, это буду не я. Ну что ж. За всё надо платить, ты это понимаешь, Нахлебничек?

– Да, да…

– Вот так. Кто-то из нас, баранов, своей жизнью заплатит за то, что остальные проведут зиму в тепле и уюте. А потом опять наступит весна, будет зелёное пастбище, тёплое солнышко. Мы с тобой встретимся, Нахлебничек, будем дружить! Прощай!

Нахлебничек обнял барана Бяшу, поцеловал в нос и скормил ему тёплый калач. Стадо баранов двинулось вперёд, чуть не затоптало Нахлебника. Еле-еле он успел отскочить.

Куда было деваться теперь бедному Нахлебничку? Кто его накормит, кто возьмёт его к себе? Приближалась зима, а значит, холод и голод.

Нахлебничек побежал по дороге. Он снова скитался от дома к дому и верил, что найдётся такое место, где его будут любить. Если он постучится к вам, пожалуйста, обязательно пустите в свой дом маленького Нахлебничка. Он приживётся у вас и будет очень-очень счастлив!