– Каникулы! – кричал Иса, и рубашка его надувалась на ветру как парус.

Мукаш бежал за братом изо всех сил, не чувствуя боли от острых камней, которые вонзались в тонкие подошвы сандалий. А когда брат остановился и сел на корточки, Мукаш упал рядом с ним, распластался на земле и стал смотреть на ясное небо с редкими перистыми облаками, образующими причудливые фигуры. Одна из них напоминала лошадь. Иса нашел в траве подкову и теперь рассматривал ее:

          – Интересно, лошадям больно скакать без подков? – спросил он.

­– Смотри, там тоже лошадь, – сказал Мукаш, указывая на облако, потом вскочил и поскакал. – Йоооо! Йоооо! Фрууу!

          Вскоре братья выбежали на берег реки. На широкой каменной площадке сидели двое старшеклассников. С мокрыми волосами, гусиной кожей, дрожа и обнимая руками колени, они грелись на солнце.

          – Эй, мелюзга, че нарисовались? – крикнул Аян, заводила среди старших.

          – А может они прыгнуть хотят? – усмехнулся второй

          – Если не наложат в штаны от страха! – засмеялся Аян.

          – Я? От страха? Мы еще посмотрим! – крикнул, выкатывая грудь, Иса, - и, полез на камень.

          Не успел Мукаш оглянуться, как брат разулся, скинул с себя рубашку, и сиганул в реку. Взобравшись на камень, Мукаш не увидел брата в воде и начал громко звать:

          – Иса! Исаааа!

А потом, даже не сняв сандалии, солдатиком прыгнул вслед за ним.

          – Мукаш! Мукаш, ты меня слышишь!? – кричал над ним брат, когда он открыл глаза. Он хотел подняться, чтобы встать, но лицо брата вдруг растворилось в тумане. Иса донес его до дому на руках. Оказалось, Мукаш простудился и сильно ушиб предплечье. Он пролежал в постели целую неделю. Пока мама была на работе, Иса читал ему сказки, кормил кашей, поил бульоном и разогретым молоком. Потом за ним приехал дедушка Басен и увез с собой на джайлау.

          – Бабушка отпоит тебя свежим кумысом, наберешься сил на свежем воздухе, – говорил он, сажая Мукаша перед собой на лошадь. – Осенью домой настоящим батыром вернешься.

***

К концу зимы, Кокборе начал выходить на охоту один, без Айтуган, или выходил во главе стаи. Айтуган поправилась, стала беспокойной и все больше стремилась к уединению. Когда Кокборе на днях играючи ударил ее тяжелой лапой по загривку, она мгновенно ощетинилась и зарычала. Кокборе отпрянул, издавая притворный рык, затевая игру и ожидая ответного нападения.  Но Айтуган уже не обращала на него внимания. Она внимательно смотрела вверх, на голубое, прозрачное небо, будто затеяла игру с другим существом, и Кокборе инстинктивно отступил. Он не удалялся далеко от пещеры, но держался от волчицы на расстоянии.  Айтуган стала по-другому пахнуть. В ней появилась неведомая сила, заставлявшая Кокборе служить ей.  Она все больше лежала, равнодушно поглядывая на него. Даже когда Кокборе приносил добычу, она не бежала ему навстречу, игриво виляя хвостом, только смотрела на мясо и глухо рычала. Кокборе, приносил добычу, оставлял поблизости и отходил подальше. Айтуган медленно подходила и жадно съедала все, будто запасаясь впрок.

Они держались одной стаей всю зиму, обосновавшись парами в урочище Аиртау, в горных пещерах вдоль реки. С закатом самцы выходили к слабо журчащему подо льдом ручью и вместе отправлялись в долину, на поиски добычи.

Кокборе был сильным и опытным вожаком, но молодые самцы иногда задирали его, пытаясь померяться с ним силами. Тогда Кокборе издавал особый рык, подавляющий волю не только молодых самцов, но и всей стаи. Все тут же затихали, а волк-задира убегал подальше, стараясь не попадаться вожаку на глаза. Кокборе помнил такие случаи и чувствовал, кто из молодой поросли может конкурировать с ним.  Но ближе к весне охотиться стало труднее, и в стае появился единый дух. Следуя инстинкту сохранения рода, молодые волки перестали огрызаться на Кокборе, они молча подчинялись ему, вся стая зависела теперь от него, от его опыта и интуиции.

В то утро с запада подул тревожный ветер и Кокборе почувствовал приближение затяжной снежной бури. Предыдущие дни были теплыми, снег успел подтаять на поверхности, разрушив плотный наст. По такому снегу трудно бежать в открытой степи. Вот уже десять дней как самцы промышляли ловлей сурков под снегом, вокруг логова.

Айтуган, встревоженная голодом, тоже вышла на охоту, она смотрела на Кокборе вызывающе. Кокборе поднялся на пригорок, принял властную позу, оглядел острым взглядом стаю, будто гипнотизируя, и сделал едва заметное движение головой, задавая направление. Это рискованный шаг, но древний инстинкт хищника не оставлял места сомнениям.  Кокборе повел стаю через хребет, в лес людей. На вершине снег еще не растаял, только образовал липкий и скользкий наст. Предстояло полдня пути через густой туман. Когда запах угольного дыма смешался с дымом, исходящим от горящего дерева они приблизились к чужой территории. Услышав громкое карканье ворон Кокборе насторожился. Огромный ворон, сидевший на ветке карагача, расправил черные крылья и полетел в сторону леса. Затем целая стая ворон прошелестела крыльями вслед за ним. Кокборе почуял приближение добычи, но опыт встречи с людьми научил его быть настороже, и он решил дождаться, когда окончательно стемнеет.

Лишь когда луна сверкнула сквозь густой туман, Кокборе повел стаю на запретную территорию, где требуется особая слаженность действий. Первым бежал Кокборе, за ним два молодых, сильных самца. Чуть в отдалении, разделившись на две группы, двигались другие члены стаи, волчицы бежали сзади.

Вскоре Кокборе увидел знакомого ворона, тот сидел на ветке ели, а рядом, на снегу расположилось на ночлег, стало лосей. Один из них лежал немного в стороне от стада, к нему можно было подобраться ползком с двух сторон. Лоси - огромные и сильные животные, если их всполошить, они могут ранить рогами и копытами. Но туши даже одного лося может хватить надолго. Кокборе начал продвижение к цели, но, когда ворон громко закаркал и полетел дальше, вожак остановил атаку и повел стаю на голос птицы. Они углубились в лес и вскоре увидели воронье пиршество. На земле лежал огромный лось, он еще чуть похрипывал, вздрагивая от ударов вороньих клювов. Лось, повредивший ногу, не мог следовать за стадом и умирал, чтобы дать будущее стае Кокборе.

          Когда волки утолили голод, они, взяв по куску мяса, побежали вверх, на хребет, за своим вожаком, под дружное карканье ворон. 

***

В начале марта снег уже начал таять, но тут налетела снежная буря. Порывистый ветер будто скручивал неприятные воспоминания в тугие узлы, больно колотил ими в грудь, спину и, глухо завывая, не давал Мукашу уснуть. В такие ночи ему хотелось, как обычно, выпить, заглушить чувство вины, стыда, затянуть песню. И, может быть, замерзнуть незаметно для себя и для других где-нибудь в степи и стать кормом для хищников, хоть какая-то польза от него.

А когда, наконец, небо прояснилось, засветило весеннее солнце - холод в душе начал оттаивать, появилась надежда, что скоро все наладится.

Мукаш жил на кордоне около месяца, с тех пор, как уехал из поселка, как раз после поминок деда. Он встретил Касыма в акимате, где оформлял документы на дедовский дом. Он сразу узнал своего армейского друга, но сделал вид, что не замечает.  Касым подошел к нему сам, выразил соболезнования, потом они зашли пообедать в кафе. Мукаш похмелился и начал жаловаться на жизнь, а Касым предложил погостить у него в заповеднике. Сначала Мукаш отказался, но, вспомнив о том, что кордон Касыма находится неподалеку от джайлау, где в детстве проводил с дедом каждое лето, согласился. Сел к нему в «Ниву», и уехал, никого не предупредив, да и кому он теперь нужен. Первые два дня ему звонили разные люди, но потом телефон разрядился, и Мукаш успокоился, все проблемы его жизни остались за кордоном.  Касым не задавал лишних вопросов, а Мукаш привык откровенничать только на пьяную голову. Так они и жили вдвоем, и Мукаш наслаждался покоем.  В ясную погоду вместе работали в заповеднике, вечером читали книги. Книг у Касыма было много, приезжающие оставляли, да и сам успел накопить.

          – Мукаш! Пойдем чай пить – позвал Касым.

          – Сейчас, Касеке, иду, – ответил Мукаш, подровнял петляющую от крыльца дорожку и воткнул лопату в сугроб.

Он вошел в дом, скинул с плеч синий, местами засаленный чапан и сел за длинный деревянный стол. Касым, сняв с печки чайник, разлил по кружкам густой чай. Они намазывали на лепешки желтое подсоленное масло и кушали с аппетитом, прихлебывая горячий чай. 

          – Мне надо в поселок съездить, - начал Касым, сделав глоток чая. – Продуктов привезти, да и к родственникам заехать, и не только, – смущенно усмехнулся он.

          – Что, женщина у тебя там? – заинтересовался Мукаш.

          – Да, есть одна, только переехать сюда никак не решается, за отцом пожилым ухаживает.

          – Ну, это правильно, хорошая, значит, женщина. А больше некому ухаживать, получается, за отцом?

          –Да нет, там целый сарай, и сноха, и сын, и внуки уже подросли. Думаю, надо ее засватать этим летом.

          – Правильно, дом большой, хозяйка нужна, да и дом без детей, что мазар. А как твоя, бывшая, Зауре, кажется?

          – Замуж снова вышла, в Алматы теперь живет, а Мади в этом году школу заканчивает.

          – Молодец Мади, смотри, уже школу заканчивает, а я ведь его вот таким в последний раз видел, – сказал Мукаш, показывая рукой рост маленького Мади.  – Знаешь, а я тоже подумываю жениться. Вот поминки деда проведу через год и женюсь.

          – Правильно, давно пора. Слушай, а где Лиза, которая тебе письма в армию писала?

          Мукаш вскинул голову и словно осветился изнутри, и даже шрам на щеке и складки морщин под глазами уже не старили его.  Но через мгновение он снова опустил голову:

          – Она в Германию уехала, к родителям. Говорят, замуж так и не вышла, медсестрой работает, – сказал он тихо, накинул чапан и вышел, неслышно затворив за собой дверь.

***

Буря мела в полную силу, когда стая спускалась с хребта к логову. Не смотря на туман и ветер, Кокборе учуял ниже ущелья запах добычи и изменил направление. Так и есть, там, увязая в липком снегу, бродили несколько архаров. Скинув у логова добычу, Кокборе снова повел самцов на охоту. Айтуган пошла к своей расщелине, в стороне от логова.

Ветер поддувал сзади, подгоняя Кокборе и его стаю. Они спускались вниз по ущелью, барахтаясь в вязком снегу. То ли туман сгустился, то ли архары выбрались на тропу и ушли вверх –  Кокборе потерял запах, остановился и прислушался. Сквозь гул ветра он услышал чуть в стороне карканье ворон и изменил направление. Вскоре они набрели на одного из архаров. Учуяв хищников, тот резко повернул в сторону, но, наткнувшись передними копытами на камень под снегом, неловко покачнулся и завалился на бок. Кокборе прыгнул, навалился на архара всем своим весом, припал к горлу и быстро перерезал его острыми клыками. Густая кровь с паром хлынула на снег, архар захрипел, дернулся и обмяк. Тут же самцы начали раздирать тушу на части. Вскоре стая принялась за двух оставшихся архаров, загоняя их наверх. Архары проваливались тонкими ногами в снег, и беспомощно качались в тумане, как корабли на волнах, пока, обессилев, не падали в снег.  Волки, разодрав туши, понесли добычу наверх. Сложили мясо в леднике над ущельем, спустились в логово. Пока не прекратится буря, у стаи будет запас еды. Кокборе бежал впереди бодрой трусцой. Перед тем, как спуститься к логову, он заглянул в нору к Айтуган. Почуяв его, она издала приветственное, но сухое урчание. Кокборе глухо поскулил и вернулся к стае. 

***

С утра Касым начал собираться в дорогу. После завтрака он разогрел машину, положил в багажник дорожный рюкзак и сел за руль. Но доехав до ворот, резко затормозил и вышел из машины.

–  Касеке, забыл что-то? – поспешил к нему Мукаш.

–  Мука, ответь мне на один вопрос. Ты обещал продать дедовский дом моему зятю Ермеку? – Касым посмотрел ему прямо в глаза.

–  Нет, ты что! – Мукаш зло стрельнул глазами, – Может, и обещал по пьяному делу, не знаю… – махнул он рукой. - А почему ты спрашиваешь?

–  Да он звонит мне, покоя не дает, говорит, что ты часть денег за дом получил, а документы не отдаешь. Хочет, чтобы ты в поселок приехал.

–  Врет, гад!

–  А как они в вашем доме оказались?

–  Этот дом деду специально выстроили, как ветерану войны, прошлой осенью ордер выдали. А мы решили туда весной переехать, в Наурыз новоселье устроить, всех родственников пригласить, Ису с семьей…

- Ну?

- А в это время Ермек с Хадишой и детьми землянку снимали по соседству с нами. Вот они узнали, что мы только весной переезжаем, и попросились пожить в новом доме. Сказали, выедут, как только им квартиру после Нового года выделят. Дед пожалел детей, пустил.

- А мне он сказал, что дед Басен хотел ему дом отписать, да не успел. А потом он договорился с тобой, деньги заплатил.

- Врет! Могу документы показать, они у меня с собой, никому дед ничего не отписывал! Я же говорю, дед заболел, ему не до дома было, и угас он быстро, за месяц...

Мукаш машинально снял шапку, присел на корточки и достал из кармана сигареты.

- Ладно, прости брат! – сказал Касым, хлопнул Мукаша по плечу и вернулся в машину.

Мукаш не спеша обошел часть заповедника, потом вернулся домой, вскипятил чайник и заварил себе чифир. С удовольствием хлебнул горячую густую жидкость и почувствовал гулкое биение сердца.  Потом прилег на диван у окна и закурил. Яркое солнце приятно грело лицо.  Он не мог вспомнить, подписал ли он те бумаги, что приносил Ермек.  «Даже если что-то подписал, документы на дом при мне», –  успокаивал он себя. Потом встал, встряхнулся, словно отгоняя мысли, оделся и пошел в заповедник. Ближе к горам еще валялись ветки и деревья, оставшиеся после бури. Он поднимал их, собирал в кучи, освобождал пути схода снежных лавин. А когда вернулся, выгреб и вынес золу из печки, засыпал в еще тлеющую, но застывающую печку ведро угля. Выпил полковша воды, прилег перед ужином и незаметно уснул.

…Они танцевали с ней медленный танец, и вдруг Лиза из девочки в школьной форме превратилась в женщину, она обнимала его и взглядом вела за собой. Он долго бежал за ней по улице, потом поднимался по лестнице. Она, колыхая широкой юбкой, плавно поднималась наверх, а Мукаш ловил ее запах, когда подол юбки волнами накрывал его с головой. Вот она скрылась наверху, а его ноги застряли, будто прилили к лестнице.

Он проснулся от звука мотора, прислушался. Неужели Касым вернулся? Хотя, нет, звук был другой, раскатистый и ровный. Он неспешно встал и вышел во двор. Огромная махина с колесами в рост человека вкатилась во двор и остановилась.

– Ассалам алейкум! – из джипа выпрыгнул, как гимнаст, и мягко приземлился на землю худощавый высокий парень.

–  Алейкум ассалам! – ответил с достоинством Мукаш, протягивая руку.

          –  Акан, – представился парень, крепко ее пожимая.

          –  Мукаш, – сказал Мукаш, прикуривая сигарету.

          –  Лесничий здесь разве не Касым?

          –  Да, Касым, только он в поселок уехал. Я тут за него, –  сказал Мукаш, пытаясь разглядеть людей в окне джипа.

          –  В этой машине я один приехал, за мной еще два джипа едут, я им путь расчищаю, - сказал Акан – охотники мы, на птицу приехали.

          –  А, ну тогда понятно, –  сказал Мукаш, –  глухарей много, наследили  на снегу, здесь недалеко токовище устраивали сегодня, а там дальше, на  краю леса, тетерева токуют. Разрешение-то есть?

          - Всё есть, всё тип-топ, мы тут не первый раз. Касым нас знает.

Вскоре раздался гул мотора, и один за другим к домику подъехали еще два джипа, пониже. Из них с гоготом вывалились шестеро парней. На вид ребята городские. Все по очереди пожали ему руку и представились.

–  Ну, давайте, в дом проходите, – сказал Мукаш, указывая на крыльцо.

- Сейчас, выгрузим продукты, – сказал Ерема, парень среднего роста с озорными, под стать имени, глазами.

Он открыл багажник и выгрузил на землю ящик коньяка, ящик с минеральной водой, несколько больших пакетов с продуктами. Мужчины взяли в руки по ящику и, продолжая шутливый разговор, вошли в дом. Когда они накрыли стол, на душе у Мукаша стало по-настоящему радостно, ему будто передались легкость и благополучие этих парней. Сон про Лизу приятно мелькал в голове, придавая Мукашу мужественности. И чем больше он выпивал, тем больше утверждался в своей силе и уверенности. Он уснул после того, как затянулся с ребятами беломориной. Проснулся утром от головной боли и сухости во рту. Выпил ковш воды, выбежал во двор, умылся снегом и набрал два ведра угля. В доме посмотрел с удовольствием на пузатые бутылки коньяка. «Затоплю печь, и сядем, похмелимся по-человечески», – думал он с улыбкой, посматривая на парней в спальных мешках, расположившихся на полу в дальней комнате. «Касым только через два дня приедет, успею себя в порядок привести», –  строил планы Мукаш.

Охота удалась на славу, после обеда набралась большая куча тетеревов и глухарей вперемешку с вальдшнепами. Остаток дня парни помогали Мукашу очищать дорожки от сваленных бурей деревьев и веток, жарили во дворе шашлык.

Вечером за столом ребята начали расспрашивать Мукаша о волках.

–  Не, парни, к волкам нельзя, они сейчас голодные, холодные, а волчицы их –  на сносях. Да и не знаю я, где они точно обитают.

–  Да, нет, я не про охоту, просто интересно, как вы рядом с волками живете? – спросил Акан.

–  Волки – они умные, –  сказал Мукаш, вспоминая деда, - они же просто так никого не трогают. Но если ты обидел его или, не дай бог его волчицу или детенышей, то берегись.

–  Не хотел бы я к ним в логово попасть, какими бы гуманными они не были, – засмеялся Ерема.

– Я лично их не видел, но Касым рассказывал, что видел следы целой стаи. На прошлой неделе во время бури, они тут недалеко лося разодрали, одни кости оставили, и куча воронья кружила над тем местом. Оголодали, видимо, а так они сюда не суются.

–  А где они живут?

–  Они весной в пещерах живут, в горах, пока волчицы не разродятся, и волчата не подрастут, а потом в степь уходят. 

–  А давайте съездим к пещерам, волков поищем, - предложил один из парней. Что они нам сделают, мы на джипе Акана поедем, Мукаш дорогу знает.  А что пофотографируем.

–  Я же сказал, не знаю, где они обитают, тут много пещер.

–  Давай, Мука, давай! -  предлагали наперебой парни.

–  Только не стрелять, и оружие с собой не берите, – согласился Мукаш.  – И еще…. Оставите меня там, – решил он вдруг неожиданно для себя.

–  Да ты что! – воскликнул Акан.

–  Сказал, оставите –  значит оставите! А то не поеду! –  прогремел, изо всех сил ударив кулаком по столу, Мукаш.

Ребята переглядывались со смехом и удивлением.

–  Всё, поехали! – сказал громко Мукаш, покачиваясь от выпитого коньяка.

–  Нет, нельзя, он еле на ногах стоит! – запротестовал один из парней, но остальные уже одевались, не обращая на него внимания.

В машине Мукаш снова выпил, он лишь помнил, как поднялись в ущелье, остановились у знакомой пещеры и как ребята выгружали что-то из машины по его просьбе.

***

Айтуган заметила человека несколько дней назад и наблюдала за ним. Подходила к нему, когда тот спал, обнюхивала, от него исходил незнакомый резкий запах. Каждый раз, когда Айтуган видела его обездвиженное тело, в ней просыпался странный инстинкт, ей хотелось защитить это беспомощное существо.

          Когда Кокборе унюхал присутствие человека, он, скалясь и рыча, направился было к пещере, но Айтуган не дала ему приблизиться к человеку. Она издала угрожающий рык и Кокборе повинуясь, прижался к земле и, скуля, отступил. Волчица не давала приближаться к человеку и другим волкам. Это была ее добыча, и стая примирилась. Человек редко выходил из пещеры, и вскоре волки привыкли к необычному соседу, не реагирующему на их присутствие. Айтуган же не отходила от него далеко, расположившись у расщелины. Теперь она все время находилась в стороне от стаи. Кокборе приносил добычу, и, привлекая внимание Айтуган, прижимался к земле и скулил. Услышав довольное урчание Айтуган, возвращался к стае.

***

Пока дед совершал намаз, Мукаш взобрался на Орлика и поскакал. Жеребец понесся сначала вверх к ущелью, потом замедлил шаг и начал вертеть головой и брыкаться, стараясь скинуть мальчика. Только Мукаш не поддавался, он то хватался за гриву, то натягивал уздечку, умудряясь еще и хлестать жеребца камчой. Ему понравилось укрощать Орлика, ему даже удалось приспособиться к его резким рывкам, но он неожиданно растерялся, заметив приближающуюся фигуру деда. Вот тогда Орлик ловко скинул его на траву и поскакал вниз с горы. Мукаш неуклюже плюхнулся на правый бок, уткнулся лицом в полынь и отпрянул от ее горечи.

Он открыл глаза и почувствовал горечь во рту. Запах спирта окружал его, вокруг валялись осколки разбитых бутылок. Он с трудом поднял голову, она отозвалась звоном. Мукаш на четверенках двинулся к выходу, к свету, очищая руками, путь от осколков стекла, еле превозмогая рвотный импульс.  Высунув голову из пещеры, он перевесился через камень у входа и изверг из себя кислую блевотину. Молоточки в висках застучали резче, испарина покрыла лицо, внутренности горели. Когда опустошенный и обессиленный, Мукаш откинулся на снег, щурясь от яркого солнца, он вдруг почувствовал чье-то присутствие. Неужели Касым нашел его? Мукаша охватило знакомое тягостное чувство вины, будто он занял чужое место, съел чужой кусок мяса. Он медленно поднял голову и увидел пару внимательных глаз в нескольких метрах от себя. Это была волчица, ему были видны округлый живот и оттопыренные соски между ее ног. «Кусок мяса!» – произнес Мукаш и рассмеялся. Громко, раскатисто, во весь голос. Смех, вырывающийся из его горла, бурлил и хрипел, Мукаш катался на подтаявшем снегу и хохотал, пока не выдохся. «Вот я и сам стал куском мяса», –  решил он, но тут с удивлением заметил, что волчица равнодушно удаляется от него. Но она не исчезла из виду, она легла у расщелины между скал недалеко от пещеры Мукаша и смотрела в его сторону.

          Присутствие волчицы взбодрило Мукаша, он почувствовал страх, жажду и жар одновременно. И еще что-то, что он давно и безвозвратно потерял. Это было яркое и полное ощущение жизни, как в детстве, когда он вскочил на Орлика и поскакал. И упал он тогда с лошади где-то здесь, у пещеры.  Мукаш встал в полный рост и покачнулся от головной боли. Не торопясь, вошел в пещеру. Справа у входа стояли ящики с коньяком, с виски, с пивом и среди них один – с газированной водой. Он дрожащими руками откупорил бутылку и впился в нее, пока не выпил больше половины.  Рядом с ящиками лежали консервы с мясом и несколько пакетов с едой. Есть не хотелось, он сгреб стекло в кучку у входа и осторожно выглянул наружу, волчица лежала на том же месте и смотрела в его сторону. Мукаш решил разобрать вещи, сваленные в кучу. Там он нашел спиртовку, несколько бутылок со спиртом и котелок. Потом расправил спальный мешок, чтобы лечь, но подумал о том, что надо как-то прикрыть вход в пещеру. Он вышел, посмотрел на камень у входа и решил заложить проем камнями. Наскоро соорудив стену, он приспособил сбоку круглый камень, чтобы его было легко откатывать и закатывать обратно.  «Если есть волчица, значит тут логово!» –  дошло вдруг до него, испарина снова покрыла лоб, он допил воду в бутылке и взялся за спиртовку. Ему нужен был огонь.

          В течение дня Мукаш несколько раз выходил из пещеры, занимаясь ее обустройством, курил, а волчица все лежала на том же месте. Судя по количеству выпитых бутылок, и щетине, он находился здесь четвертый день. Мукаш и раньше задумывался, почему запой у него длится ровно три дня, а на четвертый организм уже не принимает алкоголь. Горбачев, его постоянный собутыльник, имел по этому поводу свою теорию, согласно которой Мукаш не являлся алкоголиком. Поскольку настоящий алкоголик, чем больше и дольше пьет, тем больше ему хочется пить, тем меньше он чувствует градус. И алкоголик страдает более от отсутствия алкоголя, чем от его наличия, как в его случае. Действительно, Мукаш равнодушно смотрел на ряд бутылок, выстроенных по ранжиру от виски до пива. Горбачев считал, что у Мукаша глубоко социальная проблема, он не переносит мелочности людей. «У тебя завышенные требования к людям, будь проще», – говорил бомж-философ, –  ты скрываешься за выпивкой, но поскольку это не твое, ты отключаешься на четвертый день, – делал заключение Горбачев.   

«Так значит, волки знают обо мне, и раз еще не съели, может, и вообще не съедят», –  подумал Мукаш и вспомнил деда. Дед считал волков самыми разумными и справедливыми существами. Если им не угрожать и не показывать свой страх, они не будут враждебными, говорил он. «А может, действительно, волчица – наша прародительница?» –  думал Мукаш, наблюдая за Айтуган.

          –  Здорово, мать! – сказал ласково Мукаш, обращаясь к ней, и она заурчала в ответ. Он снова рассмеялся, во второй раз за день, снова почувствовал радость и страх одновременно, как яркую вспышку. И вспомнил, как давно не смеялся так свободно и безрассудно.

          –  Здравствуй, мать! – повторил он увереннее и расплакался, горько и навзрыд. Волчица насторожилась, вытянула шею и протяжно завыла. Мукаш замолчал, услышав вой, волчица тоже вскоре успокоилась.

          ­–  Не переживай, мать, теперь все нормально, – сказал он и тут же вздрогнул. На холме, в лучах заходящего солнца, появился огромный серебристый волк. «Кокборе!» –  воскликнул восхищенно Мукаш, вспоминая, как дед описывал волка из старинной легенды, именно так он себе его и представлял. Мукаш инстинктивно попятился назад, радуясь тому, что построил себе укрытие. Приготовил заготовку под факел, спички, спиртовку рядом с собой и притаился, наблюдая за волком в просвет между камней. Волк приближался к пещере. За несколько метров от нее он остановился, посмотрел в сторону Мукаша и пошел дальше, к волчице. Недалеко от нее он швырнул на землю добычу, которую держал в зубах, и заурчал. Волчица издала ответное урчание. Мукаш затаился в пещере и, стараясь не издавать ни звука, наблюдал за волками. Неизвестно, сколько времени прошло, только уже стемнело, когда Мукаш пару секунд видел в темноте горящие глаза, совсем рядом и, в ужасе начал зажигать спички, но волк пропал из виду так же внезапно, как и появился. 

Мукаш заметил, что волк приходил проведать волчицу ближе к ночи, и на рассвете, и в это время он старался затаиться в пещере, не разжигать огонь, не привлекать к себе внимания. Но волк всегда чувствовал его присутствие. Каждый раз он останавливался у пещеры и вызывающе смотрел в его сторону. Его горящий взгляд пронизывал Мукаша, даже будучи вне поля зрения животного Мукаш опускал глаза, и волк, словно чувствуя свое превосходство, поднимал голову и гордо проходил мимо. Своим уверенным взглядом Кокборе напоминал ему старшего брата Ису.

–  Иса, ну-ка назови имена своих дедов до седьмого колена, – сказал Рамазан ата, откинувшись на подушку.

–  Сначала, Ерасыл сын Караша, от него родился Ораз, потом Рыспай, сын…. – частил Иса, пока не доходил до Рамазана – прадеда, в честь которого назвали деда, здесь он замедлял темп:

–  Рамазан, сын Калена, в честь которого дед Кален назвал вас, потом мой отец…

Лицо Рамазана расплывалось в довольной улыбке, он обнимал внука и, притянув к себе, нюхал его темечко.

Мукашу тоже захотелось отличиться, он с третьего раза запомнил имена дедов. И на следующий день, когда дед Рамазан привычно откинулся на подушку после бешбармака, он присел рядом с ним и громко затараторил:

–  Сначала Ерасыл, сын Караша, Ораз, сын Ерасыла…–  но, заметив, как нахмурился дед Рамазан, а мама, покраснев, опустила глаза, он замолчал. Иса тут же потянул его за руку и увлек за собой из комнаты.

–  Мукаш, тебе не надо этого говорить, –  сказал он глухо.

–  Но почему? – спросил со слезами на глазах Мукаш.

–  Сказал – не надо, значит –  не надо! – отрезал брат. Иса впервые говорил с ним в таком тоне, и Мукаш понял, что между ними есть разница, которой он не понимает.

  Они с мамой уехали в тот день из дома дедушки Рамазана, а Иса остался гостить у него. С тех пор мама не брала Мукаша  с собой в районный центр. Сама отвозила Ису на каникулы к деду Рамазану.

 Единственное, что понял Мукаш – он в чем-то виноват. Вину его разъяснили позже соседские мальчишки, они сначала закидали его камнями, обзывая безродным, потом рассказали, что мать родила его, неизвестно от кого. От мальчишек его спас Иса, он объяснил, что у Мукаша есть он, его родной брат, и дед Басен.

–  Надо с этим смириться и больше не задавать вопросов, а в обиду я тебя никому не дам, –  сказал Иса.

***

          Мукаш проснулся на рассвете, он грохота. Стена из камней рухнула внутрь пещеры.  Он вскочил, едва увернувшись от камней, и, выглянув из пещеры, увидел, что сверху свалился заледеневший пласт снега. Кокборе скоро появится, а пещера – настежь. Он начал судорожно выгребать снег и лед, выкатывать камни, пока всё не вычистил. Потом заново построил себе укрытие. Дед говорил, что при встрече с волком надо смотреть ему в глаза, тогда он отступит. «Будь, что будет!» – подумал Мукаш, он твердо решил пересилить себя и на этот раз выдержать взгляд Кокборе.

Но Кокборе так и не пришел в это утро, а волчица стала беспокойной. Она то скрывалась в расщелине, то снова появлялась, а потом вовсе пропала из виду. В полдень, обеспокоенный Мукаш осторожно приблизился к расщелине и услышал едва слышное движение и чмокающий звук. Он заглянул внутрь. Волчица лежала, свернувшись в клубок, рядом пищал и копошился маленький черный щенок, а волчица, уткнувшись мордой в свой пах, вылизывала другого волчонка. Волчица, учуяв его приближение, метнула в его сторону колючий взгляд. Страдание и усталость промелькнули в ее глазах, и это сходство с человеком потрясло Мукаша. Он почувствовал безысходность от того, что не может никак помочь, позаботиться о ней. Точно также как не мог помочь маме.  В это время черный волчонок замолчал, вытянулся и начал хрипеть. Волчица швырнула на его место другого щенка чуть светлее – и начала вылизывать черного, вскоре тот снова запищал. Потом Айтуган положила черного щенка рядом с собой и принялась вылизывать светленького, который едва дышал животом и пока не издавал звука. 

–  Потерпи милая, потерпи! – сказал ласково Мукаш, и волчица слабо заурчала в ответ.

Он знал, что к детенышам волчицы лучше не приближаться, и быстро удалился, когда маленький черный комочек, барахтаясь, перевернулся в его сторону. Мукаш правильно сделал, что скрылся.  Как только он зашел в пещеру, на пригорке появился Кокборе с большим куском мяса в зубах, он трусил в сторону расщелины, даже не взглянув в его сторону.  Волк скинул добычу и вошел в расщелину, оттуда раздалась странная гамма звуков: урчание, визг, лай, и вскоре волк выскочил наружу.

«Кажется, она относится ко мне приветливее, чем к нему», –  подумал с улыбкой Мукаш. А волк, захватив зубами добычу, неспешно понес ее волчице. Послышалось разноголосое урчание, и волк тут же вышел. Лег возле расщелины и лежал там до ночи, только время от времени поднимая голову, поскуливал, переговариваясь с волчицей.

***

Мама высохла за несколько месяцев, а за неделю до смерти скорая увезла ее в районный центр. Они смогли выехать к ней, как только Иса сдал свой последний выпускной экзамен. Она обрадовалась, увидев их, гладила и целовала их руки, разговаривать сил у нее не было. А братья боялись смотреть на неё, на осунувшемся лице кроме глаз ничего не осталось. Они просидели с ней дотемна, пока медсестра не выгнала их из палаты. В ту ночь они впервые подрались. Иса предложил переночевать у дедушки Рамазана.

–  Нет, не пойду, я же безродный! Иди сам, я здесь посижу, у больницы, – сказал Мукаш.

–  Хорошо, я тоже останусь, - ответил Иса, и присел рядом с ним на скамейку.

Но Мукаша раздирала накопившаяся годами обида, и он начал выговаривать брату:

– Если мамы не станет, ты можешь оставить меня и переехать к дедушке Рамазану.

– Не болтай чепухи, мама выздоровеет.

– Ты можешь уехать навсегда к своему деду Рамазану. Теперь тебе нечего стыдиться.

–  А чего это я стыжусь?

–  Меня и матери нашей стыдишься! Я же вижу, как ты смотришь на меня, свысока, как на дворняжку…

Он опомнился, когда Иса, ударом в челюсть сбил его с ног. Мукаш вскочил и накинулся с кулаками на брата. Их разнял сторож больницы, сначала отвел в процедурную комнату, где им прижгли раны, а потом уложил их спать в своей комнате. На следующее утро они снова отводили от мамы глаза, теперь уже стыдясь синяков и ссадин на лице. Мама, встревожившись, набралась сил и прохрипела:

- Иса, Мукаш…. Держитесь вместе… - и начала задыхаться. Мукаш побежал за помощью, а когда вернулся с медсестрой, мама застыла с открытым ртом на подушке, сжимая руку Исы.

После похорон мамы Иса уехал учиться в город. Он писал письма, которые Мукаш сжигал не читая. Мукаш даже не поехал на его свадьбу. На похоронах деда Басена Иса бросился к нему, как только вышел из машины, обнял, прижал к себе и только Мукаш готов был ему открыться, как увидел за спиной Исы глаза его старшего сына, своего племянника, смотревшего на него с вызовом и недоверием. Тогда Мукаш оттолкнул брата и пошел к двери, делая вид, что встречает других родственников.

***

Касым добрался в поселок после обеда, несколько раз застревал в снегу и откапывался. Только он отогрелся и устроился у дастархана, как пришел Ермек.

–  Ассалам алейкум Касеке! Как поживаешь, как там, на кордоне? – спросил он, устраиваясь рядом за столом.

–  Слава богу, – ответил сухо Касым.

–  Слушай, этот бедолага Мукаш приехал с тобой?

Касым уткнулся взглядом в стол и промолчал.

–  Я же объяснял тебе, он документы на дом не отдает. Он же расписку мне дал, смотри. Нотариус знакомый уже документы подготовил, нужна только его подпись.

–  Это меня не касается, – сказал Касым, отворачиваясь.

–  Слушай, Касым, помоги мне, я в накладе не останусь.

–  Я же сказал, что не имею к этому никого отношения. Сам разбирайся.

–  Ты же знаешь, мы в одной комнате впятером ютимся, зачем ему такой дом, все равно пропьет.

–  Кажется, ты давно нигде не ютишься, ты в шикарном доме живешь, да только чужом. Как же квартира, которую тебе в банке выдали?

–  Хочешь, я тебе ее отдам, только помоги мне! Тебе же не все равно, где твоя сестра с племянниками живет?

–  Тьфу! – разозлился Касым, привычным движением рук благословил дастархан, и поднялся со стола. 

Только Касым вышел из дома, как во двор заехал джип с городскими номерами. Из него вышел высокий мужчина средних лет, в пуховике и лисьем малахае.

–  Ассалам алейкум! – поздоровался он.

–  Алейкум ассалам! – ответил Касым.

–  Мне нужен лесник Касым, говорят, он в этом доме остановился.

–  Это я, –   посмотрел на него внимательно Касым, решив, что это желающий поохотиться.

– Я брата своего ищу, Мукаша. Не могу к нему дозвониться. Говорят, он у вас на кордоне работает.

– Да, а что ему передать?

–  Передайте, что брат его ищет, Иса. Пусть со мной свяжется. Вы когда обратно уезжаете?

- Послезавтра, даст Бог. Дорога уже плохая, а скоро сход лавин ожидается.

Иса задумался на секунду, потом спросил:

– Я заехать за ним собираюсь в эти выходные, доберусь ли?

– На джипе доберетесь, –  ответил  Касым, глянув на его машину. 

–Ладно, мне ехать пора. Передайте Мукашу, пусть со мной свяжется, – сказал он и пошел к машине.

***

Двое еще подслеповатых волчат поправлялись день ото дня, они уже кормились не только молоком матери, но и щедрой отрыжкой Кокборе.  Он приходил с добычей каждый день на рассвете, как только небо начинало краснеть на востоке. Пережевывал мясо и отрыгивал под ноги волчатам, те возились в склизкой массе, пока не утыкались в кашу мордой, и не начинали поглощать ее.

Мукаш снова увидел волчат через две недели после родов волчицы. Двое волчат, один –  черный, второй – серый, мастью в Кокборе, вывалились из пещеры и, ослепленные солнцем, громко запищали. Привыкнув к свету, они неуклюже исследовали пространство около пещеры, переваливаясь с боку на бок. Мукашу хотелось подойти, потрепать волчат, поиграть с ними. Но он сдерживал себя, ведь Кокборе теперь всегда находился поблизости.   Мукаш не боялся ревности Айтуган, он не хотел попадаться на глаза Кокборе. В присутствии волка Мукаш чувствовал себя уже не просто чужим, но лишним в волчьей семье. «А ведь он прав, мне давно пора обзавестись своей семьей» –  думал он.

Айтуган, подталкивая мордой волчат, повела их вниз, к ручью. Кокборе шел за ними. Перед тем, как скрыться из виду, сначала Айтуган обернулась и посмотрела на Мукаша, а потом и Кокборе обернулся в его сторону. Мукаш смог впервые выдержать его взгляд, Кокборе первым опустил глаза и скрылся из виду.

«Вот и зиму пережили. Слава Всевышнему!» – вспомнились Мукашу слова деда. Он никогда не мог понять, отчего дед радуется тому, что так очевидно. А теперь и сам был рад наступлению весны, и ему сильно захотелось увидеть Ису.  Почему-то именно в эту минуту, он понял, как сильно ему не хватает брата, от которого он так долго отворачивался.  «Вот теперь, точно все будет хорошо!» – думал он, предвкушая встречу. Перед сном он долго ворочался, представляя свое возвращение, сначала подбирал слова, которые он произнесет, а потом решил просто крепко обнять брата. Он засыпал под отдаленный вой волков, как под колыбельную, и видел перед собой яркую луну, которая увеличиваясь в размерах, притягивала к себе. Вот уже Кокборе, стоящий на вершине горы, превращается в птицу и, расправляя крылья, устремляется к луне, а за ним Айтуган, часто машет крыльями, набирая высоту, а потом два птенца несмело тянутся вслед, став частью невидимого потока, уносящегося в небесный круг.