Писать о Мукагали сложно. Задача эта сложна еще и оттого, что кажется, что о нем написано все. Его знают буквально в каждом ауле, его стихи переложены на музыку и в таком песенном виде возвращаются в безмятежное фольклорное состояние. Недавно вышел четырехтомник поэта, куда включено все, что он создал, вплоть до дежурных, «датских» стихотворений. Как ни странно, это издание с исчерпывающим объемом не открывает нам поэта, а топит его в массе необязательных творений. Это тот случай, когда явление вместо того, чтобы стать историческом фактом, феноменом культуры, уходит в область легенд и преданий, анекдота и китча.
Мукагали вторично не повезло. В первый раз ему не повезло при жизни. Тогда генералы от соцреализма не то, чтобы отлучили его от литературы, но сделали смешным, несерьезным шалопаем, баловнем толпы, а значит, упорно норовили отторгнуть его от того, что считалось тогда «высокой поэзией». В русской поэзии такое случилось с В. Высоцким. Это были примерно однопорядковые явления. Оба были нелигитимны, оба были безмерно талантливы. Замечательно также и то, что выступая против причесанности и официоза, они несли в своей душе строй и порядок.
При всей сопринадлежности национальному в Мукагали развито общечеловеческое начало. Такие люди ведут нацию к новому, раздвигают узкоэтнические горизонты. В своем вдохновенно-экстатическом порыве они замахиваются даже на то, чтобы изменить человеческую натуру.
И если Мукагали переводил Данте, причем тот раздел «Божественной комедии», который называется «Ад», возможно, и время свое он воспринимал соответственно.
По крайней мере, каждое его стихотворение представляется ментальной воронкой, сквозь которой разверзаются адские бездны.
Обладая удивительно точным нравственным камертоном, Мукагали, подобно Достоевскому, предчувствовал, что пути назад, к аулу, патриархальному быту нет, а путь вперед осилят только те, кто способен к преодолению – и себя, и других. Поэзия Мукагали и есть опыт такого преодоления.
Ауэзхан Кодар
