Одноразовые стаканчики

Июнь был ясным и терпким. Он разливал за окном насыщенное фиалковое небо и что-то нашептывал вальяжно раскинувшимся под ним улицам и одуревшим от благодати птицам. Уютное местечко. Я и сама, конечно, живу неподалеку, но здесь мне всегда нравилось. Таня разлила по чашкам кофе и расставила на столе угощение: круассаны, зефир и коробку Рихарда – в шоколадных конфетах моя подруга знает толк.

Я вдохнула божественный аромат и взяла зефир. Сахарная пористая поверхность выглядела соблазнительно.

- Ну как у тебя?– спросила я, хлебнув кофе. - Как дела?

К моему удивлению Таня не ответила. Она только качнула головой,   хмыкнула и отвернулась к окну. Я, конечно, с самого начала заметила, что с подругой что-то не так. Да что там с начала - не меньше двух недель она ходит сама не своя. Глаза   грустные, отрешенные. Со мной разговаривает, а сама как будто отсутствует. Смотрит в пустоту – на кладбище у людей такой взгляд бывает. Чего она там видит?

- Тань! – тихонько позвала я.

Таня повернулась ко мне, откинула волосы назад и выпрямилась. Демонстративно взяла из коробки конфету.

- Чего? – спросила она.

Я Татьяну, наверное,  100 лет знаю. И что может  вывести ее из себя или огорчить – тоже. В основном таких вещей всего две: неудачная коллекция – у моей подруги бутик модной одежды, и проблемы с любимыми. Любимые, впрочем, меняются довольно часто, и размолвки с ними заметных следов не оставляют. Но вот что сейчас с ней происходит – ума не приложу.

- Что с тобой?

Таня резко вскинулась. Избегая моего взгляда,  будто я кольнула ее в чувствительное место, развернула конфету. Рассмотрела внимательно, собираясь надкусить, потом снова завернула и положила на стол.

- Ты что, ничего не замечаешь? – спросила она.

- Что? – растерялась я.

- Вот это, что происходит  вокруг. Все, что кругом. Ты что, никогда ничего не видела?

- Чего?

- Люди, эти люди, которые ходят вокруг нас!

- Что с ними? – ошарашено спросила я.

- Эти люди, которые  ходят вокруг нас десятилетиями!

-И что же?

- Ну, вспомни! Менялось что-то вокруг тебя когда-нибудь?

- Не знаю. Менялось, конечно, а как?

- А сама ты менялась?

- Сама? Как это?

- Вот видишь! Даже не знаешь, как это! А они, все другие, меняются! А ты даже не замечаешь! Совсем как я недавно…

- Тань, что с тобой?

- Эти люди вокруг нас… Дело в том, что они уходят, а мы остаемся!

- Как?

- Ну вот, например… Тот итальянец, с которым я встречалась!

- Э-э-э-э. У тебя же русский сейчас, Артемий.

- Сейчас русский, а был итальянец. Помнишь?

- Э-э-э-э…

Нет, у меня конечно хорошая память. Но итальянец. Какой итальянец? Мозг заскрипел, как старое несмазанное колесо в поисках нужного файла – ничего. И вот словно проблеск какой-то. Итальянец! Живые глаза, широкая улыбка и постоянная болтовня независимо от того, слушают его или нет. Но улавливается сложно, словно дверца открывается на долю секунды и тут же опять захлопывается. Кажется, он пытался веселить нас исполнением каких-то национальных песен.  

-  Вроде бы припоминаю. Но  мне казалось, что я придумала это или где-то в кино видела.

- Нет! Это было на самом деле!

- Не может быть!

- Может! А помнишь, у меня была продавщица, Раиса Ивановна? Я ее не увольняла, хотя она была и старая…

- Ну, у тебя много их было. Всех разве упомнишь?

- Ну, она еще все время в жемчуге ходила! И мы говорили, что у Раисы Ивановны безупречный стиль, и ей даже седина  благородства добавляет!

-Э-э-э-э. Кажется, помню. Хотя все проблески какие-то, трудно  уловить…  А что потом с ней стало?

- Потом она заболела, уволилась и ушла! Исчезла!

- Как исчезла?

- Совсем! Так же как и Аароновна, моя соседка! Эта важная напыщенная курица в шелковом халате, которая все время кудахтала что-то из-за своих дверей!

- Кажется, вспомнила!

- Ее теперь нет, и квартира пустая! А знаешь, рядом с твоей булочной дом стоит? Раньше там купчиха жила, в желтом платье, мы с тобой еще ее кружева обсуждали!

- Кружева помню...

- Ну вот. А потом купчихи не стало, и в этом доме детский садик сделали.

- Точно!

Голова моя закружилась. Мне вдруг очень захотелось пить, и я глотнула содержимое кружки целиком. Но жажда не исчезла, я выразительно посмотрела на Татьяну. Она поднялась, чтобы приготовить кофе, но разговор не остановила.

- А потом садик закрыли. Дом переделали и пооткрывали в нем магазинчики, а на верхнем этаже - офисы.

- Да! – выдохнула я, пытаясь унять спазмы, подкатывавшие к горлу. В голове кружился липкий серый туман.

- Тебе нехорошо? – спросила Таня. – Может, воды?

- Нет. То есть все нормально. Давай.

Я залпом опрокинула в себя вторую чашку. Кофе был горячим, и я слегка поперхнулась, но почти не заметила этого. Сердце гулко вибрировало, словно кто-то прикасался к нему влажными  пальцами, и эти касания были особенно неприятными из-за своей внезапности. «Календари» – это слово неожиданно всплыло в моей голове. Я, конечно, часто их видела, но почему-то никогда не обращала внимания. Картонки с числами. На них годы, даты – и все они проходят. А мы остаемся. Мы здесь. Мы пьем с Таней кофе. Потом я иду в булочную. Мой бизнес, пекарня, все работает, и бисквиты всегда свежие. Похоже на вращающееся колесо. Осознание не из приятных.

- Тань, но что же это? – оторопело пробормотала я. - То есть мы не умираем? Все уходят, а мы сидим здесь и на все как в 3D кино смотрим?

Таня пожала плечами.

- Теперь я понимаю – прошептала я, - Теперь многое становится понятным. Тань, но ты…. Ты-то как ты до этого додумалась, а?

- Случайно получилось.

- А как же  эти, которые как бы люди? Получается, они каждый раз новые? Как одноразовые бумажные стаканчики?

- Получается так. Одни умирают, а на их место приходят другие. А мы остаемся. Значит, они гораздо более одноразовые, чем мы.

- Чем мы?! Ты что, считаешь, что мы тоже одноразовые?!

Танины ресницы задрожали, и на них появилось то, что очень редко можно было увидеть - слезы.

- Да лучше бы это мы были одноразовыми! Лучше бы это мы! - выкрикнула вдруг она и залилась слезами.

Во мне как будто все перевернулось.  Усилием воли я поднялась, пошатываясь от головокружения подошла к подруге и обняла ее.

- Танюсик, перестань. Почему это лучше, если б мы были одноразовыми?

- Да как ты не понимаешь? – слова Тани перебивались гулкими всхлипами, - одноразовые – они умирают, то есть уходят! Туда, за грань! И новые, которые народились, - тоже. А мы здесь сидим! Остаемся как куклы – это мы, получается,   самые что ни на есть одноразовые!

- А по-моему, многие   только и думают, как бы подольше здесь остаться… – неуверенно прошептала я.

- Что ты понимаешь! – завопила Таня. - Все приходят только затем, чтоб уйти! И у всех получается! Ведь если нет ухода, то и приходить не стоило! Иначе как мы попадем туда, за грань, как узнаем – что там?! Да пойти туда – это самое важное!

- Пожалуй, - задумалась я.

Чувство было такое, будто  ударили кувалдой по голове. Я уже не могла успокаивать подругу – просто плюхнулась на диванчик, пытаясь унять внутреннее волнение.

- Кошмар какой! Что делать-то будем? – бормотала я. - А что делать - самим придется – того… - я чуть успокоилась и даже невольно улыбнулась от этого открытия – Тань, а что тут сложного? Мы уйти ведь сами всегда можем. Нет, я против, конечно, самоубийства, но уж если приспичит…   С  Эйфелевой башни вниз – пожалуйста,  красиво получится…   Хотя нет,  с нее,  пожалуй, не выйдет, там все огорожено…  Ну другое красивое место можно найти. Нет, ты только не подумай, что я  призываю,  просто говорю, что выход есть…. - я пыталась быть бодрой, хотя на душе было как в покойницкой, и получалось не слишком убедительно.

- Не поможет ни фига… Бесполезно… – еще громче завыла Таня.

- Отчего  не поможет? Откуда ты знаешь?

- Знаю…

Внутри стало страшно настолько, словно меня разобрали по кусочкам, встряхнули и собрали снова, да только как-то не так, как было раньше.

- Тань, у меня такое чувство, как будто бы я – это не я, - деревянным голосом произнесла я.

- Ты и есть не ты, – с новой экспрессией провыла Таня.

- Почему это не я? – изумленно спросила я.

Больше Таня ничего не сказала.