Зардушт Шафи родился 19 ноября 1986 года в Азербайджане. С 2005 года его рассказы и эссе публикуются в периодической печати. В 2009 году согласно опросу газеты «Бизим Йол» Зардушту Шафи была вручена награда «Молодой писатель года». В 2011 году увидел свет сборник его рассказов «Другие люди». Зардушт Шафи ушел из жизни 3 августа 2012 года. 

ПОСЛЕДНИЙ ЦВЕТОЧНЫЙ МАГАЗИН 

Наутро после той страшной ночи закрылись все цветочные магазины. Помимо цветочных магазинов, в городе закрылись все сферы услуг. Со временем они постепенно восстановили свою деятельность, работая втихаря или подпольно, но ни один цветочный магазин так и не открылся.

На самом деле, ни один продавец цветов не знал, что другой принял решение не работать. Наверное, они думали, что жителям города цветы уже ни к чему. Даже с витрин не убрали цветы – магазины оставались закрытыми так же, как до момента трагедии.  Создавалось впечатление, что цветы осознают происходящее, почувствовав свою ненужность, они завяли буквально за одну ночь, а к вечеру улицы были окутаны запахом завядших цветов.

Произошедшее не затронуло лишь гвоздики – в те дни их можно было встретить повсюду, на руках у каждого. По этой причине, гвоздик не было на витринах магазинов среди сгнивших цветов – но я не могу сказать кто, как и когда раздавал людям гвоздики.

Только я один не закрыл магазин. На самом деле, если сравнивать с другими, этот маленький старый подвал трудно было назвать магазином – похожий на меня самого магазин находился под зданием, где я жил, в самом углу, скрытый от взоров. Покупателей было немного, в основном люди, жившие по соседству. Все цветы я выращивал сам, превратив в теплицу двухэтажную квартиру, расположенную на третьем этаже пятиэтажного здания.

Увидев мою квартиру, никто не поверил бы, что здесь может жить человек. Впервые оказавшись у меня дома, возникало ощущение, что попал в рай – мысль о том, что туда можно вернуться спустя тысячелетия, наверное, обрадовала бы каждого. Вероятно, человек, узревший в этом рай и рассуждающий об этом, обладает больным воображением, - здравомыслящий человек с отвращением убежал бы из комнат, пропитанных запахом земли и червяков. Мне и самому было интересно, почему я не убегаю оттуда. Видимо, причина заключалась в моей любви к цветам. Это чувство было сильнее обычной любви к природе, больше напоминая любовь дедушки к внукам. Ухаживая за цветами, я лелеял их как маленьких детей, разговаривал с ними, смеялся, забывал обо всех своих проблемах. На склоне лет я получал удовольствие от времяпровождения с цветами, сочинял и пел им песни. Наверное, причиной такой одержимости был преклонный возраст.

Я верил, что наша любовь взаимна. До той страшной ночи я еще ни разу не видел, чтобы посеянные мною семена не проросли, рассада не прижилась, а цветы завяли. До этого времени я никогда не продавал цветы, купленные в другом месте, - выставлял на продажу только плоды своих трудов. Возможно, поэтому я не мог не открыть магазин утром того трагического дня.

В ночь трагедии, когда с улиц доносились звуки стрельбы и крики людей, а ужас и страх, проникая сквозь открытые окна, наполняли комнату, у меня в голове крутилась лишь мысль о том, как защитить от этого бедствия цветы – плод моих трудов. 

Маниакальная одержимость

Они стреляли повсюду, откуда исходил свет: хотя у меня, как у многих, была мысль с воплем, с голыми руками броситься на них, я просидел в темноте во имя того, чтобы заботиться о своих цветах, не бросать их на произвол судьбы, чувствуя себя как Адам до сотворения Евы. Впоследствии, увидев произошедшее в городе своими глазами, мне в столь преклонном возрасте стало стыдно  – в часы, когда каждый готов был отдать жизнь, я дрожал над своими цветами так, как будто охранял ценное сокровище, позабыв, что в месте, где нет людей, нету ни красоты, ни изящества, то есть, после этого цветы никому не будут нужны, после этого цветы будут подобны воде на Марсе, такие же бесполезные.

Поразмыслив до начала следующего дня, я решил, что буду работать. У меня не было другого источника дохода, и было жаль мои цветы – ведь не может быть, чтобы жители города полностью отказались от цветов, и, по меньшей мере, не искали цветы для оплакивания трагедии.

Цветы всегда разделяли радость и горечь людей – цветы несут на свадьбу, похороны, день рождения, когда навещают больных – то есть, поразмыслив глубже, понимаешь, что цветам свойственно и другое чувство, сочетающее в себе и печаль, и трагедию, и радость, и надежду – прозвучит странно, но взглянув на них, можешь и рассмеяться, и улыбнуться, и прослезиться, и разрыдаться.

Цветочная философия

Может быть, это чувство называется дружба и преданность – они, как близкие друзья, рядом и в радости, и в горе. За эту особенность их любят все – пожилые, молодые, дети, здоровые, больные, даже мертвые.

Я не философ – эти мысли принадлежат не мне, я вычитал эти строки в одной книге стихов, которую одолжил мне друг. Ее автор – политический деятель, а также народный поэт. Все хотели найти его книгу, прочесть эти стихи. Я до сих помню похороны, прошедшие за год до той страшной ночи, – похороны того поэта. Такие людные церемонии бывают не всегда. Тогда я бесплатно раздавал цветы, посчитав это своим долгом.

Так, вспоминая строки того поэта, у меня возникла мысль не закрывать магазин и всего лишь поменять название – но я не мог принять решение. Какое название придумать, чтобы устранить негативную эмоцию, вызванную словом «цветок», а в глазах людей оправдать магазин, не закрывшийся после такой трагедии?

Я ругал себя за то, что в столь тяжелый для народа день стараюсь заработать на кусок хлеба. По меньшей мере, цветы ни в чем не виноваты, и я должен был продать то, что у меня осталось, - ведь на могилы нужно будет нести цветы. На самом деле, я понимал, что все это отговорки: просто не хотел забрасывать свое дело, уклонялся от другой работы, может быть, осознав отсутствие конкурентов, хотел заработать побольше…

Той ночью в большом городе никто не спал – трупы с улиц относили в дома, мечети. Мысли, надежды забившихся по домам людей блуждали где-то вдалеке. Смотревшим из окон казалось, что этой ночью в городе происходят массовые похищения.

Невидимые кражи 

Очищение улиц от трупов походило на беззвучные кражи, даже машины скорой помощи не включили сирены и мигалки, потому что выстрелы раздавались повсюду, откуда исходил звук и свет, будто, они хотели в одночастье решить проблему.

Блуждая по улицам города, я совершенно выбился из сил. Чтобы выжить, приходилось убегать от света, прятаться в блоках, закоулках, порой, даже нарочно ложиться около трупов – у сидевших на танках никак не заканчивались пули. Подобно художнику, любующемуся написанной картиной, смотревшие по сторонам, не найдя в кого выстрелить, стреляли в воздух, может быть, мечтая убить ангелов.

Все началось оттуда – с улиц. В жизни каждого есть поворотная точка, с которой все меняется в лучшую или худшую сторону. В ту ночь в моей жизни, как и у тысяч других людей, наступил переломный момент.

Направляясь в сторону своего дома, я застыл от картины, представшей передо мной в сумерках пробуждающегося города. Несколько машин скорой помощи пытались перевезти сваленные друг на друга трупы, с другой стороны, люди сами переносили трупы в близлежащие мечети и дома. Когда я, ужаснувшись, устремил взор к Богу, мой взгляд остановился на крыше расположенного напротив пятиэтажного дома – почему-то там, в сумерках был отчетливо виден человек – он был безоружен и не боялся, что кто-то, заметив его, откроет огонь. Его тень была красного оттенка – может быть, это был цвет рассветного неба или мой взгляд затуманила видневшаяся повсюду кровь.

Я сделал два шага в ту сторону – кто-то, не вынеся потерь этой ночи, хочет сдаться – выброситься, но так нельзя, такая слабость недопустима! В один миг увиденное поставило меня на колени - красная тень свободно спрыгнула и исчезла, как будто, воспользовавшись тем, что я хочу показать ее другим. Я замер — вот так, стоя на коленях, с поднятыми руками, чтобы показать всем эту тень.

Я растерялся: голос пропал, от ужаса не мог произнести и звука, руки тряслись, колени прижаты к земле. Издавая странные звуки, я вдыхал пропахшую кровью асфальтовую пыль. Хотелось выкрикнуть закравшуюся в мой разум интересную мысль: меня нет среди погибших и шехидов! Я жив! Почему? Потому что, как трус, спрятавшись в темноте среди цветов, думал о том, как дальше буду вести торговлю, потому что, будучи жив, здоров, ложился среди трупов. Потому что происходящее казалось мне далеким сном, думая только о себе, я позабыл обо всех!

Люди, переносившие трупы неподалеку, попытались увести меня с улицы и посадить в машину скорой помощи, но это было невозможно. Ноги ниже колен онемели, я весил много, а сам думал, что уже никогда не смогу встать с колен. Несколько человек вместе попробовали поднять меня, но у них ничего не вышло.  «Это от большого горя», - сказали они.

Я ничего не видел – был подавлен, растоптан и уничтожен, словно умер. Исчезнув, я растворился в воздухе, как будто мне на шею повесили тяжелый груз. Хотелось умереть: но это невозможно осуществить естественным путем. Я считал несправедливым то, что природа не наделила человека силой покончить с собой, когда он не способен жить дальше. Только что, подумав о том, что тень, которая хотела спрыгнуть и покончить собой, была человеком, я расценил этот поступок как слабость – а сейчас сам хочу умереть.

В моих глазах остался след этой тени – если кто-то внимательно присмотрелся то, возможно, разглядел бы ее красноватое отражение в моих расширившихся зрачках. Я как будто до сих пор видел ее.

Затем, ловя на себе стыдливые взгляды, я, тяжело дыша, как пьяный, посмеиваясь, как сумасшедший, стремительно минуя улицы и повороты, вернулся в свой квартал – всю дорогу оборачивался, думая, что меня кто-то преследует, смотрел на крыши всех попадавшихся на пути зданий –  задавал себе глупые вопросы, типа, кто это был, куда смотрел, куда улетел, словно маленькие дети спрашивают, куда делось солнце. Всю дорогу я насмехался над собой, на всех улицах меня преследовало ощущение, что уже бывал здесь, один раз проходил отсюда, порой даже казалось, что я до сих пор не сделал ни шагу, вот так застыл на месте, - вот с крыши этого здания тень смотрела на лужи крови, а вот здесь я стоял на коленях посреди трупов. Может, это было вызвано тем, что на всех улицах царила одна и та же картина, может быть, кровь затуманила мой взор. 

На утро после той ночи я открыл магазин на час раньше – занес внутрь бросающиеся в глаза и привлекающие внимание цветы, снял с двери вывеску, закинув ее в самый дальний угол подвала. Как смог, перенес цветы, вазы и горшки в относительно заднюю часть подвала. Я сильно устал и вспотел, но в итоге был доволен проделанной работой. Увиденное удовлетворило меня. «Как будто, так и должно было быть с самого начала», - подумал я, - «еще до вчерашней ночи подвал всегда должен был выглядеть так», - пожалев, что не сделал этого прежде.

Из-за того, что я насколько мог, собрал внутри горшки и вазы с цветами, стоящие впритык друг к другу в тесном месте цветы выглядели счастливыми (словно собирались на праздник) и одновременно несчастными (словно испугавшись чего-то, спрятались подальше).

Мне стало немного грустно – я постарался убрать цветы, чтобы они не бросались в глаза, а в результате магазин стал еще красивее, чем прежде. Стоит только зайти и спуститься по лестницам, как попадая в пустоту, внезапно красивые и благоухающие цветы принимают тебя в свои объятия: словно ты с прерывистым дыханием, с большим трудом поднялся на вершину священной горы, и, переводя дух, все еще наслаждаясь высотой, видишь впереди луг, посреди которого раскрылись цветы разных оттенков. Сам не зная почему, ты собираешься с силами, чтобы пойти туда и полежать среди них, смотря на небо, на Бога. Ты не думаешь о том, что будет дальше – умрешь ли от внезапного прилива радости или переродишься – может быть, резко пробудишься ото сна…

Я как будто специально украсил магазин, просчитав все эти детали. Я злился на самого себя. Как бы красиво это не выглядело, я подумал, что «так нельзя». Открыв один из мешков с предназначенной для горшков почвой, я высыпал содержимое на пол – пусть будет вот так, чтобы зашедшим сюда людям на ум сразу приходило разрушение, равносильное хаосу в их головах.

Руки тряслись пока я делал все это.

От этого мне не стало спокойнее – я оторвал листья некоторым цветам, но не полностью, - листья безжизненно повисли на стеблях – в другое время, я бы никогда так не поступил, не допустил такого – у некоторых цветов оторвал бутоны и растоптал их, а другие цветы уничтожил только из-за того, что они были слишком красивы. Потому что их красота не сочеталась с нынешним состоянием города – даже у себя в магазине я ощущал беспокойство рядом с такой красотой: в то время, как другие страдают, ты наслаждаешься благами.

Делая все это, я ни капли не сомневался.  Уничтожая красоту цветов, я осознал, что весь этот сценарий был написан в моей голове еще со вчерашней ночи вплоть до нынешнего момента. У меня возникло странное ощущение – я был уверен, что цветы не обидятся на меня. Меня не послушались только слезы, накопившиеся у меня в глазах еще со вчерашнего вечера после того, как прозвучал первый выстрел, - мечтая о свободе, они потекли по щекам. Всю свою долгую жизнь я сдерживал их, но сейчас это было невозможно.

Я зажёг сигарету – впервые около цветов, без капли стыда закурил, пуская дым куда попало. Прежде я бы никогда так не поступил, постеснялся бы цветов, не осмелился загрязнять и без того спертый воздух подвала, но сейчас многое изменилось. А что именно изменилось, я еще сам толком не осознал. Дым сигарет принес спокойствие – словно заполнил пустоту внутри меня, и мозг отдохнул. В какой-то момент мне даже показалось, что цветы тоже одурманены запахом никотина, в их стеблях образовалась пустота, которую заполнил дым, словно цветы не осознавали, что, почему и как происходит.

Шли дни, меня беспокоил только неясный образ той тени. Я повсюду искал глазами ту тень - на траурной церемонии, состоявшейся спустя несколько дней после трагедии, в толпе людей, с того дня ежедневно направлявшейся только лишь в сторону аллеи, на улицах, по которым я в одиночестве блуждал по ночам, даже на крыше моего дома. По мере того, как я пытался отыскать тень среди людей, то чувствовал, что все люди похожи на нее. Но как они могут быть похожи, я же видел тень лишь издалека – в памяти остался только красный оттенок.

После той ночи город изменился. У людей возросла воля к борьбе, они воодушевились, пробудились. Они разговаривали друг с другом как люди, которых постигла общая утрата. С того дня все стекались на площадь так же, как и до трагедии. Словно все дороги в течение нескольких дней вели к большой аллее, где были погребены шехиды. Куда бы ни направлялся человек, он проходил оттуда, останавливался, вдыхал этот воздух.

В людях было что-то странное – они будто боялись взглянуть в глаза друг другу, каждый словно испытывал стыд за то, что не погиб той ночью – будто смотрел в глаза не выжившим, а мертвым. Здесь все приходились родственниками погибшим, каждый ощущал себя так, как будто потерял близкого человека. Я и сам почувствовал, что после того дня каждый, с кем я сталкивался на улицах, площадях, был мертв – все бродили как живые трупы, как труп, которому нечего терять, как тело, которое не живет и уже ничего не сможет потерять. И только сейчас я осознал, насколько страшным было это чувство: несмотря на то, что резня преследовала совершенно другие цели, она дала обратный результат – нельзя вызывать у людей такой гнев, такое бесстрашие. 

Единственный в городе тайный цветочный магазин впервые обнаружили влюбленные, продолжавшие, несмотря ни на что открыто любить друг друга. Постепенно засохшие цветы с оторванными листьями и бутонами, казавшиеся нормальными после такой трагедии, начали покупать. Со временем я почувствовал, что внимание покупателей больше всего привлекают самые уродливые цветы. Каждое утро, вытирая слезы, я калечил цветы, и, уничтожая остатки совести, расширял торговлю.

После той трагедии люди, которые полагались друг на друга или вовсе ни на кого не надеялись, оплакивая ставших шехидами родственников, разнесли по всему городу слухи об этом маленьком подвале. Сам того не ведая, я был у всех на устах: опустив голову, выращивал цветы, а потом каждый вечер трясущимися руками отрывал лепестки. Может быть, знай я, что все так обернется, то не открыл бы магазин после той трагедии, не стал бы привлекать внимание людей, так бессовестно отрывая листья своим цветам. Возможно, было бы лучше, если я бесплатно раздавал цветы, тогда не так сильно бросался бы в глаза.

После того трагического дня город дышал моими цветами – теперь не только влюбленные, но и обычные горожане покупали у меня цветы с поводом и без. Они передавали цветам свои страдания и боль в глазах, а цветы, будто с удовольствием, увядали от тревожащих людей мыслей и их тоски. 

По мере роста продаж, меня окутывала печаль – было стыдно зарабатывать на людском горе. С каждым днем я старался выращивать все больше цветов и снижал на них цену. В конце я понизил цену до минимума – начал брать с людей лишь ту сумму, которая была необходима для моих личных нужд и расходов на цветы. Одновременно я испытывал умиротворение – мои цветы успокаивали людей, приносили им утешение.

Все продавцы, владельцы цветочных магазинов в очередной раз независимо друг друга мыслили одинаково, выжидали. «Старик хорошо устроился, работает исподтишка», - говорили они о моем магазине. Я не знал обо всем этом.

«После случившегося он нагло продает цветы, не стыдясь, зарабатывает деньги», - сказал самый крупный торговец цветами, ударив рукой по столу. На самом деле причина гнева была совершенной иной.

«Он додумался до того, что нам не пришло в голову, сделал то, о чем мы не предполагали…», - пожав плечи, ответил его помощник, стоявший перед ним с опушенной головой.

Однажды ночью он бросил все силы на восстановление своего магазина. Всего за одну ночь навел полный порядок в магазине, обновил и подготовил витрины. Но из-за того, что работа была давно приостановлена, он не смог достать цветы из нужных мест – зарубежные поставщики уже не приезжали в эти края, а местные производители уже не занимались выращиванием цветов. После той ночи никто не стал бы выращивать – а вдобавок еще обругал бы тебя за эту просьбу.

Пока они пытались выяснить, откуда я беру цветы на продажу, была заложена основа новой трагедии: подготовленные и обновленные им витрины всего за одну ночь разгромили и сравняли с землей. Украшенные для продажи цветов пустые витрины вызвали неприязнь у людей, все еще собирающихся на площадях и требующих по меньшей мере свободы душам шехидов.

Я не знал обо всем этом, превратился в призрак той тени. Во сне красная тень преследовала меня. В то время, пока я отсутствовал в магазине, я вновь скитался по улицам, пытаясь отыскать то здание, но так и не мог найти его. Как будто та улица, то здание исчезли. Одновременно я чувствовал себя полностью потерянным. Чувствовал, что с еще большей яростью и старанием обрываю лепестки и листья цветам на зло той самой тени. Я чувствовал, что уже настало время прекратить уродовать цветы, но не мог избавиться от вредной привычки. Каждый раз, наносят урон очередному цветку, я оборачивался, чтобы посмотреть на вход. Мне почему-то казалось, что та тень должна прийти, я искал ее в каждом покупателе.

Я словно медленно сходил с ума. Старел. Мои руки сильно тряслись, сердцебиение учащалось с каждым днем. Я ждал.

Многие думали, что погром витрин моих рук дело, потому что, не ведая ни о чем, я по ночам искал эту тень по всему городу. После той трагедии город впервые оживился, появилась новая тема для обсуждения. Каждый, кто пришел в магазин, чтобы разговорить меня, узнать что-то, – вернулся ни с чем. Магазин был простым, цветы выглядели печальными, а я - очень старым: было очевидно, что я не способен совершить такое. В моих поврежденных, увядших цветах было что-то волшебное – видя, что не могут не купить, люди покупали их, и не расставались с цветком до полного увядания.

Я был уверен, что однажды утром пара, пришедшая ко мне в магазин за цветами, найдет меня мертвым среди цветов с оторванными листьями и бутонами. Это должно было произойти еще до того, как подметут осколки разбитой витрины того магазина. Так и случилось. У меня в спине торчит большой нож, я лежу в луже крови в своем магазине, где царит печаль. Людей, собравшихся из-за моего убийства, очаровал перемешанный с кровью аромат цветов в подвале. Когда тело перевернули, то всех поразило счастливое выражение моих глаз, как будто кто-то оказал мне большую услугу.

Меня похоронили рядом с ними – на аллее, как шехида. Меня оплакивал весь город, все цветы из магазина принесли на мою могилу. Я не мог пожелать себе лучшей смерти, потому что нашел то, что искал. Человек с красной тенью в тот день пришел в магазин – в руке он держал направленный на меня нож. Я давно ждал его…

После моей смерти в городе открылось множество цветочных магазинов. Постепенно люди вернулись к прежней жизни. Они обрели свободу и забылись. Если бы я жил дальше, это показалось бы мне странным. Но сейчас я все понимаю – о свободе ни на секунду не забывают лишь умершие. А живые люди продолжают свое существование, потому что позабыли о свободе. Если вы спросите о смерти, то большой разницы нет, только руки уже не трясутся…

(Перевод с азербайджанского – Арзу Раджабова)