Я приехал в субботу полубольной физически и совсем больной морально, Софья Александровна. Ни у кого не был и, вероятно, долго не буду, даже у Вас. Я простудился в дороге, отчасти у моря, от жарев и сквозных ветров -- и за город ехать вовсе не могу, если б даже и хотелось. А мне и не хочется никуда из дома; кроме того, есть еще остаток боли в щеке, в кости. Очень буду жалеть, что, вероятно, еще долго не увижу Вас. Я приехал вместе со Стасюлевичами, которым еще из Парижа и Булони писал, что рад буду увидеть их опять за границей, погулять и отдохнуть в Берлине и воротиться вместе. Так и сделалось все, кроме отдыха и гулянья в Берлине: я там мучился более недели нестерпимой болью в висках и зубах и сидел все дома.

Я много работал, почти все лето, до самого приезда в Булонь,1 где сырой, удушливый и жаркий воздух отнимал силу и бодрость. Надо бы было воротиться в Париж, там и тепло, и сухо, и писалось мне там, потому что никто не мешал. Но туда собирался ваш бывший друг,2 а мне встречаться с ним более не хотелось -- и я уехал.

У Вас 28 листов,3 да я еще написал листов 17. Если Вы по-прежнему дружески расположены к моему труду, то не возьмете ли продолжение к себе? Я вчера, для этой цели (т. е. в надежде, что возьмете благосклонно), передал листов 14 (с 29 по 43 включительно)4 Михаиле Матв<еевичу> Стасюлевичу в запечатанном пакете для вручения Вам.

Он все не решается беспокоить Вас приглашением к себе, а хотел побывать у Вас сам: но он по горло занят теперь и долго бы не исполнил этого. Поэтому я и взял на себя просить Вас, когда будете в городе, побывать у него (всякий день до 12 часов). Если у Вас переписано сколько-нибудь из прежних 28 листов, то я просил бы покорнейше запечатать переписанные тетради в пакет с надписью "для передачи" мне и отдать Стасюлевичу или завезти мимоездом и отдать моим людям. А черновые хранить запечатанными у себя, чтоб было два экземпляра в разных местах.

Первую часть мне также нужно бы (т. е. до отъезда Райского в деревню) иметь у себя, чтобы окончательно исправить, что нужно, и сдать Стасюлевичу для январской книжки,

Если б я мог в сентябре и октябре исправить всю первую половину, т. е. все, что было Вами прежде переписано, то отдал бы это Михаиле Матв<еевичу>, а сам уехал бы в Венецию или Ниццу или Флоренцию на всю зиму и весну (до будущей осени), чтобы окончить роман и отделать вторую половину к осени. Здесь я не могу: нужно воздуха и солнца -- я тогда только и чувствую, что живу, т. е. когда ясно и сухо в природе. Мне было хорошо в Киссингене, в Швальбахе и Париже.

А там было бы еще лучше. Это проект -- едва выполнимый, но не невозможный.

Стасюлевич перевод Ауэрбаха,5 кажется, Вам не дает. Автор посылает ему через час по ложке, и он, кажется, сам переводит или дает кому-нибудь из близких известных ему лиц. О Вас он проговаривался, что, вероятно, поручит Вам какую-нибудь постоянную, подходящую для Вас часть. Для этого, конечно, нужно, чтоб он немного хоть сам узнал Вас, а не по рекомендации только; я полагаю, что Вы и сами с ним прекратите Ваше обычное молчание.

У него прекрасная, добрая и живая жена: они хотят познакомиться с Вами -- Вы увидите, что там нет возможности и повода дичиться.

Есть у нее один из братьев,6 молодой человек, воротившийся из Италии. Он изучает искусство, т. е. теорию, любит литературу, между прочим итальянскую, -- и пишет разные статьи по части искусства в Вестник <Европы>. Я уже предупредил его, что он найдет в Вас полный ответ на любовь и знание итальянских писателей. Он очень молод и увлекается образцами всех искусств.

Вы, прошу Вас, не торопитесь для меня; не бросайте Ваших дел и не спешите нарочно в город только для того, чтоб отдать прежнее и взять новое. А если Вы сами имеете нужду быть в городе и если у Вас есть свободное от прочих дел время, тогда только и подумайте обо мне и о Стасюлевиче.

Прошу Вас поклониться Maman7 и Екатерине Александровне, а имениннику я вместе с этим пишу особо.

Ваш И. Г. 

Примечания:

Датируется по упоминанию "именинника" Александра Васильевича Никитенко (1805--1877). Именины приходились на пятницу 30 августа старого стиля.

1) 28 июля (9 августа) Гончаров выехал из Парижа в Вулонь. 9 (21) августа он собирался выехать из Булони в Берлин (см.: М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке, т. IV. СПб., 1912, с. 44, 48).

2) Видимо, имеется в виду Агр. Ник.

3) На 28-м листе завершается рукопись четвертой части "Обрыва".

4) Т. е. рукопись пятой части "Обрыва", включая 9-ю главу. На л. 49 гончаровской пагинации сохранились следы сургуча.

5) Имеется в виду роман немецкого писателя Бертольда Ауэрбаха (1812--1882) "Дача на Рейне". Печатался в "Вестнике Европы" в 1868--1869 гг. в переводе, выполненном (за исключением нескольких первых глав) С. А. Никитенко с рукописи. В "Вестнике Европы" (1869, No 12) последняя часть романа была напечатана с заметкой "От редакции", написанной М. М. Стасюлевичем по настоянию Гончарова (см.: М. М. Стасюлевич и его современники в их переписке, т. IV, с. 91). В ней выражалась признательность переводчице "за вполне добросовестное отношение к подлиннику, который нашел для себя в русском переводе возможно близкое изображение и толкование не только слов, но и мыслей автора, без так называемых переводных вольностей, которые облегчают труд переводчика, но удаляют на второй план -- автора". Гончаров резко отрицательно относился к этому произведению -- см. его письмо к С. А. Никитенко от 26 августа (7 сентября) 1870 г. (VIII, 432). В другом, неопубликованном письме к С. А. Никитенко (без даты, по-видимому от осени 1870 г.; сохранился лишь отрывок) он говорил о "Даче на Рейне": "...может быть, германская жизнь и верна в романе, но во всяком случае видно в ней мало поэзии. Рейн описан хорошо, но как-то все в общих чертах <...> Притом -- может быть -- я остаюсь слишком верен старым, основным понятиям об искусстве -- и недолюбливаю тенденциозных произведений, часто жертвующих поэзией интересу минуты или идеи <...> Впрочем, сколько я помню, и большинство сухо приняло это произведение. Заставить читать трактат под соусом романа нельзя: читателя не надуешь: он быстро приобретает сноровку пропускать, что нейдет к делу". Раздражение Гончарова вызывало и то, что роман "Дача на Рейне" печатался в "Вестнике Европы" параллельно с "Обрывом" и был, как и другие произведения Ауэрбаха, рекомендован читателям Тургеневым. "Еще никогда, -- писал последний, -- Ауэрбах не задавал себе более широкой задачи, не захватывал ее так глубоко и не исполнял ее с таким совершенством" (Вестник Европы, 1868, No 9, с. 10). В итоге своих размышлений Гончаров пришел к тому, что "Дача на Рейне" -- это "не что иное, как перенесенный на немецкую почву и переложенный на немецкие нравы" "Обрыв", чем и объясняются отдельные удачи романа Ауэрбаха (Сборник Российской Публичной библиотеки, т. И. Материалы и исследования, вып. 1. Пг., 1924, с. 70).

6) Брат Л. И. Стасюлевич, Утин Евгений Исаакович (1843--1894), -- либеральный адвокат, публицист и литературный критик; постоянный сотрудник "Вестника Европы".

7) Т. е. Никитенко Казимире Казимировне (ум. 1893).