Павел Банников. Плохие стихи 18+

Прогулка

старое здание морга

стало новым

зданием морга

на прежнее место вернулся

киоск ритуальных услуг

с неоновой вывеской [круглосуточно]

и приклеенной к стеклу распечаткой

[ксерокса нет]

владелец донерной

диверсифицировал бизнес —

вход в магазин турецкого трикотажа

украшает пугающая издали группа

манекенов-переростков:

застывшие валькирии с детьми

на женской стороне

и группа модных безруких —

на мужской

их с опаской оглядывают

полицейские, спешащие

на смену

бабушки, спешащие

на вечернюю службу

белые воротнички, спешащие

принять по двести коньяку

до открытия ночных клубов

в подвале у папы Эухенио

пиво, самогон и

неспешный разговор о

философии Пятигорского

первых изданиях Фёдорова

отличии авангарда от андеграунда и

смерти кинематографа

всё как всегда

хотя —

не всё:

вчера, наконец, завезли тёмное —

верный знак

наступившей осени

Новости

Морские котики

все чаще

насилуют пингвинов

на острове Марион

у побережья Антарктиды.

Происходящее на острове Марион —

единственный известный ученым случай

половых контактов между

животными различных классов

(млекопитающими и птицами).

Как говорят учёные:

Такое поведение становится

все более распространенным на острове —

дело в том, что морские котики способны

легко обучаться новым видам деятельности,

и, наблюдая за насилием над пингвинами,

начинают сами его практиковать.

Что касается причин этого явления, то

молодые морские котики,

неспособные пока завоевать себе гарем

из самок,

могут таким образом снимать сексуальное напряжение.

«Или на птицах легче практиковать навыки

совокупления. В общем, пока мы затрудняемся с ответом», —

рассказал зоолог Нико де Брюйн журналу Polar Biology.

Чатануга чучу

чучу-чучу… в голове — чатануга, в ушах — чет бейкер. дождаться поезда, вытащить наушники. оглядеться. принюхаться. титан, некрепкий чай, носки, калоши и китайское бельё, выглядывающее из-под розовых лосин (зелёные стринги deor) или штанов с лампасами (трусы colvin klein) — в коридоре.

базар-вокзал. вокзал-вагон: варёная курица, переваренные яйца и водка из-под выкидного столика (двухметровый проводник с лицом вертухая не дремлет). аксакал с нижней полки везёт сыну в столицу гостинец — килограммов двадцать говядины. то, что не баранина, ясно по лёгкому аромату коровника, не сбитому дегтярным мылом. аксакал заворачивает в ватку насвай и закидывает за губу, слегка прикрывает глаза, и будто напевает что-то, но из-за стука не разобрать. чучу-чучу…

чу уже проехали. там теперь короткая остановка (чуть дольше, чем в караганде) — только пива купить, да и то сомнительно, как привокзальные пирожки. базар-вокзал. вагон-ресторан: мест мало, но в плацкарте скучно, поэтому — водка и случайные знакомые. истории. выкрал жену из грозного. познакомился во время второй чеченской кампании. братья хотели убить, но отец не дал, узнав, что беременна. так и живём, ждём третьего. зачем-то стихи. базар-вокзал, слово за слово. обошлось без драки. спать.

чучу-чучу…

базар-вокзал. погост-мазар.

где-то между карагандой и астаной — посёлки: ни мечети, ни молельни, лишь граница, пролегающая между мёртвыми. возможно, подобная пролегала между живыми вдоль единственной на поселение крепкой грунтовой дороги (по которой, если знать, где свернуть, можно попасть в это место, где лишь ишим и железная дорога — источники жизни). может даже не место, а время. а может, — целый мир, где можно родиться и умереть. на эту мысль наводит девочка на полустанке, работающая семафором. она стоит на ветру и сигналит поездам: кто-нибудь! я здесь! здесь — существует для неё. но для проезжающих это лишь момент, её здесь останется где-то там, между карагандой и астаной, в череде безымянных, кажущихся случайными застроек. погост-мазар. вот и весь набор. чучу-чучу…

скоро пыщ остановки — точка назначения. нести мясо аксакала по переходу к зданию вокзала. думать о промежутке погост-мазар, вливаясь в базар-вокзал. радоваться квартире на правом берегу ишима, вечернему смогу, тёмному пиву и виски и сходству одной из улиц с рю де риволи. утром, под венгерскую рапсодию, осмотреть юные тела, в беспорядке лежащие на полу. ощупать пыщ обратного билета в кармане (как оберег).

ждать прибытия поезда.

Местночтимые

или, скажем, представить себе не этот год, а другой: там однокрылый дима терзает гитару одной рукой — не той, усохшей, а второй — подвижной — рукой

а другой рукой на гитаре играет другой: димин зять бескрылый (а может брат), бывший слесарь, а может, ещё какой оператор станка, может, и не бескрылый, но так говорят

все три пальца его порхают задорной «козой»

а у тебя — что с руками? налей давай! вот же, тут, стаканы. кончай микрофон, саня будет петь, на сухую не может он — наливай, браток, скорей наливай

санин голос разносится над рекой

и светла поляна и яств полна

и венок — над диминой головой

и как нимб — над зятем его — луна

Алексею Швабауэру, картина графитом, зафиксированная между мемориалом панфиловцам, памятником воинам-интернационалистам и домом офицеров

(пейзажная лирика)

в понедельник, когда в женеве

подписали протокол о присоединении казахстана к вто

в алматы не произошло ничего выходящего за рамки обычного

горожане разгребали

остатки селя, сошедшего давным-давно

(кажется, в прошлую пятницу)

почту, скопившуюся за уикенд

(мы так и не научились отдыхать)

помои, оставленные застройщиком у здания, запланированного под снос

(дабы сделать менее приятными митинги протестующих)

костя написал, что сменил сотового оператора

саша написал, что теперь читает книги через bookmate

две девушки и один парень вслух прокомментировали меня, проходя мимо:

— ого, кто-то ещё читает бумажные книги!

(это был киреевский степановой, что не имеет отношения к делу

но тебе хотя бы будет завидно)

растёкшиеся по лавочкам в аллеях парка мужчины смотрели

в экраны своих смартфонов, не обращая

внимания на максимально укороченные июлем шорты

плывущие сквозь марево

небольшая площадь между домом офицеров

мемориалом воинам-интернационалистам и другим

мемориалом, который давно пора переименовать

(если верить архивным документам)

была раскалена и почти пуста

лишь настойчиво лез под юбку

девушке на солнцепёке, явно ждущей мороженого

редкий нынче в наших краях

ветерок

Долгострой (песня)

саша саша — забор говорит

а потом забор кричит: САША!

а после шепчет: сашка, зачем?..

(за забором большая яма, справа от ямы проход)

бог любит тебя! — говорит забор, — (закрашено) — вор!

забор утверждает бытие фёдора и елены

информирует: строительство ведёт

(далее неразборчиво)

а ты проезжаешь мимо забора

в такси с безногим шофёром

его напарник — дистрофик печальный

не может найти тебе сдачу

тебе всего лишь хотелось доехать

до места где время зарплаты

а тут вдруг забор, как вечная память

фёдору, саше и лене

Звездам числа

открылась бездна

и, в общем-то, бездна как бездна

и странно видеть в ней что-либо ещё

звёзды там, скажем

или ещё какие исчисляемые

(свиная тихая колхида

как паровой утюг молчанья

как сладкий запах кипариса)

а всё-таки хочется

задать звездам числа

хочется-то как

а?

Декабрь (рождественский романс)

декабрь водит

по лицам автомобильной сажей

водит меня пешком по улицам нечищеным тротуарам заново вводит

в активный лексикон слова этнокультурный мизогиния трансфобия

девальвация сепаратизм дефолт постмодерн междисциплинарный

авторское сознание социальный заказ нео—

модернизм консерватизм —изм —изм подчеркнуть

нужное на фоне казахстанского бидермайера

отрицание гнев торг депрессия принятие постоянная

недоговорённость постоянное договаривание

терминов переваривание

происходящего и происходящих растворяющихся

в смоге на расстоянии прикосновения

водит

меня по улицам неузнаваемым

изменившимся когда-то в отсутствие этого тела этих

рук и ног сейчас увязающих в каше из снега первого

пороха и обёрток ведёт сквозь толпу

семенящую в моллы уткнувшись в дорогу — ведёт неизменно

к вам —

которым эти душа и тело и все сомнительные

их проявления ласка внимание крик невротические

состояния заразительные словно смех

упавшего в первый снег ребёнка

неотвеченные звонки, письма и комментарии

внезапные настойчивые звонки, комментарии и письма

и тёмное пиво моё и светлое пиво моё и хлеб и вода и вино

и совершенно невыносимые необратимые полуночные

разговоры где каждое слово или прикосновение оставляет

след светлую звёздочку по которой

хоть как-то можно сориентироваться

в наступающем

наступающем

Опубликовано в журнале «Новый Мир», номер 12, 2015

Фото: Жанары Каримовой​