На фоне удивительных самородков и импровизаторов, которыми изобилует казахская поэзия творчество Жумекена Нажимеденова представляется, на первый взгляд, более скромным и замкнутым. Но это только на первый взгляд. Происходит это оттого, что Жумекен не боится погружать читателя в глубины мысли, не стремится к быстродействующим эффектам, завораживая напором авторского речитатива, в котором бурлят история и современность, культура мировая и национальная. Нажимеденов любит контексты и подтексты, заранее беря на себя роль интерпретатора, «вытаскивающего» из самых обычных вещей неожиданные смысли и оттенки. Он любит работать постепенно, изо дня в день, каждый раз осваивая новые блоки тем и событий. Вот эта попытка всестороннего проговаривания любой счастливо обретенной мысли делает Нажимеденова автором по-спортивному собранным и по-военному дисциплинированным в деле катализации и каталогизации бытия.
Мамардашвили писал о том, что задача философии – дать человеку собраться и быть в нужный момент готовым для ответственного поступка. Таким поступком для Нажимеденова стала задача собирания в единое целое почти всех интенций казахской поэзии, начиная от фольклорных, включая Абая, Касыма Аманжолова, а также полемику с коллегами по перу из своего поколения. Кроме того, поэт понимал, что современной казахской поэзии нужно единство традиции и модерна, т. е. способность традиции расти за счет вбирания нового. Для Жумекена мало соприкоснуться с чужим, он должен взять в нем самое лучшее, переработать и сделать своим. Эта тенденция особо хорошо чувствуется в работе с античным материалом, в частности с персонажами греческой мифологии. Там мы хоть и встречаем знакомые имена Зевса, Нарцисса, Аполлона, автор меньше всего занят пересказом сюжета, его занимает возможность иронической интерпретации мифологических конфликтов и событий. Вследствие этого известные всему миру персонажи успешно казахизируются и адаптируются к неповторимому тонусу национального мировосприятия. В принципе, так, наверное, и должно идти приобщение нации к разнообразным материалам мировой эстетической мысли. Наряду с этим Жумекен указывает и другой путь вхождения в мировые культурные контексты – это помещение легендарного архаического персонажа в современную ситуацию или в иное культурное окружение.
Такая, к примеру, сюрреалистическая ситуация возникает в поэме «Алдар-Косе, или диалоги». Не слишком большая по объему, но очень динамичная в своем развертывании, эта остро-социальная вещица пытается понять, что же случилось с современными казахами, которые, с полуфольклорного состояния попав под жесткий пресс советской тоталитарной системы, преуспели только в лженаучности и бюрократии. Доходит до того, что главному герою, легендарному обманщику, нет места ни в том, ни в этом мире и потому приходится обратно исчезнуть в мифе. Миф оказывается подлинней тотально изолгавшейся действительности. Вот вам образчик мастерского отношения и к реальности, и к виртуальному.
В целом можно сказать, что Жумекен сумел самоустраниться из времени, в котором жил, превратив его в анекдот и скабрезность. Это говорит о том, что он работал в модернистской парадигме и благодаря этому поднял казахскую поэзию на новую высоту.
Ауэзхан Кодар
