Сегодня день рождения у
Никто не пишет литературу для гордости, она рождается от характера, она также выполняет потребности нации...
Ахмет Байтурсынов
Главная
Спецпроекты
Переводы
Марусе Тарасенко от 30 апреля 1923

15.02.2016 1435

Марусе Тарасенко от 30 апреля 1923

Автор: adebiportal.kz


Я уже совсем большой, многое во мне переменилось. Одно осталось по-прежнему. Я люблю Вас, моя дорогая нежная милая девочка. Ваше письмо заставило меня расплакаться. Я слишком долго напрягался, я ждал его целую неделю. Я не сдержался, не мог этого сделать и плакал. Простите меня за это. В самом начале августа я приеду. Я знаю себя и знаю тебя. Мы оба не умеем любить, если это так больно выходит. Но мы научимся.

Вы мне пишете, будто я хочу от Вас письма, в котором Вы скажете, что не любите меня. Неправда. Я не хочу таких писем. Не хочу и не хочу. Я думаю только о тебе, девочка. Об интонациях твоего голоса, о фиолетовом платье и знаю одно, только одно. Когда я тебя увижу. В последний месяц я уже ничего не делал, только думал о тебе. Так много, с таким волнением, что когда прочел твое нехорошее письмо, то взбесился. Это было открытое издевательство. Я был возмущен. Как смели написать мне такое письмо! Оно меня больно задело. Потом мне сказали о тебе. Очень мало, очень неясно. Даже уверяя меня в том, что ты меня любишь. Кажется — вот что мне сказали.

И я сорвался. Я пишу тебе это не за тем, чтобы повторить упреки. Ведь я уже сказал, что плакал от твоего письма. Просто я хочу тебе объяснить, как было. В темноте я шел сначала по Архангельскому, потом по Кривоколенному, я кружился по этим переулкам, шел и поворачивал. Пришел поздно и писал. Если захочу, то могу тебя оставить. Но разве я этого хочу. Что же мне тогда останется. Кто останется для меня. Маруся, если бы я мог тебя увидеть. Но сейчас нельзя, как бы я этого ни хотел. Это первый залог верности, если я приеду только в августе. Не надо истерики. Не надо больше срываться. Нас ничто не разделит. Не надо бояться. Одно я знаю теперь только — Ты моя. Я никому тебя не отдам.

Прости меня за то бешеное письмо. Или нет, не прощай. Я не мог иначе.

Я беспокоюсь о тебе. Это письмо будет идти долго. Все, что я пишу, это не то. Мне надо тебя увидеть. Это будет, и это так много, что временами я этому даже не верю. Значит, я тебя увижу. И комнату, где Генрих VIII и твой портрет с худыми, вызывающими нежность руками. Я войду, и ты будешь сидеть на диване. Да, моя девочка? Маруся, милый, нежный ребенок.

Я читал твое письмо уже три раза. А я получил его только час назад. Там много горьких мне слов. Я заслужил их, наверно. Не может быть иначе, раз ты это пишешь. Я очень взволнован. Я не могу писать длинных писем, и все равно, сколько бы я ни написал, сейчас я не смогу написать всего, что я о тебе думаю.

Маруся, какая это было неделя. Мне сразу стало скучно все и противно. Я колебался, верил, не верил, опять верил.

Маруся, пойми — я и все, что во мне — это твое. Твое, понимаешь, только твое и ничье больше. Я заставил тебя страдать, тебе нехорошо из-за меня. А я так хочу, чтобы тебе было хорошо. Ты права, я сделал много дурного. И, несмотря на все это, ты меня любишь. Мой мальчик. Я не знаю, что пишу. Я больше никогда не посмею сомневаться в тебе. Маруся, я никогда не относился к твоим письмам нехорошо. Ты боишься показаться смешной. Этого не может быть. Не может быть, и никогда не было, и никогда не будет. Не думай, что своим письмом ты унизилась. Этого тоже не может быть. Как и перед кем моя Маруся может унизиться? Передо мной? А что я такое на виду тебя? Я тебя еще не заслужил. Неужели ты думаешь, что я тебя не люблю. Не надо так думать. Не надо. Не надо.

Что мне Москва? Это ничего, это только чтобы заслужить тебя. Только.

Три месяца. 90 дней и 90 ночей. А потом я тебя увижу. Тогда все. Будем ждать, девочка. Надо ждать. Мы никогда не хотели ждать. Хотели всего сразу. И любви, и ссор, и примирений, и встречи, и разлуки. А всего сразу нельзя. Ты неспокойна, и я неспокоен. Я вижу, что сделал. Боже мой, простит ли она мне когда-нибудь? Маруся. Маруся. Мне нехорошо от того, что тебе нехорошо. Как тебе, верно, скучно! Девочка моя, мой ребенок, дорогой детеныш, Маруся. Ну не надо, девочка. Надо быть спокойным, я знаю. Что же мне делать. Что!

Мне мучительно больно за тебя. Что ты сейчас делаешь. Я тебе верю во всем. Во всем. Всегда.

Я никому тебя не отдам. Я никуда от тебя не уйду. Мне трудно писать. Каким именем тебя назвать.

Если бы мог тебя увидеть, чтобы тебе и мне стало легче. Я сильно тебя люблю.

Я волнуюсь и писать не могу.

Я напишу еще завтра и еще.

Я буду писать часто, очень часто.

Целую Вас, моя девочка.


Иля