Мир Сергея Ивановича Калмыкова (Продолжение)

Итак, в свои семнадцать лет я уже ходил по Москве, по Кремлю, по Лубянской площади, мимо Университета Румянцевского Музея, по Москворечью, мимо Большого театра… Посещал Третьяковскую галлерею. Ездил в Печеровско-Разумовское, писал там свои этюды и ходил по Арбату…

А жил на Волхонке почти наискосок от Румнцевского музея! (…) Когда я приехал в Москву, то все рылся в книгах по магазинам. Я уже перерыл все книги по искусству в Оренбургской городской библиотеке и в библиотеке гимназии.

В 1910 году С.И. Калмыков перебрался в Петербург, где посещал школу искусств Елизаветы Николаевны Званцевой, где в то время преподавали Мстислав Валерианович Добужинский, леон Бакст и Кузьма Сергеевич Петров-Водкин.

«Люди не понимают искусств! Обязательно хотят получать деньги за каждую работу, чтобы каждая была пристроена непременно в газету или на выставку, а дело не так просто!

И не для выставки я работаю. Я никого не хочу учить, я сам хочу учиться и изображать!

Учит других тот, кто сам ничего не знает и не умеет.

Мне некогда кого-то учить.

Я сам хочу научиться видеть, понимать, разбираться досконально в том, что передо мной! И что внутри меня! Для меня интересно – схватить на лету трудно уловимое, - тренировать глаз, - приобретать навык точных и быстрых реакций на линии, на цвет, которые с трудом даются».

«Европа и Азия, мои прародители, предки, мои путешествия, различные влияния, мои первые впечатления».

«Не всякий ученый европеец может похвалиться тем, что первые его впечатления были самаркандскими-азиатскими или полуазиатскими, как были у меня в Оренбурге!

Оренбург ведь не Азия и не Европа. И сам я не азиат и не европеец:

Калмыков может быть из калмыков. Калмыки обитали у Каспийского моря. Может быть мои предки по отцу из прикаспийских равнин, а может быть даже из закаспийских краев. Может быть из самой Вавилонии.

Вот было бы хорошо, если было бы так! Мне хотелось бы, чтобы отдаленные предки мои были вавилонянами.

А по матери я Тухтин! Род Тухтиных старообрядческий, великоросский. Что такое тухта, что такое значит Т у х т и н? – Не знаю. Тоже какое-то не то татарское, не то китайское слово!

А отец был отчасти украинцем из города Чугуева, из города Кременчуга; его мать не умела говорить по-русски – только по-хохлацки. Но я не знаю своих предков. А жаль! Кто они? Они ведь живут во мне. Я сам себя не понимаю (…)

Я стараюсь проникнуть в глубину причин – в самого себя. Восток и Запад мне одинаково нравятся. Конечно, я не только азиат, я русский; европейско-русского во мне очень много.

Я видел европейскую Россию взрослым. Я ездил много раз и в Петербург, и в Москву. Я видел Киев и дальше Киева ездил до границы с Австрией. Был в Казани, Самаре, Саратове. Был в Петрограде, в Озерках на финлядской дороге и под Москвой. Жил на хуторе Мишкина пристань близ деревни Ольховка, в Царицинском уезде в Саратовской губернии. Был в Камышине. Ездил по Волге и по железной дороге. Был в Илецкой защите (…) Бенвенуто Челлини может быть не столько исколесил земли, сколько я. Но он ходил пешком, мне приходилось из города в город лишь переезжать в вагонах или каютах! Это не то !Это гораздо хуже, поверхностей, чем медленно идти или ехать верхом. Но там, где я жил, я много медленно ходил. Мои ноги исходили тысячи верст в России».

Что здесь логика и где интуиция? В Европе или в Азии? Но почему же только Азия и Европа?! Почему не Африка, Америка, Австралия?

Ах!.. Потому что они все-таки ближе к нам!!???

В 1932 году в Оренбурге – Четвертая выставка картин АХР. Принимали участие художники Н. Ледяев, С. Калмыков, О. Мехед, Татаржинский Ольшевский, Петунин, Востриков и др.

«Картины Калмыкова вне времени и пространства, не имеют Человеческого смысла» (…)

«Калмыков – это второй Маяковский, которого многие совсем не понимают»…

«Окаменевший формалист, Вертинский от живописи» (…)

«Рисует по-новому методу искусства и производит хорошее впечатление. Вот ели б с Вашей стороны было объяснение картин Калмыкова» (…)

«Наобум и наугад с закрытыми глазами нельзя стрелять по дичи, то есть конечно, можно, только нет никакого смысла (…)

Я и не пытаюсь. Я привык бить по цели только наверняка».

Из книги «Алаш Мирас (Народное Наследие)»