Валерий Карибжанов. Прививки

Зульфия знала, что в самом начале сентября, когда родители в последний раз вдыхают полной грудью, чтобы с достоинством продержаться очередной учебный год, в каждой школе города проводят плановую иммунопрофилактику. Начинают, как обычно, с пробы Манту, страхуя себя от эпидемии туберкулёза на ближайшие несколько месяцев, и далее проходятся по национальному календарю прививок. Выяснить точную дату первой вакцинации не составляло особого труда. Нужно было лишь зайти в школу и спросить об этом у охранника. Шестого сентября. Отлично. В этот день она должна была сделать то, что давно собиралась. Никаких специальных приготовлений не требовалось. Никаких париков, никакого грима – видеонаблюдение в школе отсутствовало. А охрана если и знала кого-то из родителей, то только самых активных членов родительского комитета. Зульфия старалась не думать о последствиях своего поступка и о том, будет ли Аллах на её стороне в день суда. Сейчас её заботил только собственный ребёнок, любимый и желанный, но уже третью неделю подключённый к аппарату искусственного кровообращения. И только такой безумный шаг мог спасти её маленького Амира от смерти, до которой оставались считанные дни.

Шестого сентября ближе к девяти часам утра невысокого роста женщина с чёрными как смоль густыми волосами, собранными на затылке в пучок, припарковала свою старенькую Ауди на стоянке позади школы и направилась к парадному входу. Большие карие глаза без каких-либо следов макияжа, под которыми виднелись тёмные синяки, выражали невыносимую боль и усталость. С каждым шагом, приближающим женщину к единственной возможности спасти сына, сердце билось чаще, но под просторным длинным платьем серого цвета, больше напоминающем балахон, с накинутым на плечи платком, этого не видел никто. Свой несложный выбор Зульфия остановила на гимназии в самом центре города, по которому люди с раннего утра до позднего вечера шли непрерывным потоком, не обращая внимания на происходящее вокруг. Она по-прежнему не мучилась угрызениями совести, но была уверена, что чувство раскаяния придёт позже, уже после содеянного. В эти минуты любые попытки отказаться от задуманного и сомнения в правильности своих намерений она глушила мыслями о больном сыне, его мучениях и осознании, что его смерть она не переживёт. Зульфия подошла к входу, у которого сегодня родителей было больше, чем в последние несколько дней – видимо, пришли отцы и матери, мечтающие своими глазами увидеть процедуру взятия пробы Манту или, напротив, желающие отказаться от любых навязываемых Минздравом прививок. Протиснувшись между мамами, горячо обсуждавшими современную и, по их мнению, абсолютно неэффективную программу обучения, Зульфия открыла тяжелую металлическую дверь и вошла в прохладный вестибюль школы, где её встретил охранник.

– Меня попросили зайти в медицинский кабинет, чтобы написать отказ от прививок, – произнесла она заготовленную фразу, стараясь унять подкатившую дрожь.

– Да, конечно, до конца по коридору, затем по лестнице на второй этаж. Там увидите, – ответил охранник, не предполагающий, что в эту секунду своими словами и действиями решает судьбу сразу нескольких человек.

– Спасибо, – Зульфия старалась держаться спокойно, хотя волнение усиливалось. Она сделала, как сказал охранник. Прошла по коридору до конца, поднялась по лестнице и, оказавшись на втором этаже, поняла, какой из кабинетов медицинский, по выстроившимся возле него школьникам. Плавно влилась в толпу взрослых, среди которых были и родители, и учителя, и стала наблюдать. Ещё был шанс отказаться, развернуться и уйти тем же путём, чтобы продолжить борьбу за жизнь сына другими средствами, но она не могла – не для скорой смерти она рожала и воспитывала своего ласкового и нежного Амирчика без мужа, который бросил их, когда узнал, что у сына на третьем году жизни обнаружили дилатационную кардиомиопатию, и прогрессирующее развитие сердечной недостаточности однажды приведёт к летальному исходу. «Зачем воспитывать ребёнка, если он все равно умрёт? Зачем жить с женщиной, которая не может родить мне здорового сына?» – сказал он вместо прощания, собрал вещи и уехал к матери, оставив их на съемной квартире с кучей долгов. С той поры она всё чаще задавалась вопросами о бренности жизни, о том, почему жизнь так несправедлива и почему именно ей выпала участь матери умирающего ребёнка. И всё же Зульфия не хотела сдаваться. Она была уверена, что любой недуг можно излечить, готова была жить и работать ради здоровья Амира. Она искала лекарства и врачей, которые смогли бы поставить на ноги её маленького мальчика. И через несколько лет нашла – частную клинику, которая за сущие копейки, в качестве пробной операции, согласилась провести трансплантацию сердца. Но нужен был донор.

– Что попало! – кто-то в толпе прервал её размышления. – Зачем ставить манту, если в мае уже ставили?

– Сказали, что манту можно ставить каждые три месяца, потому что мы живем в такой стране, где в любой момент можно заразиться туберкулёзом.

– Где заразиться? Мы же по тюрьмам не ходим.

– Зато у нас беженцев больше, чем где бы то ни было.

– Кто такое сказал?

– Врачи сказали.

– Я ж говорю, что попало.

«Пока эти мамаши здесь, ничего не получится, – подумала Зульфия, – подожду, наверняка они скоро разойдутся». И она была права. Одна из сомневающихся родительниц после обсуждения значимости пробы Манту вышла из кабинета и прилюдно объявила, что переживать не стоит и можно смело расходиться, с детьми всё будет в порядке.

– Давайте, девочки, не будем мешать. Одной манту больше, одной меньше. Расходитесь.

После этих слов мамы затихли и стали постепенно покидать коридор второго этажа. Уже через несколько минут перед медицинским кабинетом остались лишь дети, парочка родителей-отказников и один классный руководитель.

«Теперь проще, – успокоилась Зульфия, – Этих волнует только вред от прививок, а классная за всеми не углядит».

Между тем очередь из первоклассников медленно продвигалась. Большинство детей заходили в кабинет с серьезными лицами, убежденные родителями в необходимости не болючих, но очень важных для здоровья прививок, а выбегали смеясь и улыбаясь, разнося на весь этаж весть о том, что им совсем не было больно. Но были и те дети, которым шприцы и иголки казались страшнее любого монстра из ночных кошмаров. Они всхлипывали и плакали навзрыд, прятались за дверью и вжимались в углы, просили не ставить им уколы и умоляли отпустить. Однако врачи давно привыкли к такой реакции детей и, если уговорить не удавалось, затаскивали их силой, сажали на кушетку и, удерживая с двух сторон, без излишнего участия вкалывали туберкулин в маленькие детские ручки. Иногда им на помощь приходил классный руководитель:

– Ты что?! Как можно отказываться? Если врач говорит надо, значит, надо. Это же для твоего блага делается.

– Я боюсь, – сквозь слёзы отвечал ребёнок, – не надо мне ничего колоть.

– Не бойся, – настаивала учитель, – это совсем не больно. И с этими словами подталкивала ученика к кабинету.

«Врачи, вот вам новая жертва, – додумала за учителя Зульфия. – Кажется, пора».

Она подошла к мальчику, который безуспешно пытался скрыться за дверью кабинета, и присела рядом. Он до боли напомнил ей Амира – такие же волнистые тёмные волосы, такой же аккуратный носик и тонкие губы. Она вдруг подумала, что они одного роста и могли бы стать друзьями, если бы не эта проклятая болезнь.

– Боишься прививок? – спросила она сочувствующе.

– Да-а-а, мне бо-о-льно будет, – заливался слезами ребёнок.

– А врачи хотят насильно поставить тебе прививку?

– Да-а-а.

– А твоя мама знает об этом?

– Не-е-е-т. – продолжал плакать мальчик. Совсем как Амир, когда его впервые забирали в больницу на обследование.

– Знаешь, что? Мне кажется, мы должны пойти к твоей маме и всё рассказать. Я уверена, она не позволит причинить тебе боль.

– Ма-а-ма на-а ра-а-бо-о-те.

– Я знаю, но мы поедем к ней прямо на работу и поговорим с ней. Согласен? Я тоже не хочу, чтобы тебе ставили прививку и делали больно.

– Да-а-а, согла-а-сен.

– Ну, пойдем.

Зульфия взяла мальчика за руку и, время от времени повторяя фразы «не бойся», «мама с ними разберётся» и «никому нельзя ставить прививки просто так», вела его по лестнице вниз, а затем по коридору из дальнего конца в вестибюль школы. Раздался звонок и двери всех кабинетов открылись почти в унисон. Школьники постарше вываливались в коридоры, как пойманная сельдь из сети на палубу рыбацкой шхуны, школьники младших классов выходили неровным строем, поддерживаемым преподавателем.

Перед самым выходом она пригнулась к его уху и шёпотом спросила:

– Как тебя зовут?

– Алихан.

– А меня – тётя Зульфия.

Она открыла уже знакомую тяжёлую металлическую дверь парадного входа и вышла на улицу, освящённую ярким сентябрьским солнцем. Родителей было меньше и они не обратили ни малейшего внимания на молодую женщину и маленького школьника с зарёванным лицом.

Они прошли по широкому тротуару и свернули на узкую улочку, ведущую к стоянке. Её догадки были верны. Никому не было дела до женщины с первоклашкой. Он не сопротивлялся, она не тащила. Со стороны они смотрелись как любящая, но уставшая мама, расширяющая кругозор своего сына рассказами о разнообразии прививок, и чем-то расстроенный, но спокойно внимающий своей матери школьник. Они дошли до машины, и Зульфия открыла заднюю дверь: «Забирайся. Поедем к маме, она им всем покажет». Не догадываясь об истинных намерениях тёти Зульфии, Алихан устроился на заднем сиденье и увидел мягкую игрушку ярко жёлтого цвета, торчащую из кармана впереди стоящего кресла.

– О! Миньон! – обрадованно воскликнул Алихан.

– Бери, он твой, – улыбаясь, ответила Зульфия. Она знала, что этой игрушкой в дороге сможет отвлечь ребёнка от мыслей о маме, и потому заранее купила её в подземном переходе. – Он даже звуки умеет издавать. Поищи там кнопку.

Алихан начал с интересом крутить в руках неожиданный подарок, а Зульфия закрыла дверь, обошла машину, села за руль и, повернув ключ в замке зажигания, тронулась на встречу новой жизни Амира.

(с) Карибжанов В.О.

14 сентября 2016 года

Послесловие

К моему большому счастью, этот рассказ, в отличие от некоторых других моих историй, не был написан на основе реальных событий, а все имена, персонажи и события явились плодом моего воображения (за исключением дня взятия пробы Манту, на которой я присутствовал и в течение продолжительного времени наблюдал за происходящим в медкабинете и рядом с ним). Более того, ни одна частная клиника Алматы, да и всех других городов Казахстана, не будет проводить операцию по пересадке сердца в качестве эксперимента, при этом выбрав донором живого ребёнка. По крайней мере я на это искренне надеюсь. Однако ситуация с пропажей детей в нашей стране с каждым годом становится трагичнее, всё больше детишек исчезают бесследно, несмотря на меры, предпринимаемые правоохранительными органами, администрацией города и руководством общественных заведений: проводятся профилактические беседы, нанимаются охранные агентства, устанавливаются системы видеонаблюдения. Этим рассказом я хотел показать, насколько, к сожалению, легко движимые самыми разными чувствами и мотивами люди без особых мук и угрызений совести способны увести чужого ребёнка в известном только им направлении. И лишь правильные действия родителей, их постоянные разговоры с детьми о том, как вести себя при встрече с незнакомым человеком, смогут предотвратить самую страшную трагедию любой семьи.