Жизнь подороже чем полушка

Приглашаем вас посетить поэтический вечер Ербола Жумагула "Салам, молекула!", который состоится 23 августа в Астане (арт-пространство TSE). А так же предлагаем прочитать стихотворения из книги "Трюк драматюрка".

***

жизнь подороже чем полушка

и не дешевле чем петля

кукует времени кукушка

в прохладной чаще бытия

то вправо следую то влево

то отдыхаю замерев

луны проглядывает вера

сквозь ветви будничных дерев

дрожит пейзажем над окрестным

полночной молнии недуг

гроза заходится оркестром

и дождь солирует вокруг

сегодня здесь а завтра с кем-то

кручусь повсюду как и все

как ворошиловская стрелка

и белка в быстром колесе

судьба коварна и спесива

но любит знающих в ней толк

большое Господи спасибо

за каждый воздуха глоток

сомненьем ум не истязая

я нарезаю здесь круги

во тьму столетий исчезая

со светлым компасом в груди

***

июльский дождь картавит ввечеру:

я обхожу плоды его стараний,

где солнца диск похож на ветчину

на бутерброде тьмы потусторонней.

куда глаза шагающий глядят,

кусаю папиросу понапрасну,

поскольку здесь отыщется навряд,

кто никогда не дергал по напасу.

усердствуя в природе не навек –

как не суметь иному ротозею,

я поднимаю карие наверх,

но не смотрю на небо. а глазею.

спешат стада на пасмурный убой,

листва шумит, и, воздух отравляя,

автомобилей рядом визг и вой,

и ржавый бок забитого трамвая.

в трамвае жмутся мнеизвестно кто,

кто тоже жив, чтоб умереть исправно;

и тем хана, кто лыбится в окно,

и этим, кто не лыбится, подавно.

и мне каюк, как ни вилять тропе,

но чем бы смерть в подмышках не воняла,

я – самый дальний родственник толпе,

и финалгон припрятал для финала!

неистовей мелодия в башке,

прострелянной свинцовыми ветрами.

что наша жизнь? ученый кот в мешке

и память об увиденном бедламе.

чем дольше путь, тем скука не новей,

хоть сукой будь какой или пророком...

мгла голодна – в ожогах фонарей,

трамвай гремит костьми за поворотом.

***

на фронтах войны за правду
называя падлой падлу
возле прочих миллионов не особо различим
я иду слегка блуждая
невзначайно наблюдая
нуворишек нуротанго в силу праздничных причин

правый берег левый берег
тут арман а рядом берик
гуля с таней и гузеля все приехали сюда
берег левый берег правый
здесь дворец вон там хибары
настной пятничной погодой окружает нас среда

такова картина рядом
массам стол стволы нарядам
впереди особо важно и неважно позади
справа разно слева всяко
не найти того что свято
хоть рабочую кухарку в кресло хана посади

знать гудит массовка пляшет
белизна элитных ляжек
льется музыка эпохи в репродукторную мглу
косячок спешит по кругу
некто тискает подругу
котакбасы бьют мамбетов недалеком на углу

продолжайся пышный праздник
тот зовет а эта дразнит
нет спасибо дорогая мне сегодня не туда
этим разом потому что
мне с самим собой не скучно
ибо с умным человеком мне не скучно никогда

вот луны сочится дыня
дорога в груди гордыня
пусть неверно вероятно обладателям гордынь
гладь вечернего ишима
ничего неразрешимо
но поет о стылых звездах напряженная гортань

***

не предаваясь излишним деталям

я огорчаюсь вполне

горько звучит что рожденный летален

ползая местной во мгле

ум посвящая бумагомаранью

ноги гоняя к мячу

с каждой секундой учусь умиранью

и расставанья учу

ну а пока еще носит сырая

матерь япона ети

я как умею свой путь сумырая

буду стараться идти

в баке души до хрена керосина

разве что на кураже

в горле сушняк в голове хиросима

и рассветает уже

если здоровье дышать разрешает

воздуха сладок шербет

быт приземляет а труд возвышает

время ломает хребет

пышных дерев августеющий шорох

ветер то громок то нем

чешется горло в глагольных ожогах

в трезвенных язвах фонем

вот и бубню в одиночестве стоя

в мыслях имея лишь то

что я Творцу то есть Господу кто я

некто или ничто

***

Покуда верх неверным светом пышет,

я есть вон тот поспешный человек,

следов чей почерк шаркает и пишет

в сырой листвы толстовский черновик.

Люба нутру существовать халтура,

когда кругом такая благодать:

бетон пейзажа, гор архитектура,

деревьев терракотовая рать.

Гонцы от Каскелена Капшагаю –

стремглав на юг сквозь ветви облака,

Шагалом под которыми шагаю,

мгновенный сын вселенского полка.

Мне бытие понятно без ста грамма:

от желтоксана и до караши

летят года, лишенные стоп-крана.

Все хорошо и все мы хороши.

Отброс коньков у всех кто докатался

и смертный лед дождался расколоть…

Господь капут, как Ницше догадался;

и был неправ, поскольку жив Господь.

Я жив как жив и лишь Ему подсуден,

старательно грызя карандаши,

о том, как век мой скуден и паскуден,

но нет обид за пазухой души.

Любить и петь отпущено пока мне –

над буквами заветными сопя,

галерный раб, кажинный день по капле

я вдавливаю Чехова в себя.

***

Вот тишина, знакомая до боли;

она о том, как, медленно стеля,

долгим долги усердные дороги

в пространство настоящего себя.

В брошюре жизни - вечера закладка,

пуста души раскинутая степь.

Я счастлив здесь, покуда жизнь - загадка

и трудный шанс достойно встретить смерть.

Закат ума - к сердечному рассвету.

Как написали: многая печаль,

пока горит (других Творцов раз нету)

на лбу вселенной Господа печать.

Как бы мозги об этом ни слагали,

не существует в мире языка,

чтобы суметь подробными словами,

какая плещет в сердце музыка.

В любой момент, в котором смерть отлога,

живу и неизменно сознаю:

что все – любовь и дивный дар от Бога,

что как и все – из света состою.

О МОРЕ

М.С.

Кто я есть в окрестном бля-миноре,
певчим покаяньем окаян?
Муравей, который выпил море
и мечтает выпить океан.

Берега не путал утром дивным,
в дом ночной чужого не волок,
ну, а львам окрестным муравьиным
был я страшный муравьиный волк.

Седина усы мои окрасит,
может быть, умерю пыл и прыть
(как сказал один унылый классик:
«Жизнь прожить – не море переплыть»).

Но сей час – не усидеть без дела,
хоть под солнцем, красным, как мозоль,
душу насекомую изъела
мне морская до-ре-ми-фа-соль.

Протрубят: уже, возможно, скоро.
И тогда – привет, тебе, привет! –
лягут в землю – фауна и флора,
да и весь наш ветхий зоовет.

А пока – любовь моя не спета,
и живет, как будто навсегда,
жмуравейник; до отключки света,
в ожиданьи страшного: «Сюда»!